— Хорошо, я не собираюсь тебя заставлять….
— Знаю, что не собираешься. И я хочу, скоро я буду… Но просто не…
— Ну хорошо, хорошо, — я глажу волосы Лиззи. — Не нужно спешить. Но ты готова… гм…
— Да. — холодно произносит она.
Очередной момент напряженной тишины, которую нам не так-то просто нарушить. В последнее время моменты неловкого молчания слишком участились. И причина в том одна: выкидыш, случившийся у Лиззи три недели тому назад.
Беременность оказалась чистейшей случайностью, «технической неполадкой», к которой, как впоследствии выяснилось, предрасполагал микроскопический разрыв в диафрагме Лиззи. Известие о том, что нам предстоит стать родителями, подействовало подобно разряду в две тысячи вольт. Пережив первоначальное потрясение, Лиззи пришла в восторг. Но когда в экспресс-тесте на беременность показалась нежно-розовая полоска, я побелел.
«Успокойся, милый, — отреагировала любимая. — Мы так и так когда-нибудь собирались завести ребенка. Так что природа сама распорядилась ускорить воплощение замыслов».
«Природа здесь ни при чем», — мрачно произнес я.
«Ты что, не рад ребенку?» — Жена машинально прикрыла живот.
«Конечно же, я хочу детей, — солгал я. — Просто… ну, в общем, сейчас же не самый подходящий период, верно? Особенно при таком стрессе на работе, которому мы с тобой подвержены».
««Подходящее время» так и не настанет. Обязательно будут крайние сроки принятия решений, намеченные сделки. Такова жизнь. Согласна, малыш может немного усложнить существование, но лучше ребенка у нас ничего не будет!»
«Конечно же, ты права».
Лиззи убрала ладонь и заботливо взглянула на меня:
«Мне было бы приятней, если бы ты обрадовался…»
«Мне тоже было бы приятней».
Примерно восемь недель после этого я убеждал себя: необходимо успокоиться, принять ситуацию. Лиззи права: ребенок — лучшее в нашей жизни. Ведь в конечном итоге жена — лучшее в моей.
Но однажды в офис позвонили. Джина. Ее интонации меня напугали.
«Нед, ты только успокойся…» — начала подруга жены.
И я тотчас же заволновался:
«Что случилось с Лиззи?»
«С ней всё будет замечательно. Но ее необходимо срочно переправить в городскую больницу, началось сильное кровотечение…»
Я нервно сглотнул:
«Что с ребенком?»
«Нед, мне тяжело тебе говорить…»
Через пятнадцать минут я уже был в городской больнице Нью-Йорка. Дежурный травматолог сообщил: тотчас после выкидыша Лиззи отправили в хирургическое отделение для срочной дилатации и кюретажа.
«После операции она будет очень слаба, к тому же — подавлена, отчасти из-за потери ребенка. Но, насколько я могу судить, выкидыш произошел довольно быстро, так что не вижу причин, способных воспрепятствовать повторному деторождению».
Прежде чем разрешили увидеться с женой, прошло более трех часов. Лиззи лежала пристегнутой к больничной койке, под капельницей, с пепельно-серым от потери крови лицом.
Поразил взгляд. Обращенный внутрь, потрясенный.
Я сел рядом, крепко сжал ладонь любимой.
«Надеюсь, тебе стало легче», — тихо произнесла жена.
Меня будто ударили по лицу: «Ты же знаешь, что это — неправда».
Внезапно Лиззи приникла ко мне, уткнулась подмышку, затряслась от безудержных рыданий. Пока не утихли слезы, держал ее в объятиях.
«В следующий раз всё будет хорошо», — успокаивал я.
«Не хочу говорить об этом», — ответила Лиззи.
Простит ли она меня хоть когда-нибудь?
Сегодня утром шеф назначил мне встречу, на которую я опоздал, потому что сначала играл в теннис, а потом попал в жуткую пробку.
Чак Занусси сидит за столиком в углу, откуда открывается вид на нишу в стене. Любой, заглянув в «Пикок Эллей Ресторан», немедленно заметил бы Чакки. Потому что при росте в шесть футов три дюйма и весе в двести семьдесят килограммов, с тройным подбородком, двумя медвежьими лапищами вместо рук и пузом, как у сумоиста, парень привлекает внимание, точно горный массив на равнине.
Подойдя к столику, замечаю стоящую перед Чаком тарелку, на которой возвышается горка дымящихся блинчиков. Еда плавает в лужице кленового сиропа.
— Извини, чуть-чуть опоздал, — завожу я, — гребаное движение на магистрали просто….
Чак многозначительно откашливается и смущенно указывает кивком на другую сторону столика, где в глубине алькова сидит мужчина примерно тридцати лет. Высокий, тощий, как рельса, с прилизанными угольно-черными волосами, одетый в ладно скроенный матово-серый костюм, белую, с широким воротом, рубаху и скромный галстук в горошек. Явный «еврик».
— Извините-извините, — всё так же запыхавшись, произношу я, — не знал, что…
Европарень с отсутствующим видом пожимает плечами, затем одаривает приторной улыбкой. Чак говорит:
— Познакомься с Клаусом Креплином.
— Весьма наслышан о вас, — произносит Клаус на чудовищно правильном английском.
— В самом деле? — недоуменно спрашиваю я, покосившись в сторону босса; в молниеносном взгляде читается вопрос: «А это что еще за козырной?»
— Разумеется, я наслышан о Неде Аллене. — Жестом Креплин предлагает сесть. — Спросите любого в «Компу-Уорлде», кто здесь лидер продаж по региону, как зовут чародея рекламы — и назовут ваше имя.
— Э-э… хм… приятно слышать. — Проскальзываю в кресло и вновь недоуменно гляжу на Чака. Но тот, не отрываясь, рассматривает тарелку с блинчиками. А Креплин продолжает:
— Естественно, наша компания всегда готова поддержать дарование…
При словах «наша компания» сердечко заколотилось.
— И мы уверены: высшие… о, простите, я плохо говорю по-английски, я имел в виду, «лучшие», должны быть вознаграждены. Например, Вы.
Следующий вопрос задаю Чаку Занусси:
— Он что, купил журнал?
Креплин натянуто смеется:
— Нет-нет, «Компу-Уорлд» приобретен вовсе не мной, хотя подобная перспектива, конечно же, представляется весьма привлекательной. Ваш: журнал выкуплен нашей компанией.
— Как и все остальные издания, выпускаемые «Гетц-Браун Труп», — добавляет Чак. — Клаус представляет «Клауса-Зандерлинга».
— Вы слышали о нас? — осведомляется Креплин. Эта компания — единственный в своем роде международный холдинг, крупнейший в Европе и наиболее влиятельный на растущем азиатском и южноамериканском рынках.
— А кому не известна ваша фирма? — отвечаю я вопросом на вопрос.
Клаус Креплин вновь приторно улыбается:
— С некоторых пор мы подыскивали плацдарм для выхода на североамериканский рынок, — поясняет Креплин. — Фирма «Гетц-Браун» представлялась идеальной для обустройства по эту сторону Атлантики.
— И какова же ваша роль среди нового антуража? — осведомляюсь я.
— Клаус — новый директор, — поясняет Чак.
— Нет-нет-нет, — возражает иностранец, — повторюсь, Чак, вы — по-прежнему директор «Компу-Уорлда». Я — всего лишь юбер-редактор всех изданий «Гетца-Брауна», посвященных аудио- и компьютерной технике. Тем не менее, — теперь европеец обращается непосредственно ко мне, — позвольте заверить: мы уважаем суверенитет каждого журнала. Я так и сказал Чаку, когда вчера вечером мы летели обратно из Чикаго.
— И ты мне позвонил, — обращаюсь я к Занусси, но вновь встревает Креплин:
— И я попросил Чака позвонить Вам и договориться о встрече. Нед, я хотел встретиться с вами незамедлительно, поскольку вера «Клауса-Зандерлинга» в упорядоченную преемственность необычайно велика. Мы имеем немалый опыт подобных переходных этапов в корпоративной истории и гордимся минимальным вмешательством в текущие дела столь ценного издания, как ваше.
— Вы хотите сказать, я могу заверить всех членов своей команды, что им не о чем беспокоиться? — уточнил я.
— Безусловно. Кстати, я восхищен руководителем, защищающим своих подчиненных.
— Мистер Креплин, мои люди — не подчиненные.
По голени стукнул чужой ботинок. Занусси подсказывал: «сбавь обороты».
— Конечно, конечно же. Снова меня подвел английский. Коллеги, верно?
— Точно. Лучшие продавцы во всем бизнесе.
— И вновь позвольте заверить: ваша команда останется вашей. И, пожалуйста, называйте меня Клаус, хорошо?
— Легко, — согласился я.
Креплин сверился с часами, после чего вытащил из кейса миниатюрный мобильник.
— Необходимо позвонить в Гамбург, в головной офис. Простите, если отлучусь на минуту?
Мы с Чаком кивнули, иностранец направился в фойе.
Повисла долгая тишина, Чак возился в лагуне сиропа. Когда Креплин скрылся из пределов видимости, Занусси знаками предложил мне подвинуться поближе и спросил:
— С какой стати ты вел себя, как агрессивный балда?
— Кто балда? Я балда? — рассерженно прошипел я в ответ. — Чакки, ты сам круглый болван. Заманил меня без малейшего предупреждения.
