Теперь они стояли у окна на втором этаже и смотрели во двор на мальчишек, гонявших большой желтый и, похоже, сдутый мяч.
— А Триверо? — спросила Виола.
— Кто это?
— Как, ты не знаешь? Из десятого «А». Он занимался академической греблей вместе с моей сестрой. О нем говорят много интересного.
— И что же?
Виола жестом изобразила некую длину и расхохоталась, довольная тем, какое обескураживающее впечатление произвел ее намек. Аличе залилась краской и в то же время обрадовалась волнующему ощущению, что ее одиночеству, кажется, подходит конец.
Они спустились на первый этаж и прошли мимо автоматов с бутербродами и напитками, возле которых толпились школяры, позвякивая мелочью в карманах джинсов.
— Короче, тебе нужно решиться, — сказала Виола.
Аличе в растерянности осмотрелась.
— Вон тот, мне кажется, очень славный, — ответила она, указывая на двоих в стороне у окна. Они стояли рядом, но не разговаривали и не смотрели друг на друга.
— Который? — спросила Виола. — С перевязанной рукой или другой?
— С перевязанной рукой.
Блестящие глаза Виолы распахнулись, став как два океана.
— Ты с ума сошла, — сказала она. — Знаешь, что он сотворил?
Аличе покачала головой.
— Он всадил себе нож в руку, нарочно. Здесь, в школе.
Аличе пожала плечами.
— Мне кажется, это интересно.
— Интересно? Да он психопат! Свяжись с таким — и окажешься расчлененной в каком-нибудь морозильнике.
Аличе улыбнулась, продолжая смотреть на парня с перевязанной рукой. Он стоял, опустив голову, и было в нем что-то такое, отчего ей захотелось подойти к нему, приподнять эту голову за подбородок и сказать: «Посмотри на меня. Я пришла».
— Ты уверена? — спросила Виола.
— Да, — ответила Аличе.
Виола пожала плечами.
— Тогда идем.
Она взяла подругу за руку и потянула к ребятам, стоявшим у окна.
Маттиа смотрел в окно. Солнечный день обещал весну в начале марта. Сильный ветер, очистивший за ночь небосклон, казалось, гнал прочь и время, подстегивая его. Пересчитывая крыши, видневшиеся вдали, Маттиа старался понять, насколько удалены они от горизонта. Денис стоял рядом и незаметно наблюдал за ним, пытаясь угадать его мысли. Они не говорили о том, что произошло в лаборатории. Они вообще мало разговаривали, но все время проводили вместе; каждый сосредоточенно думал о своей проблеме, но даже этим они поддерживали друг друга без лишних слов.
— Чао! — услышал Маттиа приветствие, произнесенное едва ли над ухом.
Увидев в окне отражение двух девушек, стоявших у него за спиной и державшихся за руки, он обернулся. Денис вопросительно посмотрел на него. Девушки, казалось, чего-то ждали.
— Чао, — тихо ответил Маттиа и опустил голову, желая уклониться от колючего взгляда одной из них.
— Я — Виола, а это Аличе, — продолжала как раз эта девушка. — Мы из седьмого «Б».
Маттиа кивнул. Денис открыл от удивления рот. Оба молчали.
— Ну? — продолжала Виола. — А вы не представитесь?
Маттиа тихо, словно припоминая, назвал свое имя.
Неторопливо протянул незабинтованную руку, и Виола крепко пожала ее.
Другая девушка лишь едва коснулась его ладони и улыбнулась, глядя куда-то в сторону.
Денис представился столь же неловко.
— Хотим пригласить вас на мой день рождения, он будет через две недели, — сказала Виола.
Денис попытался заглянуть в глаза Маттиа, а тот, глядя на робкую улыбку Аличе, подумал, что губы у нее такие бледные и тонкие, будто их прорезали острым скальпелем.
— Почему? — спросил он.
Виола покосилась на него и выразительно взглянула на Аличе, как бы подтверждая: «Ну что я тебе говорила — он же сумасшедший!»
— Что значит «почему»? Это же ясно — потому что мы так хотим.
— Нет, спасибо, — ответил Маттиа. — Я не могу прийти.
Денис облегченно вздохнул и поспешил добавить:
— Я тем более.
Виола не стала с ним спорить и обратилась к парню с перевязанной рукой.
— Значит, нет? Интересно, чем же ты так занят в субботу вечером? — с вызовом поинтересовалась она. — Будешь сидеть за компом со своим дружком? Или надумал еще раз порезать себе вены?
Выпалив это, Виола слегка испугалась. Аличе сжала ей руку, давая понять, что нужно остановиться.
Маттиа подумал, что забыл количество крыш и до звонка не успеет пересчитать их заново.
— Я не люблю праздники, — объяснил он.
Виола постаралась рассмеяться, но смех получился какой-то короткий и писклявый: «Хи-хи-хи…»
— Ну и странный же ты тип, — нашлась она. — Праздники все любят. — Осмелев, она даже повертела пальцем у виска. Аличе отпустила ее ладонь и невольно прижала руки к животу.
— Я не люблю праздники, — строго повторил Маттиа. Виола с вызовом посмотрела на него, но он невозмутимо выдержал ее взгляд.
Аличе отступила.
Виола хотела было ответить, но тут прозвенел звонок. Маттиа повернулся и решительно зашагал к лестнице, как бы говоря, что для него дискуссия окончена. Денис, как привязанный, поплелся за ним.
За все время, что Соледад Гальенас служила горничной в семье делла Рокка, она допустила лишь одну оплошность. Это произошло четыре года назад, дождливым вечером, когда хозяева ужинали у друзей.
В шкафу у Соледад висела только траурная одежда, и нижнее белье тоже было черное. Она столько раз вспоминала о смерти мужа в результате несчастного случая на работе, что иногда и сама начинала верить в случившееся. Она представляла, как он стоит на лесах, в двадцати метрах над землей, с сигаретой в зубах, как выравнивает цементный раствор для нового ряда кирпичей. Как вдруг спотыкается об оставленный кем-то инструмент или, может, о моток веревки — той самой, которой должен был обвязать себя, но которую презрительно отбросил в сторону, потому что страховка — это для слабаков. Она видела, как он зашатался на деревянном настиле и полетел вниз, не издав ни единого звука. Далее кадр расширялся — черный, машущий руками силуэт человека на фоне светлого неба. Завершалось ее искусственное воспоминание панорамой сверху: распластавшееся на пыльной стройплощадке тело мужа — бездыханное, расплющенное, глаза пока еще открыты, и темное пятно крови, выползающее из-под спины.
Зрелище это вызывало приятное пощипывание где-то между носом и горлом и если немного затягивалось, то ей удавалось выжать несколько слезинок, но уже из жалости к самой себе.
А на самом деле ее муж просто ушел. Ушел однажды утром — наверное, для того, чтобы начать новую жизнь с той, которую она и не видела никогда. Больше Соледад о муже не слышала. А приехав в Италию, придумала историю о том, как стала вдовой, — надо же что-то рассказать о своем прошлом, ведь о настоящем прошлом сказать было нечего.
Траур и мысль о том, что люди могут заметить в ее глазах следы трагедии, безутешного горя, придавали ей уверенность. Она с достоинством носила этот траур и до того вечера никогда не предавала память покойного мужа.
По субботам она ходила на шестичасовую мессу, чтобы вернуться к ужину. Эрнесто уже несколько недель ухаживал за ней. После службы он поджидал ее на ступенях у входа в церковь и церемонно предлагал проводить домой. Соледад в своей черной одежде поначалу не решалась принять предложение, но потом все же согласилась.
Он рассказывал ей о том времени, когда работал на почте, и о том, как трудно в его годы коротать в одиночестве долгие вечера, сводить счеты с призраками, которых накопилось предостаточно. Эрнесто был старше Соледад, и жену у него отнял настоящий, а не придуманный рак поджелудочной железы.
В тот вечер они шли под руку, держась почти вплотную друг к другу. Эрнесто предложил ей зонт и намочил голову и пальто, желая получше укрыть ее. Он сыпал комплиментами по поводу ее итальянского языка, который от недели к неделе становился все лучше. Соледад смеялась, притворяясь, будто смущена.
А получилось это из-за какой-то легкой заминки или замешательства — вместо обычного поцелуя в щеку они поцеловали друг друга в губы, у дома делла Рокка, у самых дверей. Эрнесто извинился, а потом снова наклонился к ее губами, и Соледад ощутила, как вся пыль, скопившаяся в ее сердце за многие годы, взметнулась вихрем и затмила ей весь свет.
Она сама пригласила его в дом. Пусть Эрнесто посидит тихонько пару часов в ее комнате, пока она приготовит поесть для Аличе и отправит ее спать. Что же касается четы делла Рокка, то они вскоре уйдут и вернутся поздно.
Эрнесто благодарил кого-то там на небесах, что некоторые вещи случаются и в его годы.
Они крадучись вошли в дом. Соледад за руку, как подростка, провела любовника в свою комнату и, приложив палец к губам, велела сидеть тихо. Потом наспех приготовила ужин. Видя, как медленно Аличе ест, она заметила:
