— Ну, во что ты вляпался? — поинтересовался проницательный Кеша.
— Разве не видно? — удивился Влад, печально разглядывая кроссовки.
— Остряк! Ладно, у меня к тебе разговор был…, — Его прервали сердитые вопли Кота. Руль в руках политкосультанта от неожиданности вильнул, — Твою мать, Селезнев! Ты когда звонок поменяешь?
— Когда перестану забывать кормить своего Толстопуза, — серьезно ответил Влад, поднося телефон к уху. — Ну, здравствуй, сын. С добрым утром!
— Кто рано встает, тому Бог дает прикурить…, — сумрачно ответил Женька.
На приборной панели Лексуса мерцали цифра — четырнадцать часов, тридцать одна минута.
— Да, Жень, образ жизни у тебя, как у ночной бабочки.
— Не учите, да не обруганы будете, — отозвался сын еще одной сентенцией, — Пиши адрес.
— Чей?
— Чей заказывал. Преподобного отца Власа. Я тут, пока спал, пару баз пробил, так что, возможно, раскопал его место дислокации. Фиксируй. Алексей Васильевич Перепутько… Семьдесят восьмого года рождения… Безработный… Домашний адрес: улица Космонавтов…
— Это рядом со мной что ли?
— Ага. Дом девять, квартира сто двенадцать. Он свой ноут три месяца назад через интернет-магазин покупал, так что, думаю, адресок его.
— Спасибо. Ты настоящий сын! Проси, что хошь!
— Ловлю на слове. С тебя желание.
По дороге к месту жительства безработного Перепутько Кеша донимал Влада обсуждением предвыборной стратегией предстоящей кампании. Округ ему достался проблемный. Больше половины избирателей работали на шинном заводе, где три месяца назад сократили две тысячи сотрудников, и до выборов собирались отправить в свободное плаванье еще столько же.
— И чего тебя пугает? — не выдержал Влад Кешеных стенаний. — Ты же знаешь, голодный народ всегда проще расшевелить, чем сытый! Тебе даже врага придумывать не придется — он уже тут как тут. Сказка, а не округ!
— Ну, знаешь ли, это у тебя на бумаге все так гладко, а мне нашего кандидата своей многострадальной тушкой от злых избирателей на встречах прикрывать.
— Ладно. Не ссы. Прорвемся!
В который раз, во время разговоров о предстоящих выборах, на Влада накатила тоска. Ему было скучно. Перед глазами возник набивший оскомину образ: рука с горстью песка, стремительно ускользающего сквозь пальцы. Двадцать пять тысяч песчинок — приблизительно столько дней отмерено каждому человеку. И половину из них уже унес ветер, растранжирил на политические выборы, мелкие интрижки и бессмысленную суету. Однажды Влада занесло на семинар заезжего бизнес-гуру. Он требовал от слушателей сосчитать, сколько те в своей жизни сделали по-настоящему серьезных дел. Таких, чтобы детям рассказать и на надгробии выбить. Влад с ужасом понял, что, пожалуй, ни одного. Разве что квартиру они с Викой купили, да и ту пришлось продать после развода.
— А что у нас с конкурентами? — спросил он Кешу, чтобы отгородиться разговором от удушливых размышлений.
— Плохо. Пока один, но серьезный. Уже год подкармливает округ продуктовыми пайками и балует экскурсиями по святым местам. Собирает по два-три автобуса бабулек и везет в монастыри. За одно, пачки макарон раздает, ну и буклетики благотворительного фонда имени себя подсовывает. Грамотно работает. И бюджет у него будь здоров.
— Кто же этот благодетель?
— Седых. Строитель. Зять нашего губернатора… Ты чего? — заволновался Кеша, заметив краем своего бесподобного глаза, как изменилось лицо Влада.
— Ничего. Просто только что ты помог мне собрать одну из сторон кубика Рубика.
Части мозаики заполнили пустоты, сделав картину гораздо более осмысленной. Выходит, уже год как Седых вкладывается в свое грядущее депутатство. При его финансовом и административном ресурсах вероятность победы стремится к бесконечности. Наверняка, Севка до последних дней был абсолютно уверен, что мандат у него в кармане, и тут вдруг такой пердимонокль в виде писем с того света. Писем, которые намекают на скверную историю десятилетней давности. Естественно, Седой в поисках нарушителя своего душевного равновесия рванул в квартиру Левы, а там Влад. Весь город знает о его дружбе со Швебельманом, и владелец строительной компании сделал простой вывод: все это происки предвыборного штаба основного конкурента.
Нет, ну надо же было вляпаться в это… Влад попытался подобрать подходящую субстанцию, но на ум не пришло ничего кроме свежей коровьей мины. Ее остатки на кроссовках наполняли салон Лексуса неповторимым ароматом среднерусской деревни. А еще неожиданно вспомнилось, как Севка три года подряд, с пятого по восьмой класс, упрямо доставал тщедушного ботаника — Сашку Прокопенко. И за что? За дерзкую фразу, брошенную в приливе мальчишеской храбрости. Несчастному пацану пришлось долго расплачиваться хронически разбитым носом и тычками на переменах. Вывод очевиден: придется очень сильно постараться, чтобы снять со своего хвоста двух симпатичных обезьянок в черном Блейзере.
— Приехали. Освобождай карету.
Влад вылез из машины перед шестнадцатиэтажной свечкой. Верхняя ее половина, начиная с восьмого этажа, была выкрашена в оранжевый цвет, все остальное — в тона выцветшей фуксии. Но самое сильное впечатление производили балконы — бетонные трубы с круглыми дырками, придававшие высотке сходство с гигантским термитником. Возможно, в одной из квартир этого порождения воспаленного сознания местного архитектора обитал загадочный отец Влас.
— Влад, — окликнул его Кеша, — Ты, если что, звони. Подъеду с ребятами из СБ.
— Договорились, — кинул Влад и зашагал к разноцветной многоэтажке.
* * *
— Кто? — осторожно спросили за металлической дверью, аккуратно обитой дерматином под коричневого крокодила.
— Кот в кимоно! — гаркнул Влад и состроил в глазок злобную рожу. — Совсем охренели? У меня в ванной потоп! Давно потолок не красили?
Дверь ответила торопливым лязгом замка. Из-за нее выглянула возмущенная физиономия хозяина квартиры.
Владу хватило одного взгляда, чтобы узнать его. Глубокая, словно каньон в штате Аризона, вертикальная борозда, пересекавшая высокий благодаря залысинам лоб, не оставляла шансов на ошибку. Никакой бороды и смоляных кудрей у отца Власа не оказалось и в помине. Как и подозревал Влад, их наличию хлипкий мужичок лет тридцати был обязан «Фотошопу» — великому магу и волшебнику. Сходства с Григорием Распутиным тоже не наблюдалось, скорее — с креветками, которые жили в аквариуме Кеши Швебельмана. Это были мелкие, лупоглазые твари, быстро перебиравшие тонкими лапками, словно катали перед собой невидимые мячики.
— Перепутько?
— Ну! А что?
— Поговорить надо! — не дожидаясь реакции на свои слова, Влад резко толкнул дверь и оказался в грязной прихожей.
— Ты кто такой? Сейчас милицию позову! — боязливо возмутился мужичок.
— Позовешь-позовешь, Алексей Васильевич. Только сначала расскажешь мне про свои художества в сети. Отец Влас, блин…
Услышав свой виртуальный псевдоним, хозяин квартиры сразу просветлел, выпрямился и даже придал невзрачному лицу благообразное выражение.
— А что вы, собственно, хотите узнать?
— Хочу узнать, что значит весь этот цирк?
За спиной сетевого проповедника позорным пятном маячил дверной проем, открывавший вид на чудовищный бардак в комнате — мешанину из постельного белья, мятой одежды, видеодисков, старых газет и пустых упаковок из-под чипсов. Отец Влас не отличался чистоплотностью. При этом эго квартира производила впечатление вполне сытой жизни. На полу под слоем грязи угадывался дорогой паркет, а в зале тускло сияла величественная панель домашнего кинотеатра.
— Почему вы называете цирком то, что другие считают чудом? Божественным даром? — пропел он козлиным тенорком церковного настоятеля.
— Меня сейчас не интересуют проповеди, — тихо, но веско произнес Влад, — Я хочу знать, кто и как организовал эту мистификацию.
— Вы заблуждаетесь. Это не мистификация, а божественная благодать!
Наверное, два дня назад, до встречи с Седым и разговором с Алисой, он, пожалуй, вступил бы с этим доморощенным проповедником в дискуссию. Попытался бы подловить его не противоречиях и доказать всю несостоятельность идеи переселения человеческой души в мир электронных импульсов и мегабайтов. Но другой, сегодняшний, Влад не был расположен к идеологическим спорам. Он не спеша приподнял Перепутько за воротник грязной рубах и прижал к виниловым обоям, притворявшимся кирпичной кладкой.
— Слушай, дорогой, у тебя есть ровно минута, чтобы все мне рассказать. Иначе я засуну твою преподобную голову в толчок и нажму на смыв. Время пошло.
Наверное, что-то в лице Влада заставило отца Власа поверить: засунет. Засунет и нажмет. И будет держать, наблюдая, как вод заливает нос и уши несчастного проповедника.
