Али, невзирая на дождик, пошел с детьми в сад пострелять из лука. Вероятно, таким способом он всего лишь хотел помыть волосы. Лукас отвлек Юдит от восковых шариков, и теперь они доверительно болтали о старых и новых временах, о рано оборванных или безвозвратно упущенных возможностях. Для такой атмосферы вино из южного Бургенланда подходило лучше всего.
Юдит обратила внимание, что не чувствует ничьей руки на коленке и что Ханнеса поблизости также нет. После долгих поисков она нашла его в дальнем уголке сада, стоически восседающего на поленнице. Он даже не пытался укрыться от дождя.
Юдит: что ты здесь делаешь? Ханнес: размышляю. Юдит: о чем? Ханнес: о тебе и Лукасе. Юдит: о Лукасе? Ханнес: ты думаешь, я настолько слеп, что ничего не замечаю? Было видно, что он прилагал усилия, чтобы не сорваться и не перейти на резкий тон. Однако голос звучал надтреснуто. Юдит: о чем ты? Ханнес: о том, как он на тебя смотрит. Юдит: так принято — смотреть на человека во время разговора. Ханнес: вопрос в том, как. Юдит: Ханнес, прошу тебя, не начинай! Я знаю Лукаса двадцать лет. Мы старые друзья. Да, мы были вместе, но давным-давно… — О том, что было давно, я не хочу знать. Для меня важно, что сейчас. Ты позоришь меня перед своей семьей.
Юдит склонилась над ним и пристально взглянула в лицо. Он дрожал, уголки рта подергивались. Юдит демонстративно вздохнула и произнесла медленно и настойчиво, как делают, когда хотят объяснить основные положения:
— Прекрати, Ханнес, так не пойдет! Давай договоримся, что эта тема всплыла первый и последний раз. Я просто беседовала с Лукасом. Если это для тебя проблема, то ты получишь проблему в отношениях со мной. Я не выношу подобных сцен с тех пор, когда вступила в период половой зрелости, и тем более не собираюсь с ними мириться сейчас, когда мне тридцать с лишним.
Ханнес сидел молча, обхватив голову руками.
— Сейчас я вернусь в дом, — сказала Юдит. — То же самое советую сделать и тебе. Может, ты не заметил, но идет дождь.
— Подожди секунду, любимая! — крикнул он ей вслед. — Прошу, давай вернемся вместе.
Теперь его голос обрел почти нормальное звучание.
На следующее утро Юдит разбудили доносившиеся из сада пронзительные крики, бульканье и смех. Синий спальный мешок, лежавший перед кроватью для гостей, был пуст. Наверное, Ханнес лег, когда она уже заснула, и встал раньше. Возле подушки на ее кровати лежала записка, на ней было карандашом криво нарисовано сердце: «Любимая, не знаю, что на меня вчера нашло. Я повел себя как пятнадцатилетний мальчуган. Обещаю тебе, что ничего подобного ты больше не услышишь. Прости меня, пожалуйста. Я могу это объяснить только помешательством на почве любви к тебе. Твой Ханнес».
На улице было солнечно. Она увидела его через окно — в прекрасном настроении, осаждаемого детьми. Ханнес поднимал то одного, то другого и подбрасывал в воздух. Лукас с Антонией стояли неподалеку и перекидывались с Ханнесом шутками. Как только он заметил в окне Юдит, то начал бурно подавать ей знаки.
На террасе уже накрыли завтрак.
— Нам достался добрый домовой, который за ночь сделал кучу дел, — узнала Юдит от Хеди.
— Он убрал со стола и перемыл гору посуды, подмел пол. Кухню прямо не узнать, такой чистой она не была уже много лет. Даже безнадежно грязная плита неожиданно снова стала белой. Не одолжишь своего Ханнеса на недельку?
Юдит лишь добродушно улыбнулась. Ханнес же отказывался принимать на свой счет комплименты.
— Когда не спится, то нет лучшего занятия, чем работа по дому. Такая уж у меня причуда, — оправдывался он. — А готовить завтрак мне помогала мама.
Естественно, она сидела рядом с ним, и Ханнес коснулся ее плеча.
— Ах, всего пару чашек, — смущенно произнесла она, наградив Ханнеса восторженным взглядом.
В первой половине дня, пока Ханнес возился с детишками, Юдит удалось пообщаться с тихоней Али и выудить из него пару слов. По словам брата, теперь он уже не столь враждебно настроен против антидепрессантов, и временами случается, что его даже охватывает жажда деятельности. Али с радостью ожидает ребенка и поклялся самому себе и Хеди, что станет отличным отцом. Если ему чего-то недоставало, так постоянной работы. Ландшафтной фотографией ничего не заработаешь. К сожалению, ничему другому он не научился, да и не больно-то и хотел переучиваться.
— А что ты думаешь о Ханнесе? — поинтересовалась Юдит.
Али: он умеет прибираться. Юдит: а кроме этого? Али: не знаю, он такой… в некотором смысле жутко… жутко славный. Юдит: да, он такой. Али: практически вошел в семью. Юдит: все случилось очень быстро. Умопомешательство какое-то! Али: ты становишься иной, когда с ним. Юдит: какой именно? Али: какой-то уполовиненной. Юдит: звучит страшно. Али: что ж, раз ты его любишь. Юдит замолчала. Возникла пауза. Али: ты его любишь? Юдит: не знаю. Али: разве тот, кто любит, сомневается?
Визит завершался, но Юдит не покидало тревожное предчувствие. Маму отвезли. Ханнес донес ее дорожную сумку до самой двери. Дома она наверняка сей же час примется заполнять формуляры на усыновление.
— Послушай, Ханнес!
Юдит решила, что сейчас самое время сообщить, что сегодняшний вечер и ночь она намерена провести без него. Больше того: она скажет, что ей срочно нужно взять перерыв на пару дней для себя. «Для себя» означало то же самое, что и «без него». Чтобы снова почувствовать себя «на все сто», ей необходимо вернуть свою вторую половинку. Без второй своей половинки ни о какой совместной жизни с Ханнесом и речи быть не могло.
Он ее прервал: любимая, плохую новость я приберег напоследок. Сегодня все было так чудесно, гармонично, как я всегда представлял в мечтах. У тебя сказочная семья. И твои друзья. И дети. — Он выглядел удрученным.
Юдит: что плохая новость? Ханнес: мы не сможем видеться целую неделю. Юдит: неделю? К счастью, это известие не спровоцировало бурную жестикуляцию, и ей удалось сохранить внимание на дороге. Ханнес: да я знаю, это ужасно, почти невыносимо, но… Дальше он пояснил, почему архитектурный семинар в Лейпциге не сможет состояться без него.
— Да, понимаю, — кивнула Юдит. — Тебе надо там появиться, никаких возражений и оправданий. — Она постаралась придать голосу серьезный и мужественный тон.
— Может, это для нас не так уж и плохо, — рассудил Ханнес.
Она бросила на него удивленный взгляд и не обнаружила никакого цинизма. Юдит: что ты имеешь в виду? Ханнес: взять небольшую паузу и побыть порознь. Полезно, чтобы привести мысли в порядок. И снова почувствовать стремление друг к другу. Юдит с почти нескрываемой радостью: да, Ханнес, в этом что-то есть! Ханнес: большая любовь тоже требует воздуха, чтобы раскрыться во всю силу. Юдит: да, Ханнес. Это мудро, очень мудро. Она не могла не поцеловать его. Поэтому свернула на автостоянку.
— Но сегодня ты останешься на ночь у меня, — заявила Юдит.
— Если ты позволишь, — парировал он.
— Ты не обязан спрашивать, ты должен это сделать.
Свою вторую половинку Юдит могла наблюдать на примере того, как проворно она влезла в первую. Вместе они одну за одной продавали дорогие лампы, потели на степ-аэробике в обеденный перерыв, копались после работы в книжных магазинах и бутиках, вечером не опускались до того, чтобы тупо пялится в телевизор, обмирая от восторга от Джеймса Бонда и передачи «Германия ищет суперзвезду», питались пиццей и шаурмой, чокались кьянти и были в полном согласии с самими собой, прекрасно уравновешивая свою хозяйку.
Юдит хотя и удивлялась, отчего это от Ханнеса третий день нет никаких известий, однако ни одна из ее половинок не взялась бы утверждать, будто затянувшийся тайм-аут в их отношениях был ей неприятен. Только забравшись под одеяло и прислушавшись к себе, она обратила внимание на промелькнувшее едва ощутимое движение от живота до головы, потом снова вниз и дальше до внезапно похолодевших пальцев ног. Конечно, это ощущение было слишком слабым, чтобы его можно было назвать тоской, но у него имелась еще пара дней, чтобы оформиться до настоящего сильного чувства.
В среду Юдит впервые за прошедшие дни перемолвилась с ученицей:
— Бьянка, поздравляю вас с внушающим уважение объемом груди, но здесь всего лишь магазин по продаже светильников, и вы спокойно могли бы носить бюстгальтер.
— Да, госпожа начальница, но, простите, здесь очень жарко, — вяло попыталась объясниться Бьянка.
— Поверьте, вы возбудите гораздо больше интереса к себе, если не станете выставлять на показ все свои прелести разом.
Бьянка: вы плохо знаете мужчин. Кстати о мужчинах. Госпожа начальница, почему ваш друг перестал к нам заходить? Юдит: он отлучился по работе, в Лейпциг. Бьянка: тем не менее сегодня он был здесь спозаранку. Юдит: нет, этого не может быть, потому что Лейпциг находится в Германии. Бьянка: он действительно проходил мимо и хотел разглядеть что-то через витрину. Юдит: нет, Бьянка, вы его с кем-то спутали. Бьянка: в таком случае, госпожа начальница, в витрину заглянул некто, как две капли воды на него похожий. Юдит: ну хорошо, хорошо. А завтра, прошу вас, постарайтесь все же явиться в бюстгальтере!
