– Да это все наверстывается потом, – вставил Пшеницын.
Оля вскинула брови, но продолжила.
– Ну, допустим… И все же. Женили, на ком хотели, не спросили, профессию выбрали, карьеру сделали… Да еще и работа такая – все время под козырек бери. Как ты так живешь?
– Как живу? Хорошо живу. Все есть. А будет еще больше, потому что… Потому что надо уметь жить! Вот у меня заранее все спланировано и никаких уклонов в стороны. А в жизни, Оль, – как в математике с физикой: есть условный путь – прямая, и есть траектория – ломаная. Есть кратчайшее расстояние: от задуманного – до реализации, от точки А до точки Б, а есть реальный маршрут, со всеми поворотами и заминками. Понимаешь? Вот – цель, а вот тебе дорога к цели. Чем она прямее, тем лучше… Понимаешь? Есть задуманный путь – а есть сама жизнь, как она сложилась от старта до финиша, та самая траектория, – увлеченно втолковывал Саша. – И чем она ближе к кратчайшему пути – тем правильнее жизнь сложилась. Она, конечно, ломаная, но чем в целом прямее – тем вернее ты идешь к цели. А то вот иной намечтает себе разного – а живет как попало. По-дурацки живет, все время мимо, мимо собственных планов. А у меня, Оль, линия цели и линия жизни практически совпадают. Понимаешь?
Она молчала. Он еще пояснил:
– Я живу так, как хочу. Как собирался жить – так и живу.
– Да разве ты собирался-то? Все ведь знают, что тебе папа с мамой нашаманили – все, вплоть до невесты!
– Ну, это безразлично: родители детям плохого не пожелают.
– И что, – задумчиво спрашивала Ольга, – хочешь сказать, что твоя жизнь… траектория эта твоя – удалась?
– В общем, да. Потому что с прямой дорогой к цели совпадает.
Оля попыталась углубиться в размышления, даже брови свела на переносице. Но думать не хотелось. Она встряхнула головой.
– Так, а что ты там говоришь про прямую? – уточнила машинально.
– Прямая? Ну, каждый к чему-то стремится. Хотя бы приблизительно представляет себе, как должно все сложиться. Вот тебе пункт Б – цель. Когда мы ее намечаем, мы находимся в пункте А. Допустим, я всегда знал, что буду генералом. Вот тебе от меня, тогдашнего пацана, до генерала условный путь – прямая АБ. А жить при этом, в принципе, можно и с большими отклонениями. Даже и в совершенно другом направлении двигаться, многие так живут. Только это не для меня. Я иду верной и короткой дорогой. Да и цели у меня реальные… Чем плохо-то, Оль?
– Да-а… – уныло промолвила Оля, разомлевшая от вина. – А я вот не иду.
Сашина мысль явилась ей в виде большого тяжелого ядра, совсем круглой, и именно оттого почему-то чрезвычайно убедительной. Конечно, она тоже может намечтать себе всякого, и даже всегда этим занималась, но при чем здесь реальная жизнь? Жизнь-то все равно складывается как-то сама собой, от мечтаний совершенно отдельно…
Они помолчали.
– У меня так не получается, – вздохнула Ольга. – Я просто живу. Я – воздушный шарик, меня ветром носит.
Саша не знал, что ответить. Собственное мироощущение представлялось естественным и бесспорным. Экзистенциальные сомнения его никогда не посещали. А образ воздушного шарика выглядел искусственным, не имеющим смысла.
Он подумал и включил магнитофон.
«Надо его ободрить», – решила Ольга, вспомнив об ожидаемом приставании.
– Потанцуем? – улыбнулась призывно.
– Есть! – реагировал полковник, поправив галстук.
Однако и в танце он не позволил себе лишнего и обнимал Ольгу не более интимно, чем древко знамени на плацу…
Было поздно. Пшеницын так и не оправдал некоторых сокровенных ожиданий, но Оля все равно осталась довольна: особое женское чутье подсказывало ей, что Сашина детская любовь не прошла, – и она была благодарна.
– Мне пора, – сказала, вздыхая. – Я пойду.
Саша заерзал на месте, встал и снова сел.
– Подожди… Давай выпьем, – предложил, чтобы что-нибудь предложить. – Послушай, тебе обязательно ехать? Собственно… Можешь переночевать и здесь, – добавил он, краснея и проклиная себя за этот привет из юности. – Я тебе в спальне постелю, а сам…
– Вообще-то, Юлька, дочка моя, с мамой сейчас, но… Завтра ведь на работу, – осторожно заломалась Оля, в действительности давно и на все согласная.
– Утром отвезу, – предложил он смелее…
Она вышла из ванной в его халате – в спальне белела постель.
«Ну, слава тебе господи, – подумала, скромно опускаясь на край кровати, – кажется, намечается-таки сдвиг в сюжете».
Но стойкий Пшеницын не обнаруживал никаких нескромных намерений.
– Ты не бойся, – произнес он заготовленную фразу, – я в другой комнате устроюсь.
– Да я и не боюсь, – сказала она, глядя себе на коленки.
– Пойду в душ… – сообщил он нерешительно, точно это требовало обсуждения.
Она лежала и ждала. Из душа долго лилась вода. Потом Оля прислушивалась к его затянувшейся возне – в ванной, затем в кухне. Дверь спальни была приоткрыта. Она позвала жалобным голосом:
– Саша! Ты скоро? Я тебя жду!
– Скоро, скоро… – донесся глухой ответ.
Она подождала еще и воскликнула протяжно:
– Иди ко мне!
Он вошел, тоже в халате, и остановился у двери. Она села, не стесняясь наготы, поманила руками.
Саша подошел, все еще не решаясь, медленно снял халат и остался ни в чем. Медленно залез под одеяло… Было жарко. Оля сбросила одеяло на пол, он обнял ее и нежно-нежно стал целовать.
Пшеницын оказался на высоте. Было с чем сравнить. Все произошло неторопливо, со вкусом, без блеска и головокружения, но именно так, как должно было быть… Они уснули не скоро, проснулись вместе. И только утром Оля обнаружила на диване в соседней комнате действительно разобранную постель, напрасно прождавшую хозяина всю ночь и сиротливо белевшую среди нарядной мебели.
…Сидя за своим рабочим столом, Оля не замечала снующих сослуживцев. Монитор давно погас, по темному полю экрана проплывала надпись заставки: I love you… I love you… Оля покачивалась на стуле, задумчиво разглядывая желтые розы, подаренные Сашей.
Сотрудницы, видевшие Ольгу с букетом выпрыгивающей из машины, были заинтригованы. «Интересный мужчина», – согласились некоторые. «Врут, – она подумала. – Карпов был получше, а не хвалили… Хотя…» Она представила себе бывшего своего гражданского мужа и поморщилась. Вечная щетина, опухшее лицо, брюки мешком… А из машины-то не выходил – вываливался! И не даме помочь выйти, на заднее колесо поглазеть: что там барахлит. А тут – Сашка! Костюмчик с иголочки, шикарный парфюм, дверцу галантно распахивает… Чего там! Отдыхает Карпуша!»
Оля любовалась цветами и вспоминала о прошедшей ночи. «Интересно, что он теперь станет делать? Развода добиваться? Вообще-то, не похоже: такие не разводятся. Ведь карьера! А совместно нажитое имущество? А наследники?!.» Она задумалась. «Выходит – так будем встречаться? Если только он не похерит на фиг эту свою траекторию…» – подумала, сладко потягиваясь на крутящемся стуле.
А Пшеницын рулил на работу и, привычно ведя машину по знакомому маршруту, тоже думал об Ольге. Вот и сбылось… И ничего странного. И так всегда бывает, когда живешь по четкому плану: всего можно достичь, любого успеха! Ольга этого не понимает… А вот Светка понимает. Светка, конечно, амеба – но при чем тут одноклеточные? Светка – это база. Это… Жена должна быть опорой карьеры, еще лучше – ее гарантией! «Жаль, что Оля так доступна», – вздохнул он, сыто улыбаясь. И подумал, что она, наверное, не раз отдавалась вот так, с первой встречи, разным мужчинам. А впрочем… Как бы то ни было, ничто не замутит для него ясности горизонта.
Саша подъезжал к конторе, и ночные воспоминания все определеннее вытеснялись планами предстоящего дня. «Соловьевцы не получат заказ на платы, это окончательно… Хм! Смешная Олька: говорит, скучно живу… А она ласковая… – он улыбнулся размягченной улыбкой и тут же снова вспомнил о делах: – А Смирнову сказать, чтобы сворачивал все завязки по «Олимпу», обойдутся!..»
Оля смотрела на букет и не могла себя заставить заняться работой. Машинально щелкала клавишей, освещая экран дисплея, но была не в состоянии сосредоточиться на диаграммах. Начальница несколько раз напоминала ей о служебных обязанностях – но Оля ничего не могла с собой поделать.
…Саша позвонил через три дня.
Чего только не передумала она за это время! Подозревала несчастье: попал в аварию, серьезно заболел… Не могла лишь представить себе, что Сашке было не до нее.
– Не хотел надоедать, – невозмутимо объяснил полковник. – Да, думаю, и ты не сидела у телефона в ожидании. Так ведь? Поклонники, свидания, объятия! Небось и дома-то не ночевала? – предположил под видом шутки.
– …Ну почему я такая несчастная! – горевала Оля, специально явившись за этим к лучшей подруге Полине. – Вон люди – каждый год к морю! Дом – полная чаша! А тут… Ловишь-ловишь жар-птицу, скажи, Поль? – а в результате оказываешься со всеми своими притязаниями все в той же глубокой ж…пе!
