— Сочувствую. Может, немецкий университет следует своему девизу: «Книга знаний всегда открыта»?
— А у нас тогда что? Закрыта?
— Получается, что так.
— Я все же не понимаю: история нашей страны, история не только ведь войны между нами, орденом, Речью Посполитой, шведами, но и взаимоотношений между соседями. История, которая во многом объясняет, почему так относятся к нам и поляки, и литовцы, и шведы, и немцы.
— Ты просто рассказываешь в своей книге, что всем есть что друг другу вспомнить. А это неактуально на сегодняшний день. Мы много лет объясняли всему миру, что виноваты во всем и перед всеми. А теперь, когда объяснили — то обиделись: почему нас не любят…
— Когда я писал эту книгу, то старался быть объективным. И о современной политике даже не думал.
— Это правильно. Правда — она и есть правда.
— Ты смеешься?
— Помнишь, около трех лет назад, когда я написала очередную книгу… мне тогда надоело писать фантастику для себя и друзей и я решилась это все обнародовать.
— Это когда ты нашла знакомых почти во всех издательствах и отдала книгу напрямую главным редакторам? Помню. После этого ты создала свое издательство и ушла из науки, о чем я не перестаю сожалеть…
— А знаешь, что мне ответили?
— Ты никогда об этом не говорила.
— Мне сказали — причем дружно, во всех издательствах, словно речь вместе, — Тереза наморщила лоб и произнесла с назидательной интонацией: — Все великолепно, я получил истинное удовольствие, читая вашу книгу… Но издавать мы ее не будем — она не в формате нашего издательства. Кроме того, она не толерантна.
— Погоди. Там же было фэнтези, ничего особенного, по-моему. Не Толкиен, конечно, но написано славно. Что-то про рыцарей. Я еще тебя консультировал…
— Именно так. Про рыцарей, про древний город, который они обречены защищать. Мрачновато, но хорошо… Так я впервые услышала слово: «не формат». И хотя до сих пор не понимаю, что оно значит, но свое издательство назвала именно так.
— Понятно. Мне жаль.
— И тогда я поменяла работу.
— Только из-за того, что твою развлекательную книжку признали нетолерантной? — поразился он.
— Не только из-за этого. Жизнь к тому времени стала какая-то запрограммированная. Одни и те же лекции. Студенты, которые не хотят учиться — и это в нашем университете. Научные исследования, о которых отчитываются, но не ведут в должном объеме. Жизнь на гранты. Книги, которые невозможно издать…
— Должность завкафедры современной истории, которую тебе прочили.
— Шипение, что это все из-за дедушки, мамы да мужа-профессора.
— И ты полностью поменяла свою жизнь… И мою заодно.
— Я просто сменила работу. Ничего более.
— Ты изменила все…
— И в горе, и в радости, — она поцеловала его, — помнишь?
.
— Я все же не понимаю твоего увлечения этим человеком, — брезгливо протянул муж.
Тереза стояла перед зеркалом и старательно прокрашивала ресницы.
— Ты ведешь с ним активную переписку вот уже несколько недель. А вчера сообщила мне, что он прибывает в Питер. Ты отправляешь домработницу, чтобы подготовить все к его визиту. Подготовить в твоей же квартире.
— Эта квартира была куплена как раз для этого. Чтобы людям, прибывшим для переговоров, было где остановиться. Чтобы не снимать номер в гостинице — это не всегда удобно. Посмотри, по-моему, хорошо получилось, — и она забавно похлопала ресницами.
— Смешно, — мрачно проговорил Александр.
— И как я выгляжу?
— Достаточно хорошо, чтобы я сходил с ума от ревности.
— Мы уже говорили на эту тему, — она заглянула в сумку, проверяя, на месте ли права, кошелек и ключи.
— Не уходи… Я схожу с ума от мысли, что ты будешь с ним.
— Поехали со мной, — пожала плечами Тереза. — Я не могу отменить встречу: он вырвался из Москвы, чтобы поработать над материалами. Приезжает на два дня. Поехали. Сегодня — воскресенье, ты особо ничем не занят, сценарий знаешь хорошо. Послушаешь, посмотришь… Вдруг мы что-то упустили.
— И буду я при этом выглядеть дураком…
— Какая разница, как ты будешь выглядеть перед незнакомым, несимпатичным тебе человеком, если тебе будет от этого спокойнее? — искренне удивилась жена.
— Ну, уж нет, — ворчливо, но уже не злобно проговорил муж. — Я выпью кофе и отправлюсь писать статью в журнал. Кто-то же должен двигать вперед науку историю.
— Кстати о науке истории и не только о ней. Я еще раз прочитала твою книгу. Подумала… Как ты смотришь на то, чтобы по ее материалам издать серию брошюрок? У тебя там интереснейшие сведения и про Изборск, и про другие крепости Северо-запада. Материалы уникальные. Добавим фотографий, подправим стилистику — и можно издавать изумительную серию об экскурсиях по Ленинградской, Псковской и Новгородской областям. Я уже нашла деятеля, который готов спонсировать — он развивает туризм в этом направлении.
— Ты все хочешь заманить меня в свой бизнес? Бизнес, который пожрал уже одного очень талантливого историка?
— Я все равно буду издавать эту серию… Вопрос в другом: мне надо искать автора или он у меня есть. Причем с готовыми материалами.
— Я подумаю.
— Вот и славно, думай. Мне пора.
Близнецы, которые подслушивали беседу, вздохнули с облегчением — обошлось. С тех пор как родители вернулись из Москвы, жизнь понемногу налаживалась — мама и папа стали разговаривать. Отец начал больше бывать дома и общаться с семьей. Александр как обычно говорил на одну тему — тему истории. Все остальное волновало его мало. Но он изумительно рассказывал и любил, чтобы его слушали. Сыновья на данном этапе готовы были терпеть и такие крохи, лишь бы все было хорошо… А своими радостями и печалями можно было поделиться и с мамой. Конечно, той частью радостей и горестей, которую ей можно было знать…
Тереза приехала на Московский вокзал встречать Владимира. Ей всегда нравились такие места: интересные, живущие своей жизнью. Снующие люди. Запах поездов как символ перемены мест, как стремление что-то изменить… хотя бы на короткое время… Пассажиры казались ей путниками, задержанными на короткое время между Здесь и Там, в каком-то странном междумирье, на границе разных жизней.
— Доброе утро, — поприветствовал Терезу Зубов, который вышел из вагона, остановился перед ней и понял, что она никого вокруг не замечает. Ему стало любопытно, о чем же она задумалась — может, о нем?
— Хорошо, спасибо! — машинально ответила Тереза, потом тряхнула головой. — Доброе утро, простите, я… Как добрались?
— Замечательно, — радостно ответил Владимир неожиданно для себя, хотя до этого собирался ворчать и бурчать. И поезд ехал долго, и спать в вагоне он не умел, и без своей машины чувствовал себя дискомфортно, и после спектакля устал жутко… А увидел ее — и обрадовался.
— Отвезем вещи и посмотрим квартиру или кататься по городу?
— А в квартире есть еда?
— И еда, и кофе. Ноутбук и материалы у меня в машине.
— Поедемте завтракать! Потом работать. А потом уже гулять.
— Отлично.
На них стали оглядываться люди, пытаясь понять, откуда они знают этого красивого мужчину, и Тереза с Владимиром поспешили прочь.
Они вышли с территории вокзала через арку, попали на узкую улочку, всю заставленную машинами. Весенний Санкт-Петербург приветствовал их ослепительным солнцем, сияющим на алмазно-сером небе, обжигающе-холодным воздухом — было минус пятнадцать — и пронизывающими насквозь порывами ветра. Кучи неубранного снега, надпись на доме: «Не ставьте машины близко, возможен сход сосулек», лед на тротуаре.
— Надо же, — проворчал Владимир, поскользнувшись, — а у нас, в столице, такого нет!
— Увы, — улыбнулась Тереза, — в наш благословенный северный город зима и пришла неожиданно, со снегопадами, чего никто не ожидал, и уходить она не хочет…
Машина была не так уж и далеко. Тереза достала из кармана шубки брелок — и огромный черный джип радостно пискнул.
— А кто будет за рулем? — опасливо протянул Владимир.
— Я, — Тереза открыла ему багажник. — Вас что-то смущает?
— Меня ничто не смущает. Боюсь я очень, — честно признался актер и остановился перед пассажирской дверью, пытаясь найти повод, как бы не залезать внутрь. Такого повода не нашлось — пришлось усаживаться.
— Вы же сказали, что ездите на метро, — сказал он, когда машина тронулась.
— По центру Москвы — безусловно.
Вела Тереза аккуратно, но при этом машина достаточно резво пробиралась по узкой односторонней улице с названием Гончарная.
— А чем центр Москвы отличается от центра Петербурга? — Владимир нервничал, вцепившись в ручку двери, раз уж руля не было, и все время рефлекторно искал ногами педали. Женщины за рулем порождала в нем суеверный ужас — и эта не была исключением.
