Ознакомительная версия.
Сегодня, уже не впервые, затронули они вопрос страховки, а теперь предлагают еще написать и завещания. Может, считают, что она умрет родами? Может, они надеются, что она наконец умрет? (Но ведь оба они любили ее! Она это знала!) Ах, был бы жив мистер Шинн, она бы непременно побежала к нему посоветоваться. Еще одно «может быть»: этот Бывший Спортсмен, который захотел с ней «встречаться».
Накануне вечером Норма Джин рассказала Кассу о знаменитом бывшем бейсболисте, который вдруг решил встретиться с ней. Похоже, это произвело на Касса большее впечатление, чем на саму Норму Джин. Он сказал, что Бывший Спортсмен был героем для многих американцев, что в каком-то смысле он был большей звездой, чем любая звезда кино. Так что, возможно, Норме Джин все же стоит встретиться с ним. Норма Джин запротестовала, сказала, что, во-первых, ничего не смыслит в бейсболе, что всегда плевала на этот самый бейсбол, а во-вторых, она беременна.
— Говорит, что хочет со мной встречаться! Мы-то знаем, что это на самом деле означает.
— Ты можешь сыграть недоступную женщину. Новая замечательная роль для Монро.
— Он знаменит. Он, должно быть, очень богат.
— Мэрилин тоже знаменита. Правда, не богата.
— О!.. Но я… совсем не так знаменита, как он. Он прошел долгий путь, сделал блестящую карьеру. Все его любят.
— Так почему бы и тебе не полюбить?
Норма Джин с надеждой покосилась на Касса — неужели ревнует? Нет, похоже, что нет. Мысли Касса в отличие от Эдди Дж. прочесть было трудно.
Норма Джин не сказала Кассу, что отвергла домогательства знаменитого бейсболиста. Не лично, ибо сам он ей не звонил, но через третье лицо. Какого-то человека, назвавшегося его агентом. И сколько хладнокровия и достоинства звучало в ее голосе! «Мэрилин Монро» не продается и не покупается. Что это он себе вообразил? Видишь объявление, звонишь и предлагаешь. Интересно, какова она все же, цена Мэрилин?..
На втором этаже «Кипарисов», в более старой, «нормандской» части дома, было еще больше позолоты, бронзы и хрусталя. В окна просачивался зловещий желтоватый свет, казалось, он исходил не от солнца вовсе. Здесь пахло отсыревшей от протечек штукатуркой, инсектицидами и почти выветрившимися духами. И еще — этот непрерывно дующий ветер… Норме Джин показалось, что она слышит голоса, сдавленный детский смех. Наверное, во всем виноват ветер, сотрясает оконные рамы, канделябры. Она заметила, что Касс раздраженно озирается по сторонам — наверное, тоже услышал этот звук. Сегодня утром ему было плохо, он страдал от похмелья, и в глазах его Норма Джин заметила отсутствующее выражение — тревожный знак. Пока Теда Бара объясняла, какой сложной системой внутренней связи снабжен дом, Касс стоял, потирая глаза и странно шевеля губами, будто что-то попало ему в рот и он никак не мог проглотить. Норма Джин пыталась обнять его одной рукой, но он резко отстранился и грубовато заметил:
— Я не твой ребенок. Отвяжись!
Зачем мы только приехали в это ужасное место? Не привидения же искать.
Теда Бара не унималась. Теперь она описывала сложную систему охранной сигнализации, прожекторное освещение и систему наружного наблюдения. Установить все эти хитрые приспособления стоило, наверное, не меньше миллиона. Бывшая владелица, объяснила она, «страшно боялась», что кто-то может ворваться в дом и убить ее.
— Ну, в точности, как моя мамочка, — угрюмо заметил Эдди Дж. — Первый показательный симптом. Но далеко не последний.
Норма Джин сделала попытку немного разрядить обстановку.
— Кому это может понадобиться, убивать меня? На ее месте я бы обязательно задала себе этот вопрос. Настолько ли я важная персона, чтобы кому-то захотелось меня убить?
Теда Бара, холодно улыбнувшись, заметила:
— Ну, знаете, в этих краях проживает достаточно важных персон, которых могут захотеть убить. Мало того, еще и богатых.
Норма Джин уловила в ее голосе упрек, хотя и не поняла, чем он, собственно, вызван. И подумала с улыбкой: интересно, что сказал бы знаменитый Бывший Спортсмен, если б узнал, что она беременна? Мало того, еще и влюблена. И не в одного, а сразу в двух красивых, и сексуальных молодых мужчин.
Может, я действительно шлюха? Тому полно доказательств!
И тут начали твориться странные вещи. Эдди Дж. задавал Теде Бара какие-то вопросы. Норма Джин не слишком прислушивалась, а Кассу, похоже, становилось все хуже. Лицо стало пепельно-серым, кожа зудела и чесалась. Он все время шевелил губами и сглатывал. Воздух был такой сухой, при каждом вздохе казалось, что в рот тебе набивается песок. Норме Джин хотелось заключить Касса в объятия, поцеловать его, успокоить. Внезапно уголком глаза она заметила какое-то молниеносное, мимолетное движение. Точно чья-то тень пронеслась. Но где? В одном из зеркал? Ни Теда Бара, ни Эдди Дж. не заметили, но Касс обернулся посмотреть, и в глазах его отражался страх. И ничего не увидел.
Когда Теда Бара показывала им очередную спальню, за парчовой портьерой что-то двигалось, шевелилось.
— Ой!.. Смотрите! — непроизвольно вырвалось у Нормы Джин. Теда Бара неуверенно заметила:
— О, да ничего там нет. Я уверена. — И риэлторша храбро двинулась к портьере, но Касс удержал ее:
— Не надо. Ну его на хрен, что бы там ни было. И, умоляю, закройте дверь!
Они вышли, и дверь была закрыта.
Норма Джин и Эдди Дж. обменялись встревоженными взглядами. С Кассом явно что-то неладно.
Норма Джин слышала приглушенные женские голоса, детские крики и сдавленный смех. Но конечно, виной всему был ветер, всего лишь ветер. Ветер и еще ее воспаленное воображение. И когда Теда Бара ввела их в детскую, Норма Джин с облегчением увидела, что комната пуста. И что в ней царит тишина, не считая тихого бормотания ветра. Ну какая же я все-таки дурочка! Кому это придет в голову убивать здесь ребенка.
— Какая к-красивая комната! — Норме Джин показалось, от нее ждут именно этих слов. Однако ничего красивого в этой детской не было, разве что большая, вот и все. И еще продолговатая такая комната.
Большая часть внешней стены состояла из зеркальных стекол с «инеем», и похоже было, что смотрят они в пустое пространство, в вечность. Остальные стены были выкрашены ярко-розовой, как оперение фламинго, краской и увешаны картонными фигурами с человеческий рост. Здесь были персонажи из «Матушки Гусыни» и из американских мультфильмов: Микки Маус, Дональд Дак, Багз Банни, Гуфи. Плоские пустые глаза. Счастливые человеческие ухмылки. Руки в белых перчатках вместо лап. Но почему они такие большие? Норма Джин смотрела Гуфи прямо в глаза и в конце концов не выдержала, отвернулась первой. И сказала, стараясь превратить все в шутку:
— Полногрудая девушка не может произвести впечатления на этого типа.
Касс Чаплин, как иногда случалось с ним на вечеринках, вдруг невероятно возбудился и принялся разубеждать ее. Его дружки, пьяницы и наркоманы, любовно называли такое состояние «сойти с катушек». В подобные моменты Касс был готов рассуждать о чем угодно — о теории относительности, геологических разломах в округе Лос-Анджелес или же о «тайной склонности американцев к самосуду». Последнее, по мнению Касса, вовсе не было привнесено из Старого Света в Новый, но выработалось само в сердцах пуритан-первопоселенцев, стоило им вторгнуться в эти необъятные и дикие просторы. И вот теперь резко, словно вышедший из транса лунатик, Касс нервно и взахлеб заговорил об изображении фигурок животных в детских книжках и фильмах:
— Господи! Вот был бы кошмар, если б животные вдруг заговорили. Причем нашими, взрослыми словами и фразами. В детском мире все иначе, это воспринимается как само собой разумеющееся. Интересно, почему?
Ответ Нормы Джин немало удивил его:
— Да потому, что животные и есть человеческие существа! Да, они не умеют говорить, как мы, но ведь тоже общаются между собой, это точно. И тоже испытывают разные эмоции и чувства — боль, надежду, страх, любовь. К примеру, мать какого-нибудь звереныша…
Эдди Дж. перебил ее:
— Только не зверьки из мультфильмов, дорогуша! Они же не могут плодиться и размножаться!
Тут Касс как-то особенно злобно заметил:
— Наша Норма обожает животных. А все потому, что она никогда не имела их и ни черта о них не знает. Вообразила, что они безоговорочно будут отвечать ей тем же.
Норма Джин обиделась. И сказала:
— Эй, не смей говорить обо мне так, будто меня здесь нет. И оставь этот снисходительный тон!
Мужчины расхохотались. Возможно, она даже нравилась им в такие моменты, когда вся так и вспыхивала. Даже сняла свои темные очки, прямо как Бетт Дэвис или Джоан Кроуфорд в какой-нибудь мелодраме.
— Она говорит «оставь этот снисходительный тон!». Оказывается, даже у Рыбки есть своя гордость.
Ознакомительная версия.
