Эмилиян Станев - Волчьи ночи

Мой товарищ укрылся плащом и лег. Наши собаки мирно спали у погасшего костра. Река полнила ночь успокоительным шепотом. Далеко по равнине разносился лай деревенских собак и тарахтенье запоздалой телеги.

— Да, ночь разнеживает, — сказал я.

— И что в этом плохого? Разнеживает?! Люди часто боятся, как бы их не обвинили в сентиментальности именно в тех случаях, когда они поступают так, как и должны поступать настоящие люди, — ответил мой товарищ. — А ночь не разнеживает. Ночь гнетет нас темнотой. Возвышает же наши души небо…

Охота на следующий день выдалась чудесная.

Утром шесть куропаток забрались в редкий колючий кустарник, росший на склонах лога.

Вокруг, словно дно гигантского сосуда, окруженного со всех сторон теряющимися в дымке зимнего дня горами, лежала равнина. Смерзшийся на большую глубину снег однообразно синел. Равнина, словно ставшая меньше, безнадежно и пустынно леденела под прозрачным, как стекло, небом.

Шесть птиц подняли головы и сквозь черную колючую сетку кустарника с удивлением смотрели на студеную белизну, покрывавшую недавнее жнивье и кукурузные поля, где они выросли. Их маленькие головки, цвет перьев на которых переливался от красноватого до светло — голубого, долго оставались неподвижными. Кроткий испуганный взгляд девичьих глаз был устремлен к далеким почерневшим лесам. Потом они тревожно обернулись назад, к противоположному склону лога, где был небольшой холмик. Посреди него торчал голый вяз. В его ветвях виднелся словно бы ворох сухих листьев.

Время от времени этот клубок вздрагивал и принимал продолговатую форму. В пространство вписывался острый ястребиный профиль. Хищная птица, потеряв терпение, начинала шевелиться.

Она ждала уже два дня.

Куропатки видели, как ястреб, точно сторож, прилетает рано утром, торопясь занять свой пост. Вонзив взгляд в терновник, он алчно следил за каждым движением птиц своими желтыми глазами. Лишь только одна из куропаток пробовала выглянуть из укрытия, он поднимался на ноги и, готовый расправить крылья, весь подавался вперед, словно боялся пропустить нужное мгновение.

Жертвы ястреба тоже следили за ним, но с ужасом. Они сторожко ходили по кустарнику, под защитой его острых колючек, а голод искушал их выйти из убежища на поиски какой-нибудь пищи.

Петух — на его груди коричневое пятно было самым большим и ярким — ни на миг не спускал глаз с ястреба. Время от времени он издавал тихие звуки, предостерегая от неразумного шага какую-нибудь молодую курочку. Эти едва слышные молящие звуки приводили ястреба в волнение. Хищник напрягался, как пружина, которая вот-вот сорвется.

Дни стояли без солнца, не шел и снег. Небо было неподвижным, тихим, холодным и точно навеки собиралось остаться таким. Мертвенностью веяло от застывшей земли. Даже собачий лай не доносился из окрестных сел. Замерзшая живность не осмеливалась издать ни малейшего звука, боясь нарушить суровую тишину земли. Дни приходили нерадостные, холодные и уходили незаметно, оставляя за собой запах ночной стужи. Лишь неумолчное журчание воды подо льдом разносилось по логу.

Вечером темнота смешивалась с туманом. Равнина синела. Ястреб поднимался с вяза, делал широкий полукруг над кустами, желая удостовериться, что его добыча на месте, и спокойно летел к далекому лесу.

Куропатки бросались к руслу потока, свободному ото льда. Здесь земля не замерзала, и можно было легко ухватить какую-нибудь улитку или травинку. Немного покопавшись в логе, птицы, дружно затрепыхав своими короткими крыльями, летели к дороге, чтобы порыться в навозе. Но досыта наесться им уже не хватало времени. Быстро темнело. Надо было думать о ночи — не менее опасной, чем день.

Ночевали они на уединенном винограднике, возле самой сторожки, за которой лежала куча срезанных лоз.

Наваленные поверх плетня, они образовали небольшое укрытие, которое защищало от ветра. Ослабевшие от голода, птицы укладывались рядышком, согревая друг друга. Петух — бессменный сторож — устраивался чуть поодаль.

Куропатки, можно сказать, и не спали. Ночь полнили подозрительные звуки. Хруст сухого листа заставлял их встревоженно вслушиваться. Маленькая сова, жившая на чердаке сторожки, садилась на крышу и пронзительно мяукала. Ее бесстыдный крик оглашал все окрест. Со стороны непрозрачного горизонта долетал тоскливый вой волка. Низкое небо давило на окутанную туманом землю.

Едва куропатки задремывали, как скрип снега снова поднимал их на ноги. Вскинув головы, они вслушивались в кошачью поступь лисицы.

Петух подавал сигнал тревоги, и его подруги сливались с землей. Куропатки разбегались кто куда и залегали в снег. Ринувшийся навстречу лисе самец исчезал в темноте, и только по жужжащему шуму его крыльев можно было определить, в какую сторону он полетел. Петух уводил лису от своих подруг. Но лиса не поддавалась на этот обман. Шаги ее раздавались все ближе, что-то темное перемахивало через плетень… Куропатки бросались врассыпную и снова залегали, точно окаменев.

Утром они собирались и опять летели в лог, где их надежно защищал колючий кустарник.

В то утро ястреб показался над логом раньше обычного.

Поначалу, как это было у него заведено, он вихрем пронесся над равниной, видимо надеясь застигнуть стаю врасплох на открытом месте. Сделав несколько кругов, он вернулся в лог, увидел куропаток под кустами и, разочарованный, сел на вяз.

Раньше он подстерегал свои жертвы спокойно. Но сегодня его мучил голод, ждать больше было невмоготу. Он нахохлился и издал сиплый зловещий крик. Его нетерпеливый возглас привлек внимание летящих к селу ворон. С гневным карканьем они ринулись со свинцового неба на ястреба.

Ястреб ловко кружил в воздухе, избегая ударов ворон. Но скоро, разъярившись, сам перешел в наступление. Черные птицы преследовали его, тяжело плывя по воздуху.

Они то взмывали вверх, то спускались к ястребу. Шум их крыльев напоминал скрип несмазанного колеса.

Выщипанные перья еще парили в воздухе, когда хриплый вороний грай затих где-то за мглистым горизонтом.

Одна за другой куропатки осторожно выбрались из кустов. Сунулись к логу, но тут раздался крик петуха — чир-рик!

Его неусыпное око заметило серую точку, на мгновение показавшуюся над холмом. Сложенные крылья и выставленные вперед лапы ястреба нависли над стаей.

Куропатки со всех ног припустили к кустам. Только петух застыл на месте. Припав к земле и подняв голову навстречу ястребу, он храбро ждал, когда страшные когти приблизятся к его маленькому телу. Инстинкт самопожертвования и беззаветная смелость, охватившая его птичье сердце, подсказали ему ту последнюю долю секунды, когда надо отскочить в сторону. Свирепые, до отказа выпущенные когти вонзились в смерзшийся снег.

Отчаянно вереща, петух полетел в кусты. Разгневанный ястреб стрелой ринулся за ним. Но было поздно… Крылья его ударились о предательские колючки. Яростный крик хищника, словно проклятие, пронесся по логу. Серая птица, потеряв рассудок от неудачи, села над самыми головами оцепеневших от ужаса куропаток. Желтая лапа с загнутыми когтями сунулась сквозь колючки, пытаясь схватить одну из жертв. Ястреб закричал и забил крыльями. Сердца лежащих под ним куропаток колотились бешено. Шум крыльев ястреба подмывал их взлететь, но инстинкт был сильнее — он крепко прижимал их к земле.

Несколько минут продолжалась эта борьба. В конце концов ястреб поднялся с куста и полетел к своему вязу. Смерть и на этот раз отступила.

Куропатки не сразу тронулись с места, словно сердца их не выдержали страха. Потом они сгрудились вокруг петуха. Притиснувшись друг к другу, птицы молча и беспомощно озирались. В кротких, вечно озабоченных глазах была безропотная покорность. Темно-красное оперение хвоста еще стояло веером от возбуждения. Дрожь пробегала по пестрым телам. Только ощущение взаимной близости вносило успокоение.

Спустя несколько минут они улеглись под большим кустом.

Так прошло утро. Туман над равниной начал подниматься. Студеный ветер нагнал новые облака с севера. Неподвижная пелена на небе разорвалась, кругозор расширился.

С дороги ветер доносил скрип саней и бренчание колокольчиков. Глухое молчание равнины сменилось свистом холодной воздушной волны. Все пришло в движение. Даже вода в логу забормотала громче, словно вдруг рассердилась на лед.

Ястреб качался на своем суку. Ветер загибал в сторону его длинный хвост, и хищнику пришлось повернуться к нему головой. Но ястреб умостился так, чтоб ни на секунду не спускать глаз со стаи. Наполненное движением пространство лишило его спокойствия. Волновались и его жертвы.

Куропатки суетились, вскидывали головы, жались друг к другу. Возможно, и долетавший до них скрип саней неудержимо раздражал их пустые желудки.