— За пятидневную рабочую неделю это неплохо.
— В Калифорнии женщинам нельзя работать больше пяти дней в неделю. А что потом? Насколько поднимется зарплата?
— Двести семьдесят пять. Если все пойдет хорошо.
— А если нет? У меня сейчас очень неплохая работа.
Шиллинг расхаживал по кабинету, курил и пытался вспомнить, случалось ли с ним раньше что-нибудь похожее. Ему было неспокойно… настойчивость этой девушки взволновала его. Но он был слишком стар, чтобы относиться к миру как к источнику опасности; слишком многое доставляло ему удовольствие. Он любил вкусно поесть, ценил и музыку, и красоту, и непристойные шутки — только если действительно смешные. Ему нравилось жить, а эта девушка видела в жизни только угрозы. Но она все больше интересовала его.
Она вполне могла оказаться той, кого он искал. Она бодрая; сотрудник из нее выйдет толковый. И она симпатичная; если ему удастся сделать так, чтоб она немного расслабилась, она станет украшением его магазина.
— Вы хотите работать в магазине пластинок?
— Да, — сказала она, — мне было бы это интересно.
— К осени вы уже войдете в курс дела, — он видел, что схватывает она на лету, — мы можем договориться об испытательном сроке. Мне нужно присмотреться… в конце концов, вы первая, с кем я говорю.
Из холла раздался телефонный звонок, и он улыбнулся.
— Наверное, еще одна соискательница.
Девушка ничего не ответила. Она как будто еще больше углубилась в свои тревоги, похожая на тех озабоченных зверьков, что он однажды видел; они часами жались друг к другу, не издавая ни звука.
— Вот что я вам скажу, — произнес Шиллинг, и голос его даже ему самому показался грубым и жестким. — Пойдемте напротив и что-нибудь съедим. Я еще не завтракал. Это нормальный ресторан?
— «Синий ягненок»? — Мэри Энн двинулась к двери. — Да, ничего. Там дорого. Не знаю, отрыты ли они так рано.
— Вот и посмотрим, — объявил Шиллинг, следуя за ней по коридору. Его обуяло легкомыслие, ощущение приключения. — А если закрыто, пойдем куда-нибудь в другое место. Не могу же я нанять вас, не узнав получше.
В торговом зале плотники били-колотили молотками поверх дребезжания телефона. Электрик, окруженный проигрывателями и колонками, безуспешно пытался расслышать сигнал усилителя. Шиллинг догнал девушку и взял ее за руку.
— Осторожней, — дружелюбно предупредил он. — Не заденьте косу — это провода для проигрывателей.
Под его пальцами рука ее была тверда. Он осязал ее одежду — сухое шуршание зеленого вязаного костюма. Он шел рядом и слышал едва уловимый аромат ее духов. Она была действительно на удивление маленькая. Она брела вперед, глаза в пол; на улице она не сказала ни слова. Он видел, что она погружена в свои мысли.
Когда они перешли дорогу, девушка остановилась. Шиллинг неловко отпустил ее руку.
— Ну-с? — продолжил он, стоя с ней лицом к лицу на ярком утреннем солнце. Солнечный свет пах влагой и свежестью; он сделал глубокий вдох и обнаружил, что воздух даже лучше сигарного дыма. — Что вы думаете? На что это будет похоже?
— Приятный магазинчик.
— А стоит ли ждать финансового успеха?
Шиллинг проворно отошел, давая пройти рабочим, затаскивающим кассовый аппарат и коробку бумажной ленты.
— Возможно.
Шиллинг заколебался. Может, он совершает ошибку? Если он произнесет это, идти на попятный будет уже поздно. Но он и не хотел идти на попятный.
— Место ваше, — сказал он.
Секунду спустя Мэри Энн ответила:
— Нет, спасибо.
— Что? — Он был потрясен. — Что это значит? Что вы имеете в виду?
Не говоря ни слова, девушка пошла по тротуару. Какое-то время Шиллинг стоял как вкопанный; затем, выбросив сигару в сточную канаву, поспешил за ней.
— В чем дело? — потребовал он объяснений, преграждая ей путь. — Что-то не так?
Прохожие с интересом глазели на них; не обращая на них внимания, он схватил девушку за руку.
— Вам не нужна работа?
— Нет, — дерзко сказала она. — Пустите мою руку, а не то я позову копа и вас арестуют.
Шиллинг отпустил девушку, и она отошла на шаг.
— Да в чем же дело? — взмолился он.
— Я не хочу на вас работать. Я поняла это, когда вы ко мне прикоснулись, — голос ее сорвался. — У вас замечательный магазин. Простите — все так хорошо начиналось. Не надо было меня трогать.
И она ушла. А Шиллинг остался стоять; она растворилась в потоке ранних покупателей.
Он вернулся в магазин. Плотники колотили что было сил. Визжал телефон. Пока его не было, появился Макс, который принес ему сэндвич с ветчиной и картонный стаканчик кофе (с одним кусочком сахара).
— Вот, пожалуйста, — сказал Макс, — ваш завтрак.
— Оставь себе! — зло огрызнулся Шиллинг.
Макс вспыхнул:
— Да что с вами такое?
Шиллинг копался в кармане пиджака в поисках новой сигары. Он заметил, что у него дрожат руки.
Насвистывая себе под нос, Дэвид Гордон припарковал фургон техподдержки компании «Ричмонд» и спрыгнул на мостовую. Волоча сломанный топливный насос, он с полными руками гаечных ключей зашел в здание заправки.
Мэри Энн Рейнольдс сидела на стуле. Но что-то явно было не так — она была слишком притихшей.
— Ты… — начал Гордон. — Что с тобой, дорогая?
По щеке девушки скатилась одинокая слеза. Утерев ее, она встала. Гордон подошел, чтоб обнять ее, но она отступила.
— Где ты был? — тихо спросила она. — Я здесь уже полчаса. Мне сказали, что ты вот-вот вернешься.
— Сломались там одни на «Бьюике». На старом Большом Медвежьем проезде. Что случилось?
— Я ходила искать работу. Сколько времени?
Он отыскал глазами стенные часы; когда его спрашивали, который час, он всегда находил их с трудом.
— Десять.
— Значит, прошел уже час. Я немного прогулялась, прежде чем идти сюда.
Он был совершенно сбит с толку.
— Что значит — ты ходила искать работу? А как же «Готовая мебель?»
— Прежде всего, — сказала Мэри Энн, — пять долларов не одолжишь? Я купила у Стейнера перчатки.
Он вынул деньги. Она взяла банкноту и положила ее в сумочку. Он заметил у нее лак на ногтях, и это было необычно. Да она вообще вся приоделась: дорогой на вид костюм, туфли на высоких каблуках, нейлоновые чулки.
— Сразу могла догадаться, — говорила она, — как только он впервые посмотрел на меня. Но пока он меня не тронул, я не была уверена. А когда убедилась, поскорее ушла оттуда.
— Объясни, — потребовал он. Ее мысли, как и ее занятия, были для него тайной.
— Он хотел со мной отношений, — с каменным лицом произнесла она, — для этого все и затевалось. Работа, магазин пластинок, объявление. «Молодая, привлекательная женщина».
— Кто?
— Хозяин магазина. Джозеф Шиллинг.
Дейв Гордон и раньше видел, как она расстраивается, и иногда ему даже удавалось ее успокоить. Но он не мог понять, в чем, собственно, дело; какой-то мужик к ней подкатил — ну и что? Да он сам раньше подкатывал.
— Может, он не имел в виду ничего такого, — сказал он, — ну, то есть, может, магазин — взаправду, но когда он тебя увидел… — он указал на нее, — да ты посмотри на себя — ты вся как куколка. Нарядная, накрашенная.
— Но он мужчина уже в возрасте, — настаивала она, — это неправильно!
— Почему? Он же мужчина, верно?
— Я-то думала, что ему можно доверять. От мужчины в возрасте такого не ожидаешь.
Она вынула сигареты, а он взял ее спички, чтоб дать ей прикурить.
— Ты только подумай — такой уважаемый человек, с деньгами, с образованием, приезжает в наш город, выбирает наш городок для таких вот затей.
— Не бери в голову, — сказал он, желая ей помочь, но не зная как, — с тобой-то все в порядке.
Она бессмысленно кружила по комнате.
— Меня прямо тошнит. Это так… возмутительно. Я так чертовски долго прихорашивалась. Да и магазин… — голос ее стих, — он такой красивый. А как он посмотрел на меня сначала. Он казался таким убедительным.
— Так всегда бывает. Тебе достаточно пройтись по улице, возле аптеки. Парни оглядываются, смотрят.
— Помнишь тот случай в автобусе? Мы еще в школе учились.
Он не помнил.
— Я… — начал он.
— Тебя там не было. Я сидела рядом с одним мужчиной, коммивояжером. Он со мной заговорил, это было отвратительно. Шепчет мне прямо в ухо, а весь автобус сидит, покачивается себе, как ни в чем не бывало. Домохозяюшки.
— Эй, — придумал Гордон, — я заканчиваю через полчаса. Давай доедем до «Фостерз фриз» и съедим по гамбургеру с шейком. Тебе полегчает.
— Да ради бога! — она была возмущена. — Да повзрослеешь ты, наконец? Ты уже не мальчик — ты взрослый мужчина. Ты о чем-нибудь еще, кроме молочных коктейлей, можешь подумать? Ты просто школьник, вот кто ты такой.
— Не кипятись, — пробормотал Гордон.
