Эйб рылся в кипе бумаг, записных книжек и папок.
— Кажется, ты занят, старина?
— Я совершенно выбился из сил, уничтожая всякие компрометирующие материалы.
— Великий страх одолевает?
— Осторожность никогда не мешает, особенно если ты «persona non grata».
— Ну и работенка!
— Уничтожаю все подряд. Если они придут с обыском, они ни черта не найдут. Протоколы, резолюции, брошюры.
— Понимаю.
— Я даже не подозревал, что у меня так много документов. Пожалуй, надо немного отдохнуть.
Он опустился в кресло в полном изнеможении.
— Закуривай, — предложил Эндрю.
— Сейчас не хочу, спасибо. Дай сначала отдышаться. Я уже не так молод.
— Вот она, старость-то.
— У меня уйма новостей для тебя. Сегодня они были в школе.
— Кто?
— Три сыщика.
— Приходили за нами?
— Ты не ошибся. Я в это время занимался в лаборатории. Очевидно, они вошли в канцелярию в головных уборах, и Де Ягер всыпал им как следует.
— Это на него похоже.
— Мне рассказал Альтман, он присутствовал при этом. Затем они пожелали видеть Дрейера и Хэнсло. Де Ягер ответил, что таких нет. У него в штате числятся мистер Дрейер и мистер Хэнсло.
— Какой молодец!
— Де Ягер спросил, зачем они изволили пожаловать, но те отказались отвечать, и тогда Де Ягер демонстративно вышел из канцелярии. Альтман говорит, что они ушли злые, как собаки.
— Де Ягеру, наверно, нелегко было отважиться на такой шаг. Теперь он скомпрометировал себя. Знаешь, я всегда считал, что он стоит вне политики, типичный директор школы. Могу себе представить, как бы повел себя ван Блерк в подобных обстоятельствах.
— Старик передал через Альтмана записку, в которой объяснил, что произошло, и просил меня взять отпуск по болезни. Я сразу же ушел из школы и к двенадцати был уже дома.
— Но разве здесь они тебя не найдут?
— Пусть находят. Я не собираюсь так легко даться им в руки, но, разумеется, и не собираюсь впадать в панику. Думаю, что я уйду отсюда, но уйду тогда, когда буду готов к этому.
— А что дальше?
— Перед тем как мне уйти из школы, Альтман предложил нам с тобой убежище на случай, если в этом возникнет потребность. Ты ведь знаешь, что он живет возле Лотосовой реки.
— Да, знаю. Чуть в стороне от проезжей дороги. Неподалеку от Одиннадцатой авеню.
— Он сказал, что его жена вкусно готовит. На всякий случай я записал его адрес и номер телефона.
— Хорошо.
— Я решил привести в порядок все дела дома и завтра перебраться к нему. Прежде всего надо разобрать этот хлам.
— Кстати, я видел сегодня мистера Бейли.
— Джастина? Я слышал, супружеская жизнь у него не очень ладится.
— Да ну, размолвка с Флоренс?
— Да. Мне рассказала ма. Они близкие друзья. Флоренс каждый день звонит старушке и приходит сюда за очередной порцией утешения.
— Я не виню ее.
— Так что же сказал тебе Джастин?
— Он считает, что в любую минуту могут объявить чрезвычайное положение.
— Вот черт! Ты же знаешь, чем это угрожает.
— Да, знаю. Это может непосредственно коснуться и тебя и меня, дорогой Эйб.
— Ужасно.
Миссис Хэнсло тихо постучала в дверь и принесла поднос с горячим кофе и печеньем. С ее приходом в комнате воцарилось напряженное молчание.
Когда друзья остались снова вдвоем, заговорил Эйб:
— Мама страшно переживает все это.
— Нетрудно себе представить.
— Когда в дом явились полицейские, она сильно переволновалась. В результате у нее был сердечный приступ. Мне потом пришлось вызывать врача. Вот почему я колеблюсь уезжать. Тем не менее я воспользуюсь приглашением Альтмана. Я предлагал маме поехать куда-нибудь отдохнуть, но она ни за что не хочет меня оставлять. Для нее будет лучше, если я уеду. Я пытался убедить ее в этом.
— Я тоже пытался убедить кое-кого расстаться со мной.
— Догадываюсь, о ком ты говоришь.
— Да. Я говорю о Руфи. Перед тем как поехать к тебе, я виделся с ней. Она очень странно реагировала на мое предложение.
— Сейчас многие странно реагируют.
— Потому что и время странное.
— Да. Ну так как же? Удаляемся мы в обитель, что возле Лотосовой реки?
— Наверно, это было бы разумно. Мы можем отправиться завтра утром. До того как будет объявлено чрезвычайное положение.
— Да, до того как будет объявлено.
— Джастин хочет, чтобы мы встретились с ним сегодня вечером у Браама.
— Разумно ли идти туда? За домом Браама, вероятно, следят? — высказал опасение Эйб.
— Чрезвычайное положение еще, как ты сказал, не объявлено. Думаю, пока что можно навещать друзей.
— После ужина поговорим об этом. Ты ведь останешься ужинать?
— Если ты настаиваешь на этом.
— Ма! — крикнул Эйб, распахнув дверь. — Эндрю ужинает у нас.
— Хорошо, дорогой.
— Может быть, следующий ужин будет не скоро.
Эндрю пожал плечами: дескать, на все воля судьбы.
— Ну, нечего хандрить. За работу!
Всю оставшуюся часть дня Эйб тщательно просматривал и уничтожал бумаги, а Эндрю курил сигарету за сигаретой и снова и снова ставил «Влтаву».
Когда Эйб и Эндрю пришли к Брааму, Джастина еще не было. Комната Браама мало изменилась с тех пор, как они были здесь в последний раз, а если и изменилась, то, пожалуй, к худшему. На полу, посредине комнаты, в беспорядке валялись одежда, книги, закуски. Единственным новшеством была репродукция какого-то художника-сюрреалиста, на которой были изображены три нагие женщины — Браам называл картину «Три бесстыдницы».
— Выпейте вина в ожидании. Выпейте вина в ожидании. — Он повторил фразу, акцентируя звук «в», — Обратите внимание на аллитерацию. Исступленное пенье в лесу.
Он принес с кухни полгаллона тассенберга и принялся рыться в разложенном на полу хламе, пока не извлек две чашки и кружку. Пили молча.
— Что вы поделывали с тех пор, как мы виделись в последний раз? — спросил Эндрю.
— Я занимаюсь коммерцией. Доверенное лицо владельца одного заведения. Заделался капиталистом!
— Как вырождаются люди! Что же это за предприятие?
— Единственный в Кейптауне «Астроболический книжный магазин».
— Что?
— Единственный в Кейптауне «Астроболический книжный магазин».
— О, боги!
— Право же, это вполне симпатичное место. В конце Лонг-стрит. Знаете Мервина Лэнгдовна?
— Нет. Кто такой этот Мервин Лэнгдовн?
— Он хозяин этого кабака, но временно выбыл из строя. Попал под закон «О борьбе с безнравственностью».
— Вот оно что!
— Отправляясь на Рулеид-стрит, он передал мне ключи. Приходите как-нибудь посмотреть кабак. Вино захватите с собой.
— А книги вы продаете?
— Изредка случается. На прошлой неделе одну продал, только вот беда — полицейские разгоняют всех моих покупателей. Слишком часто приходят проверять. Кажется, им не нравится это заведение.
— Обещаю как-нибудь заглянуть.
— Найти нетрудно. Возле заведения Стеенберга. Знаете, в конце улицы, за углом направо.
— Я знаю, где это.
— Так вот, чуть подальше, через два дома. У нас хороший выбор левой литературы, если интересуетесь. Наливайте еще вина.
— Спасибо.
Эйб хранил холодное презрительное молчание. Его, очевидно, раздражали эти псевдобогемные манеры Браама.
— Ну так как же, все эти беспорядки коснулись вас? — спросил Эндрю, чтобы поддержать разговор, поскольку Эйб не желал приложить для этого хотя бы малейшее усилие.
— Я пишу поэму об этих событиях.
— В героическом стиле?
— Нет. Она навеяна Чосером. Свободный стих. Я уже закончил три части. Первая посвящена погибшим в Шарпевиле. Хотите послушать?
— Пока не очень. Давайте еще выпьем.
Джастин пришел, когда разговор стал иссякать.
Эйб сразу оживился.
— Хелло, Эндрю! Хелло, Эйб! Приятно видеть вас снова.
— Выпей вина, — предложил Браам.
— Спасибо.
— Налей в мою кружку. Я возьму банку.
— Я слышал, у тебя мрачные предчувствия насчет будущего, Джастин, — заговорил Эйб, повернувшись спиной к Брааму.
— Да, — ответил Джастин, — хотя я не называл бы это предчувствием. Скажем так: дело принимает серьезный оборот.
— Думаешь, объявят чрезвычайное положение?
— Вполне возможно. Однако, поскольку НАК затеял все это, наша задача состоит в том, чтобы довести дело до логического конца.
— А это значит…
— Мы должны решительно требовать полной отмены пропусков и минимальной зарплаты фунт в день.
— Как этого добиться?
— Надо убедить цветных рабочих поддержать забастовку — по крайней мере в Кейптауне. В Ворчестере уже удалось это сделать. Некоторые из нас день и ночь трудятся над этим.
