Я удивилась. Мы пошли дальше, и таблички с фаллосом попадались на стенах и на плитах мостовой все чаще.
— В древних Помпеях этот символ пользовался особенной популярностью, — объяснила мне Лара. — Считалось, что он символизирует удачу, мощь и богатство. По другим источникам, фаллосы просто указывали дорогу к лупинарию, то есть древнему публичному дому.
— Создается впечатление, что все пути в Помпеях вели именно туда, — усмехнулась я.
— Ты не так уж не права. В Помпеи для определенных целей приезжали даже знатные господа из Рима, а уж про моряков всех национальностей и говорить нечего! В публичных домах крутились деньги не меньшие, чем на огромном рынке рабов.
Я убедилась, что и сейчас древний раскопанный лупинарий пользуется большим успехом. На тесной улице у входа в него, на солнцепеке, стояла длинная очередь туристов из разных стран. Встали и мы.
— Чем же именно помпеянки так привлекали мужчин? — недоумевала я.
— Очевидно, у них были свои секреты, — загадочно отвечала Лара. — И главное — маленький рост! Смотри, какие коротенькие каменные кровати! Современному человеку на них можно только сидеть, но не лежать!
— Может, это из-за экономии места? Тут и комнатки-то такие, что не развернешься! — отвечала я, вглядываясь в почти стершиеся эротического содержания фрески на стенах.
— Маленькие женщины всегда кажутся более сексапильными, чем, высокие, — горделиво озвучивала Лара свои наблюдения. Ее рост был всего около ста пятидесяти с небольшим. По сравнению с ней я казалась Родосским Колоссом — когда-то меня даже приглашали в модели. Как меняется, черт возьми, мода на женскую красоту!
— Рост помпеянок был в среднем сто тридцать. Просто Дюймовочки! — восхищалась Лара. Ее действительно привлекали бытовые стороны жизни, а не какие-то дурацкие писания историков о земледелии и ремеслах, использовании труда рабов и свободных поселенцев и о том, что лучше для государства — иметь одного бога или сразу нескольких.
Пока мы ходили по улицам, осматривая древние пекарни, остатки статуй и колонн, песочные часы на застывшем Форуме, неумолимо приближалось время закрытия. Количество туристов на улицах, к моей радости, уменьшалось. Лара устала. Жара стояла не менее сорока пяти градусов. Я видела, что при каждом удобном случае она старается присесть на какие-нибудь остатки каменной кладки. Мне было жаль ее, но в то же время я еще не насладилась в полной мере этим городом и не хотела уходить. И Лара терпеливо продолжала нашу экскурсию, несмотря на то что гиды, руководящие другими группами, гораздо быстрее сворачивали на выход. Лара видела этот город десятки раз, но не могла допустить, чтобы я уехала неудовлетворенной.
— Загляни сюда, — пригласила она меня, когда мы остановились возле входа в чей-то пустующий дом. Сама она, обмахиваясь панамой, прислонилась к противоположной стене древних терм. Собственно, все Помпеи состояли из каменных стен, особенным способом выложенных серо-красными кирпичами. Лара не взяла на себя смелость объяснить мне различие специфической римской кладки от более ранних построек — что-то такое объяснял своим подопечным проходящий мимо экскурсовод. Лара показывала мне более интересные вещи.
— Посмотри вниз, на пол!
Подойти ближе было нельзя из-за специального заграждения, и вначале я ничего не увидела.
— Смотри внимательнее на плиты под ногами!
Я присмотрелась и ахнула:
— Что это?
— Очевидно, самая древняя в мире надпись: «Осторожно, злая собака!»
Я еле сдержалась, чтобы на коленях не проползти под веревку, дабы увидеть поближе и запомнить навсегда то, что было изображено на полу. Из легкой пыли проступало древнее изображение с надписью. Я дотянулась до него и погладила кусочки мозаики. Они были теплые.
Желто-серая собака была похожа на большую дворнягу. Латинские буквы надписи проще было угадать, чем прочитать, но сам факт, что две тысячи лет назад в этом доме жили люди, которые точно так же, как мы, имели собаку, любили ее и ласкали, наверняка играли с ней, давали ей лакомые кусочки, умилил меня почти до слез.
Лара была очень довольна произведенным эффектом, хотя дышала как рыба, вынутая из воды.
Я поняла, что Ларе невмоготу от жары, и мы пошли дальше.
— Хочешь посмотреть на гипсовые слепки людей, застигнутых врасплох извержением? Такого ужаса я не видела даже у Хичкока! — тем не менее мужественно спросила она.
— Лучше давай вернемся к солнечным часам на площади. Там кажется, что время остановилось.
Лара внимательно посмотрела на меня:
— Пойдем, я покажу тебе другое место.
Мы поднялись еще выше по улице, мимо домов, первые этажи которых занимали лавки, питейные заведения и мастерские. В некоторых комнатах стояли почерневшие столы и прилавки, в одном доме на стол были брошены монеты в уплату за кувшины с вином. Свернув за угол, мы оказались перед большой древней виллой. Вокруг не было никого — до закрытия оставалось не больше пятнадцати минут. Мы с Ларой стояли одни между терракотовыми стенами. Я прошла чуть вперед, Лара прикрыла меня сзади.
— Войди внутрь, я покараулю! — заговорщицки предложила она, и я с трепетом проскользнула под веревочное ограждение.
«Вот откуда Рэй Брэдбери взял описание древних вилл в «Марсианских хрониках»» — первое, что пришло мне в голову. Потом между колоннами я увидела тени чернокожих рабынь в легких одеяниях, снующих взад и вперед по хозяйским поручениям, представила ребенка, мальчика лет пяти, пускающего кораблик в прямоугольном каменном бассейне, сделанном в самой середине мозаичного пола. Молодая дама в длинной тунике с золотым пояском и с высокой прической прошла наискосок с озабоченным видом. За ней следовал раб — кудрявый пожилой грек с горячими щипцами для завивки.
— Луций, пожалуйста, не свались в бассейн! — сказала мальчику дама и обернулась к парикмахеру: — Оставь свои щипцы, мне не до них сегодня.
— Но, госпожа, осталось только два локона…
— Пустяки. — Она перешла на греческий. — Скажи, что ты думаешь об этих странных подземных толчках? Их ощущают все уже в течение трех недель, с самого начала августа.
— Не надо гневить всемогущих богов! — Раб сразу приосанился и принял торжественный вид. Как и любой древний грек, он обожал рассуждать на отвлеченные темы. — Я ничего не хочу сказать плохого о политике мудрого и великого императора Тиберия, госпожа, но слухи о том, что в Иудее появился Мессия, долетели и до Помпей. А мессии обычно не являются в период благополучных царствований…
— Да замолчи ты, к Юпитеру! — У римлянки сделалось отчужденное лицо. — Откуда ты знаешь, что тебя никто не слышит, кроме меня?! Рабыни всегда показывают меньше, чем думают и знают на самом деле. Возможно, они понимают по-гречески… — Расстроенная, она опустилась в каменное кресло без спинки. Мальчик ударил по воде палкой, и эскадра кораблей в поднятых им волнах потерпела крушение. — Луций! Не упади в бассейн!
— Кому суждено погибнуть в бою, госпожа, тот не утонет!
— Ну что ты несешь, противный грек! Иди отдыхай! Ты мне пока не нужен!
Она отослала раба и задумалась: «Глупые люди! Все время ссылаются то на богов, то на императоров, а между тем шестнадцать лет назад здесь уже было землетрясение… Разрушилось много домов. Как страшно! И мужа отозвали по делам в Рим… Как хочется уехать на север, к родителям, в родные места, но не могу же я бросить дом! — Госпожа рассеянно поправила сиреневые складки туники. — Какой ужасный город! Не с кем поговорить… Но все-таки почему пересохли источники в округе? И отчего по ночам так воют собаки?» Римлянка встала с кресла, посмотрела вокруг себя, ласково обняла мальчика за плечи и увела его от воды в глубь терракотовых покоев.
Ветер зашумел под каменной крышей между прекрасно сохранившихся колонн, закачались верхушки пальм и высоких кипарисов. Тусклая мозаика на стенах с изображением греческих богов и богинь вдруг заиграла голубым и красным, тень знатной римлянки, удаляясь от меня, внезапно остановилась, и я увидела, что женщина с распущенным локоном на затылке вдруг повернула голову в мою сторону, будто хотела внимательнее разглядеть нечто, замеченное ею вдалеке.
Я испугалась и сделала шаг назад… и тут почувствовала на своем плече Ларину руку.
— Пойдем, а то закроют ворота, — сказала она мне ласково. — Здесь и вправду можно сойти с ума. Не ты первая, не ты последняя, кто видит здесь призраков.
Я пошла за ней, потрясенная.
Огромное дерево у ворот города показалось мне символом современного мира. На сравнительно большом пространстве древних Помпей не было места большим деревьям. Только камень — в скульптурах и колоннах, на стенах домов и крышах, каменная мебель и каменные печи, и над всем этим солнце и пыль — таков был вид древнего города. Я прикрыла глаза и между ресницами в плавающих от солнца кругах увидела людей: воинов в доспехах и ремесленников в плащах, политиков в носилках, рабынь с кувшинами на головах. Знатные матроны обмахивались веерами и закрывали лица от солнца, простые горожанки посылали мужей заняться чем-нибудь полезным, забыть хоть на время о гладиаторских боях. Мальчишки тайком вертелись возле клеток с дикими животными и показывали пальцами на верблюдов с тюками между горбами. Жизнь кипела вокруг — и в пыли, в жаре, в городской вони и суете совершенно не чувствовалось приближение катастрофы. Никто не мог себе представить удушливый мрак и силу падающих с неба огромных камней, ужасный запах всепроникающего пепла, огонь пожаров, разверзшуюся бездну такого ласкового сейчас моря… Лишь курился над двугорбым Везувием легкий дымок да замолчали в ближайших рощицах птицы.
