После этих ее слов воцарилась полная тишина; все словно пытались осознать: действительно ли Инес назвала своего сына убийцей? Карим — убийца? Конечно же, нет! И все же смысл ее слов был абсолютно ясен, да и перечисленные факты говорили сами за себя.
— Моему сыну просто не хватило времени, — продолжала Инес. — Он поторопился, опасаясь, что ради Дуа я могу пойти на все. Смогу даже публично против него выступить. Поселившись в плавучем доме, мы оказались весьма уязвимы. Возможно, он все представил бы так, словно мы погибли по вине поджигателя. А может, попросту утопил бы судно, а наши тела бросил в Танн. Но когда он пришел, чтобы осуществить свой замысел, там очень некстати оказался месье кюре.
И тут вдруг заговорила Соня.
— Я знаю, — сказала она. — И там месье кюре увидел меня. И я… во всем ему призналась.
— Вот как? — Инес это заявление, похоже, даже развеселило. — Ну что ж, во всяком случае, твоя исповедь заставила его пробыть там достаточно долго, чем он и нарушил Кариму все планы. Карим, должно быть, заметил, что кюре наблюдает за судном, и понял, что это абсолютно ненужный свидетель. И напал на него, надеясь, видимо, впоследствии использовать как подходящего козла отпущения… Но я-то все слышала и видела! Пока Карим возился с Рейно, я успела отвязать судно от причала и с помощью рулевого весла направила его вниз по течению. — Она вздохнула. — В тот момент я понятия не имела, останется Рейно в живых или умрет. Я видела только, как он упал. И этого мне было вполне достаточно. Но когда Захра рассказала мне то, что стало ей известно…
Оми не дала Инес договорить; ее надтреснутый старческий голос хрипел от сдерживаемого смеха:
— Ты хочешь сказать, что месье кюре все это время проторчал в подвале? Э! Да я пари готова держать, что он там с ума сходит, вот-вот взорвется…
Я посмотрела на Захру.
— В подвале под спортзалом? — спросила я. — Так я поэтому вас там встретила вчера вечером?
Она кивнула:
— Да, я ему поесть приносила.
— Но зачем его вообще там заперли? — никак не могла понять Соня. — Ведь если то, что говорит Инес, правда…
— Кариму он был нужен живым, — сказала Инес. — Ведь он намеревался именно Рейно обвинить в моей гибели — как бы там ему ни удалось ее подстроить. А полиции совсем ни к чему знать, что «убийца», оказывается, погиб на несколько дней раньше «жертвы»…
— Значит, он ждал, когда вы с Дуа вернетесь? — спросила Соня.
Инес кивнула:
— Думаю, да.
— Но теперь-то, — медленно проговорила Соня, — Карим узнает, что вы уже здесь…
Последовала долгая пауза — все медленно осознавали, что именно Соня хотела сказать, и понимание этого оседало в наших душах, как пыль. Затем Инес решительно поднялась с пола и одним движением вернула на прежнее место чадру. То ж самое сделала и Соня, а через несколько секунд все мы дружно бросились к двери, даже Оми, которая на нервной почве тут же полезла в карман за печеньем.
Значит, думала я, Рейно уже четвертый день сидит в этом подвале. Я хорошо знаю, каковы эти подвалы, — темные, влажные, часто затопляемые во время сильных дождей. Подумать только, ведь все это время он был совсем рядом! Да уж, верность слову у жителей Маро действительно крепка! Друзья Карима никогда бы его не предали. Но, вообще-то, зал принадлежит Саиду. Интересно, а он-то знал? И знал ли его отец?
Вы мне снились, — сказал мне старый Маджуби в среду, когда, совсем больной, еще лежал в постели. — Когда я пытался получить у Аллаха истикхаару. Мне снились вы, а потом она. Будьте осторожны. Держитесь подальше от воды.
Я тогда подумала, что он говорит со мной и обо мне. Что в полубреду он, возможно, не совсем понимает, кто я такая. Уж не о Рейно ли он тогда говорил? Ведь все мы — я и Женщина в Черном, старый Маджуби и Рейно — являемся отражением друг друга. Неужели старый Маджуби уже тогда обо всем догадывался? А не мог ли он увидеть в том своем сне и еще что-то?
Суббота, 28 августа, 11:25 утра
Мы вышли на площадь Сен-Жером. Солнце уже палило вовсю. Остатки дождя успели испариться, и булыжники припорошила бронзовая пыль. Стая голубей, что-то клевавших у дверей, взлетела, хлопая крыльями, прямо у нас из-под ног. На площади почти никого не было; Пуату как раз закрывал булочную, игроки в петанк, собрав пожитки, разошлись по домам, каждому хотелось поскорее сесть в тени под хурмой и выпить свой floc.[63] Под аркой входа в церковь Святого Иеронима виднелась лишь приземистая печальная фигура Поля-Мари Мюска в инвалидном кресле; при этом голова его находилась в тени, а ноги — на солнце; и этим он тоже удивительно походил на Рыцаря Кубков из моей колоды карт.
— Поздравляю, тебе снова это удалось! — крикнул он мне через площадь. — Ты что, специально этому училась или просто уродилась такая?
— У меня нет времени на пустые разговоры, — сказала я. — Мы очень спешим.
Он рассмеялся:
— Вот уж этим ты меня не удивишь! Тебе же вечно некогда. Вечно тебе надо кого-то повидать, куда-то съездить, разрушить чьи-то браки. Восемь лет тебя здесь не было, и я, конечно, не стану утверждать, что все у нас шло идеально, но сейчас и трех недель не прошло, как ты вернулась, а все уже встало с ног на голову.
Должно быть, я выглядела несколько удивленной, потому что Поль опять засмеялся и сказал:
— Ты что, не слышала? Она меня бросает. На этот раз навсегда. Хочет сбежать с этими речными крысами. В точности как тот рыжий дудочник-крысолов. — Поль-Мари рыгнул, и я поняла, что он здорово набрался. — Скажи, Вианн, они тебе за это платят? И что, хорошие деньги? Или ты исключительно из любви к ближнему работаешь?
— Понятия не имею, что ты имеешь в виду, — сказала я. — Слушай, через полчаса я вернусь, и тогда ты все мне объяснишь, хорошо? А пока выпей кофе и подожди меня.
И снова раздался этот его смех — как из прохудившейся канализационной трубы.
— Ты же просто убиваешь меня, Вианн. Нет, правда. Разве не ты велела ей рассказать мне правду? Рассказать, что своего ублюдка она родила не от того проклятого рыжего дьявола, а от меня? И вот она является и вываливает мне все — это теперь-то, когда она, сука, украла у меня целых восемь проклятых лет! — а потом объявляет, что бросает меня, словно то, что она мне рассказала, дает на это какое-то право!
Я озадаченно на него посмотрела.
— Жозефина все тебе рассказала?
— О да, всего лишь рассказала. Решила, видно: если расскажет, так сразу все и наладится. Ведь это тебя я должен благодарить за ее рассказ, верно, Вианн? Ну а что теперь? Какое еще дело в Маро не терпит отлагательств? Кто-то жену избил? Зовите Вианн Роше! Кошка на дерево залезла? Зовите Вианн Роше!
Инес, Дуа и все остальные уже подходили к мосту, и я заторопилась.
— Извини, — сказала я ему. — Мне нужно идти.
— А меня здесь оставишь, что ли? Чтобы я самое интересное пропустил? — Поль-Мари яростно принялся толкать свое кресло через площадь. По булыжнику ехать было тяжело, но, в общем, вполне можно; огромные ручищи Поля работали как поршни. — Э нет! Я тоже пойду с вами. Я тоже хочу посмотреть, что там такое случилось. — И он покатил следом за мной по улице, во всю глотку созывая людей: — Эй, где вы все? Все идемте туда! Посмотрим, как Вианн по воде ходит аки посуху!
Передвигался он на удивление быстро, оглушительно гремя креслом по булыжнику. Услышав его крик, люди открывали двери и ставни, и наша маленькая компания — и без того достаточно необычная, чтобы привлечь всеобщее внимание, — вскоре обросла шлейфом любопытствующих. Из булочной вышел Пуату, Шарль Леви перестал пропалывать грядки в саду и последовал за нами, посетители кафе «Маро» вытягивали шею, чтобы увидеть, что происходит, а потом, бросив на столе недопитые бокалы и кружки, бегом бросались догонять нас.
Я заметила в толпе Гийома с Пэтчем на руках и Жозефину, которая выглядела крайне озабоченно, а Каро Клермон выскочила на улицу, так и не сняв с руки варежку-прихватку, которой, видимо, что-то доставала из духовки. К тому времени, как мы достигли бульвара, за нами тянулось уже десятка полтора жителей Ланскне, но гораздо больше народу подтягивалось с боковых улиц Маро: Фатима Аль-Джерба и ее муж Медхи, дочь Фатимы Ясмина и зять Исмаил. Виднелись в толпе и отнюдь не дружелюбные лица: Ашрон с сыновьями и дружки его сыновей; Жан Люка и Мари-Анж. Особенно напряженными и подозрительными выглядели те люди, которые только что вынырнули из недр мечети. Теперь кресло Поля-Мари катил Луи Ашрон, а сам Поль точно в бреду орал:
— Ну точно! Как дудочник-крысолов!
Жозефина, пробравшись сквозь толпу, бросилась ко мне:
— Что здесь происходит?
