Ознакомительная версия.
— Алуся была тетенька талантливая, и ее часто в областную филармонию приглашали на арфе «погрести». В оркестре хорошей арфистки не было, вот она их и выручала.
Жизнь ее текла почти безмятежно и очень предсказуемо. Денег не было, перспектив тоже. Сначала Алуся просто преподавала свою арфу, потом ее в замдиректора училища выдвинули. Но зарплата там все равно была так себе. Учителя, они и в Африке учителя! Хоть с арфой, хоть без арфы — нищета. Алуся как-то перебивалась, где-то подрабатывала. С мужем они разошлись. Он у нее был тот еще козел. Хам трамвайный, хоть и с ученой степенью. Ладно бы интеллект у него был, как у парового молота. Так нет! Кандидат хренов. Разница у них была лет восемнадцать. Замуж ее взял совсем девчонкой. Она мне рассказывала, что только когда развелась с ним, то поняла, что ему не жена нужна была, а прислуга безропотная. Он сначала просто изгалялся над ней, сядет за стол и ждет, пока она ему тарелки перед рылом его свинячим поставит, сожрет все и даже посуду за собой в раковину лень поставить. Молча встанет и бросит все на столе. Ни спасибо тебе, ни здрассте. Мол, радуйся, что я у тебя такой есть. Просто ее не замечал. И так шестнадцать лет! Представляешь, — Донна многозначительно окинула меня взглядом. Я смотрел на нее преданным ангельским взором, боясь пошевелиться. Она недовольно покачала головой, и взгляд ее обожгла досада. — Да ничего ты не представляешь. Небось, сам безлошадный? — я виновато кивнул, мол, так вышло по жизни. Но Донна была великодушна. Она жадно затянулась сигаретным дымом и, внезапно вернувшись в прекрасное расположение духа, продолжила свой рассказ. — Так они и жили. По молодости вроде Алусик все терпела, а с возрастом стала слегка бунтовать. Но так, по мелочам. Только уже когда совсем приперло, она поставила вопрос ребром. Но к тому времени от их очага только один пепел остался. Он ведь еще и погуливать стал, пока вовсе к другой не сбежал, гад такой. Развелись они, и оба, видимо, легко вздохнули. Хотя слухи ходили, что бьет его новая жена смертным боем. Вот недаром люди говорят — от добра добра не ищут. А то можно найти приключения на все места сразу, — и Донна снова засмеялась. Она топталась в рассказе на одном месте, словно бы примеряясь или раскачиваясь, как спринтер перед резвым стартом. Я терпеливо ждал развития сюжета. — Детей, правда, муженек ее драгоценный никогда не бросал, помогал им, в институты поустраивал. Все честь по чести. Только Алусику от него всю жизнь было толку, как от козла молока.
Но она не унывала. Приятельница моя от природы хоть и спокойный человек, но с характером. Все жизненные невзгоды переносила стойко. Даже с оптимизмом.
Работала она себе, работала, все вроде нормально. Я бы и не знала ничего, если бы она случайно, однажды, не рассказала мне о своей мечте. Как-то встретились мы с ней на очередном концерте, вернее, уже после него, сели, поужинали. Абсолютно неожиданно разоткровенничалась. «Понимаешь, — говорит, — чего-то мне в жизни не хватает». Оказывается, хотелось ей уехать в Америку на ПМЖ. Я тогда от удивления чуть со стула не свалилась. Чего только в жизни не бывает! Мечта у нее была такая, еще с детства. Странное для советского человека желание, — Донна встала, подошла к белоснежному итальянскому шкафу и вынула из него бутылку «Бейлиса». Она налила себе тягучего сладкого ликера в крошечную рюмку и, выпив, причмокнула губами от удовольствия. Налив себе вторую рюмку, Донна резко повернулась ко мне и вдруг возразила сама себе: — А может, и не очень странное. Она ведь мне иногда жаловалась. Зарплата у меня, говорит, меньше, чем у секретарши. Я «консу» закончила, консерваторию, значит, а секретарша — среднюю школу. Где, спрашивается, справедливость, — женщина на секунду замешкалась и, словно сделав для себя окончательный вывод, сказала: — Я ее не могу осуждать. У каждого человека своя мечта, пусть хоть и такая забавная.
Донна допила ликер, поставила рюмку в мойку и вернулась на свое место, прихватив бутылку с собой.
— И вот стала она потихоньку стараться эту свою мечту осуществить. Поднакопит немного денег — и в Москву. Три раза ездила она на собеседование в американское посольство, разным фирмам кучу денег отдала. В этих фирмах специально обученные люди для нее три раза всякие легенды разрабатывали. Ну, чтобы ей визу в Америку дали. То вроде бы она на съезд компьютерный едет, то на симпозиум какой-то научный. Но как наступало время ей на собеседование в посольство идти, так она и проваливалась. Как на экзамене. Она ведь честный и порядочный человек, а у таких все на лице написано. А у Алусика было написано, что врет она и ни на какой симпозиум ей не надо. А хочет она в Америке остаться. Таких в посольстве не любили и визы им не давали. Алусик сильно переживала и расстраивалась. «Знаешь, — говорила она мне, — я бы там хоть “бэбиситтером”» — нянькой, то есть, если по-нашему, — уточнила Донна специально для меня, — «хоть домработницей, да кем угодно! Только чтобы отсюда вырваться». Ей почему-то здесь все обрыдло. Она даже не могла сказать, почему.
В общем, потратила она на это мероприятие лет шесть своей уже немолодой жизни. Ничего не получилось. Тогда вроде бы плюнула она на все это и успокоилась. Но жизнь — штука интересная. Я думаю, что если по-настоящему чего-то захотеть, то это и помимо тебя сбудется. Так и вышло.
Однажды, когда Алусик уже и думать про свой американский переезд забыла, неожиданно звонит ей из Гонконга одна ее бывшая ученица. Ученица, тоже арфистка, в Гонконг вместе с мужем уехала и там на работу устроилась — в дорогом ресторане по вечерам богатой публике на арфе играть. И нужен был этому ресторану еще один человек. Сам понимаешь, на арфе не так много людей играть умеют.
Подумала Алуся, почесала затылок, да и решилась — была не была. Уволилась из своего музучилища, погрузила в самолет арфу и улетела на другой конец планеты. Там она полгода играла в русском кабаке сытой публике и получала за это приличные деньги. Кабак, конечно, не концертный зал, но платили там изрядно, и жаловаться было не на что.
Тут вдруг кабак этот закрывают, и у моей подруги возникает новая дилемма — куда ей теперь деваться. Виза у нее действительна аж до Нового года, а на дворе пока еще май месяц, и вообще непонятно, как теперь быть. Потыкалась она помыкалась, приехала домой, в Россию, на детишек посмотреть. Детишки у нее оба великовозрастные уже. Сын институт закончил, дочка на третьем курсе в столице обреталась. Все у них, вроде бы, в порядке. Беспокоиться не о чем.
Побыла Алуся с родней месяца полтора и надумала — если до декабря она работы в Гонконге не найдет, то все, возвращается опять в «совок» и больше не рыпается со своей стодолларовой зарплаты.
Уехала она снова в свое тридевятое китайское царство и попробовала преподавать уроки игры на арфе богатеньким китайским Буратино. И что ты думаешь. Оказывается, желающих научиться грести на арфе намного больше, чем мы с тобой думаем. Но не все это себе могут позволить. Уроки эти стоят бешеных денег. И пошло-поехало. Ученики к ней в очередь стояли. Доходы — с рестораном не сравнить! Алусик обрадовалась такому замечательному раскладу, продлила себе визу и теперь на полном серьезе взялась за свою жизнь. Поскольку материально она уже совершенно не нуждалась, то прикупила она себе новую арфу взамен старой. А это, батенька мой, весьма дорогое удовольствие. Английский язык теперь у нее от зубов отскакивал. У нее на эту тему даже произошел один забавный случай. Однажды она споткнулась о свою домашнюю собачонку и в сердцах пнула ее, чтобы та не лежала у нее на дороге и вдруг неожиданно поймала себя на мысли, что материт пёсика на чистом английском языке.
Так прошло еще с полгода. И вот, в один прекрасный день ее компаньонка — китаянка, с которой они вместе снимали квартиру, спрашивает: «Алусик, почему бы тебе не устроить свою личную жизнь? Женщина ты видная, неглупая, но почему-то совсем одинокая. Это неправильно». Алусик удивилась, но призадумалась. А компаньонка знай, зудит ей в ухо: «А Интернет для чего? Повесь там свою фотку. Может, с кем и познакомишься».
Недели через две Алусик, наконец, сдалась и научилась пользоваться сайтом знакомств. На русских женщин всегда был повышенный спрос, а здесь и вовсе невеста завидная. Во-первых, она всегда за собой следила и отлично выглядела. Для своих неполных пятидесяти лет ее сорок четвертый размер и прекрасный цвет лица были просто находкой.
Стали ей писать женихи со всего света. Просто завалили письмами. И итальянцы, и негры, и даже один японец. Но все не то и не то. Так она месяца три попереписывалась и потом ей все это надоело. Перестала она на письма отвечать, народ потихоньку и затих. Но один американец, Джон, все пишет и пишет. Она уж и вовсе не отвечает никому, а он настырный оказался. Даже без ее ответов письма ей шлет, надежды не теряет.
Ознакомительная версия.
