Подав рюмки и тарелочки, Клавдия извинилась:
– Ребята, я вас теперь оставляю, – ладно? Если что – покричите.
– Ничего, мы тут как-нибудь сами, – заверил ее Комов. Поддергивая рукава и аппетитно потирая руки, он принялся хозяйничать.
– Геш, это ничего, что мы вот так, без спросу? Понимаешь, разговорчик есть один. Возник вдруг… Федюнь, а ты чего это? Спишь? Стареешь, брат, стареешь. А раньше-то был, а? Лев! Ну, одна еще не повредит. Давай-ка, за компанию.
Налито было и Скачкову, однако и в команде знали, что он не пьет ни капли, и Комов его не приневоливал, а лишь тронул его рюмку своей.
– Геш, – неожиданно позвал он, задерживая рюмку возле губ, – а может пригубишь малость, нарушишь заповедь? Нет? Вот выдержка собачья! Завидую. Характер. А я… вернее, мы… – он посмотрел на Сухова, – грешны, грешны брат. Никаких устоев.
Притворно вздохнув, он лихо махнул рюмку в рот и, отдуваясь, стал придирчиво нацеливаться вилкой на самый лакомый ломтик лимона.
– А главное, – проговорил он севшим голосом, – не заслуживаем никакого снисхождения. Верно я говорю, Федюнь?
Свою рюмку Сухов держал криво, проливая на стол и на брюки, – совсем раскис. Скачков вынул у него рюмку из руки.
– Хватит с него, – сказал он Комову, и тот молча согласился. Подставив ладонь, чтобы не просыпать на колени сахарную пудру, Комов отправил в рот ломтик лимона и некоторое время старательно выедал из корочки сочную подслащенную мякоть. По его глазам, совершенно трезвым, чуть прикрытым веками, Скачков видел, что он сосредоточенно подыскивает начало разговора.
– Понимаешь, Геш… В последнее время у меня, если честно признаться, мозги раком стали. Не смейся, – точно говорю!
Выжидая, Скачков молчал. Он подозревал, что парни заявились потолковать по поводу сегодняшнего скандала в раздевалке. Ну, насчет отчисления Скачков и сам не принимал всерьез. Можно извиниться, и все устроится. Да и смешно затевать какие-либо перемены перед матчем в Вене. В команде и без того положение – хуже некуда.
Вилкой Комов аккуратно отодвинул обсосанную и брошенную на столик лимонную корочку, затем подцепил ее и переложил на тарелку, – все это неторопливо, оттягивая момент откровения.
– Скажи, Геш, только честно: как ты думаешь, выиграем мы в Вене? «Мы!..» Скачков не мог утаить усмешки. Так и есть: слова тренера об отчислении Комов пропустил мимо ушей. Без команды он себя не мыслил, вернее – не представлял команды без себя.
– Ну, знаешь… – Скачков развел руками. – Поле ровное, мяч круглый.
– А все-таки? – настаивал тот.
В кресле напротив завозился пьяненький Сухов, быстро и ловко, по-обезьяньи, почесал под мышкой.
– Ногами к шее выиграем! – буркнул он и снова щекою на руку, пристроился дремать. – Наколотят нам вагон и маленькую тележку.
– По-моему, – Комов показал, что он согласен с замечанием Федора, – мы еще ни в одном сезоне не начинали так. Согласен? Сыграли три игры, а очков?
Через столик Комов настойчиво следил за лицом Скачкова. И ждал, что тот скажет.
– У австрийцев в прошлом году, – напомнил он, – сам знаешь, еле-еле вырвали очко. А играли у себя. И у них не было Фохта.
Теряясь в догадках, Скачков спросил:
– Так что ты предлагаешь?
– Как – что? – тянул и медлил Комов.
– Хватит финтить-то, – посоветовал Скачков. Комов обиделся.
– Да кто финтит? Я говорю, надо трезво смотреть на свои силы. Зачем нам ехать в Вену? За каким дьяволом? Позориться? Силы гробить зря? А силы здесь, здесь нужны! Знаешь, за двумя зайцами погонишься…
– Так что – не ехать, значит? – добивался напрямик Скачков. Выгадывая какие-то мгновения, Комов стал поочередно вытягивать ноги и шевелить ими, расправляя на брюках складки.
– Может быть, и не ехать. Может быть.
Чего-то он опять не договаривал, в чем-то осторожничал.
– Болтаешь ты что-то! – расстроился Скачков. – Готовились-готовились, ждали-ждали и – на тебе: не ехать!
– Ну, хорошо, – уступил Комов, – допустим, поедем. А кто играть будет? Кто? Ты только не обижайся, Геш, но вспомни Тбилиси… Дыхалки-то уж не хватает. Да и у Федюни вот – тоже… А в Вене играть надо, и еще как! А кто будет? Пацаны? Какие из них игроки? Набрал тоже команду! (Это он уже о тренере). Хотел я ему сказать, подмывало, да удержался. А зря! Надо бы… Ну да дождется!
– Не пойму я, чего ты хочешь, – признался Скачков, устав от догадок.
Вместо ответа Комов пихнул дремавшего приятеля в плечо:
– Федюнь, да хватит тебе дрыхнуть!
Вынырнув из дремоты, Сухов принялся лихорадочно тереть лицо.
– Кома дело говорит, – заметил он, отряхиваясь со сна. – Заявим коллективку – и все. Какой он к черту тренер? Команду развалил, в таблице одни «баранки». Ему в шашки играть, а не в футбол!
Ах, вот они что задумали! То, к чему хитроватый Комов подбирался осторожно, намеками, Федор по простоте выболтал сразу.
– Не по уму это у вас, братцы! – запротестовал Скачков. – Да и кто вам сейчас станет тренера менять?
Тоном человека, близкого к высоким секретам, Комов обронил:
– Сменят, будь спокоен.
Взгляд его, твердый, трезвый, красноречиво дал понять Скачкову, что – да, где-то что-то уже закрутилось.
– Идите вы к черту! – Скачков вскочил. – Да я первый заору… Зачем это вам? Зачем?
– Первый! – Комов отодвинул кресло и, руки в брюки, заходил туда, назад. – А ты первым заори, чтобы его убрали. – Разминулся, дошел до стенки, снова повернулся. – На кой тогда тебя капитаном выбрали? Команда требует!
– Команда!
Сходясь и расходясь, они несколько раз пересекли комнату от двери к окну. Сухов голову отвертел, наблюдая за обоими.
– А кто? – спросил Скачков.
– Кто, кто!.. С этого и начинать надо было, – обиженным тоном проворчал Комов. Прошелся еще раз и вдруг резко остановился. – Тебя мы хотим предложить, вот кого! Подходит?
От изумления Скачков медленно развел руками.
– Братцы… да вы с ума сошли! Какой же из меня…
– Ты, знаешь, брось. Брось! – потребовал Комов, давая понять, что скромность скромностью, а дело делом. – Назначат тебя, и потянешь. А в помощники тебе вот – Федюню. Вторым тренером. Все могут, а вы не сможете? Да мы, Геш, такую команду слепим, что пыль полетит! Кое-кого шуганем, чтоб не мешали, кой-кого со стороны возьмем… Вот – показал кулак. – И дисциплина будет. Все будет!
Так, так… Скачков приходил в себя. Значит, у них уже все продумано, расписано. Однако хороши же будут тренеры! Иван Степанович прожил жизнь в таком футболе, на таком высоком этаже, где никому из них троих, решающих сейчас его судьбу, не приходилось и бывать (и не придется!), и то он настолько изнемог, что часто можно видеть, как врач Дворкин тащит к нему в комнату грелку с кипятком, – опять разгулялась каретниковская печень! Что же говорить про них с Федюней? Скачков хоть учился в физкультурном, имеет диплом, но Сухов-то. Даже техникума не окончил, отчислили за неуспеваемость. Удивительно, что этого не понимает Комов. Или понимает, но своих тайных мыслей и намерений не выдает?
– Давай, Геш, шевели мозгой, – бодро уговаривал Комов. – Кому и принимать команду, если не тебе? Мы тут как решили? В Вену ехать незачем. Стоит ли зря силы тратить? Нам тут очки нужны. В этом году нам бы только в высшей лиге удержаться. Зато уж потом!.. А с этим, – имелся в виду Каретников, точно вылетим. Федюня правильно толкует: ему в пешки играть.
Нервничая, Скачков тер лоб и собирался с мыслями. Значит, свалят они опытного Степаныча и посадят на команду… да по существу посадят самих себя! Но надолго ли их хватит, покуда не снимут с треском? На полгода? Не больше. Как растолковать им, чтобы бросили свою затею? Не послушают ведь!.. Комов в это время возбужденно расхаживал по комнате и с ненавистью говорил о тренере, как о пропащем человеке, судьба которого бесповоротно решена.
– Ты не думай, это ему так с рук не сойдет! Нашел тоже, кого не пускать в раздевалку! А кого же тогда пускать? Дурак какой-то, псих…
С этим Скачков был согласен: зря. Ну зашел бы Рытвин, ну поговорил бы, даже поругал… Подумаешь!
– Видали его, – все больше распалялся Комов, – открытие придумал: Чайковский!… Может, еще на скрипке пиликать заставит? На бандуре ему играть, а не в футбол!
А вот это он напрасно. На юге, после одной особенно изнурительной тренировки, Иван Степанович стал рассуждать о предельных нагрузках в современном спорте. Но только ли за счет все возрастающих нагрузок достигается победа? А если соперники натренированы одинаково, находятся на пределе своих физических возможностей? Значит, что же – ничья? А нужна победа! Так где же взять, добыть ту каплю, которая все же сдвинет чашу весов? Иван Степанович подождал ответа, не дождался и сказал, примерно, так: при одинаковых физических силах соперников необходимая капля добудется из психологических запасов, тут может сказаться такая мелочь, как – читал ли парень Достоевского, слушал ли Чайковского? Уровень современного спорта настолько высок, что духовная нищета спортсмена непременно скажется на его мастерстве. Не случайно, в командах с каждым годом появляется все больше «мозговитых» игроков.
