Christie eleison.
Облачка сандалового дыма и ладана лениво проплывали над головой. Все, казалось, тонет в янтарном дыму курений.
Kyrie eleison[26].
Кейт казалось, что ее голос эхом отдается в стропилах. Церковь была почти пуста. И на мгновение ей вдруг померещилось, что где-то за спиной, в темноте, слышится голос Патрика Харриса. Абсолютный слух и предельная скромность – все, как обычно. Патрик терпеть не мог «выставляться, как некоторые», у кого тоже были хорошие голоса.
Kyrie eleison.
Хотя сейчас в церкви вряд ли Патрик мог оказаться. Ведь сегодня пятница. А Патрик Харрис из числа «католиков выходного дня» – и не по собственному выбору. Он не раз говорил об этом Кейт. Он непременно ходил бы к мессе каждое утро, если бы мог. Патрик очень хотел, чтобы она поняла: он не имеет ни малейшего отношения к этим псевдокатоликам из общества «Пуансетия и Лилия», к этим «рождественским зайчикам и белочкам»; просто у него мясная лавка, и все дела ему теперь приходится вести в одиночку, поскольку помочь ему некому. Все родные Патрика, жившие в Америке, умерли. Первым ушел отец – умер от инфаркта. Затем, два месяца назад и тоже от инфаркта, скончалась мать, Пег Харрис. Вот почему Патрик с раннего утра даже по субботам был вынужден спешить в магазин, чтобы принять товар. Свинину ему поставляли прямо с бойни; привозили, когда едва начинало светать. Поставщики Патрика – два крепких, приземистых человека – легко взваливали на каждое плечо по освежеванной свиной туше и вносили их в магазин. Кейт часто видела, как это происходит.
Kyrie eleison.
И все-таки голос определенно похож! Кейт быстро обернулась и внимательно посмотрела, но в церкви было слишком темно. Однако теперь она уже почти не сомневалась, что это он. Хотя церковь Доброго Пастыря посещало почти двадцать тысяч прихожан – по воскресеньям священникам приходилось служить по девять месс да еще в школе пять дополнительно, – голос Патрика Кейт знала очень хорошо.
По пути домой она обычно заглядывала к нему в мясную лавку, особенно если нужно было что-то купить домой. Но часто и тогда, когда «ее семье» ничего не требовалось. Патрик Харрис, как ни странно, еще отчасти сохранил тот особенный говор Корка, который теперь звучал для Кейт, точно музыка родины. Она просто наслаждалась, слушая его речь. Иногда ей почти казалось, что она снова дома.
Прихожане выстроились в очередь, чтобы принять причастие. Кейт снова оглянулась через плечо, но Патрика так и не смогла разглядеть.
– Кровь и плоть Господа нашего, – сказал отец Джон, протягивая ей своими огромными розовыми ручищами гостию, маленькую, круглую, очень белую и очень сухую вафельку.
– Аминь.
Кейт еще раз огляделась по сторонам. Все вокруг нее молились, опустив голову. Одни – стоя. Другие – преклонив колени. Но Патрика Харриса нигде видно не было. А прихожане один за другим продолжали подходить к священнику за причастием.
– Аминь, – услышала Кейт голос миссис Флаэрти.
– … и плоть Господа нашего… – Перед отцом Джоном проследовали миссис Килпатрик, затем миссис О’Хара, затем миссис Макнамара…
Но Патрика Харриса в очереди не было.
После службы Кейт чуть задержалась и поставила свечку за миссис Харрис. Пег всегда была так к ней добра.
Затворив за собой дверь, она увидела, что дождь и не думает униматься, и в нерешительности остановилась на церковном крыльце под козырьком. Станция подземки находилась на другой стороне улицы – пробежать всего ничего. Но Кейт казалось, что до входа в метро несколько километров, такой ужасный молотил дождь. Зонт все еще был мокрым, а уж волосы… о волосах лучше было даже не вспоминать. Нужный ей поезд должен был отправиться буквально через пару минут. На всем протяжении Бродвея были сплошные пробки, так что Кейт, недолго думая, ринулась через улицу, виляя между застрявшими автомобилями и прыгая через лужи. Затем рывком открыла стеклянные двери, сбежала по лестнице и сунула проездной в щель турникета. На платформе, слава богу, почти никого не было. Всего несколько человек. До часа пик было еще далеко.
Экспресс отправлялся с остановки «207-я улица». Водитель, краснолицый и веселый, высунулся из окошка кабины и спросил у Кейт:
– Никак дождь идет?
Он был не здешний. Но у него, видно, для каждого находилось доброе слово.
Кейт встряхнула мокрыми волосами и вытащила пудреницу. Вот тут-то она и заметила Патрика Харриса. Он стоял на платформе и держал в руке зонт, словно ее поджидая.
Увидев его, Кейт даже негромко вскрикнула.
– А ты здесь откуда? Я даже чуточку испугалась.
– Извини.
Значит, он все-таки был сегодня в церкви! – подумала Кейт. Он и одет был соответствующе – костюм и черный плащ. И даже побриться успел. Густые, уже отливающие серебром волосы Патрика наконец-то были аккуратно подстрижены. Он был всего на три года старше Кейт, но, в отличие от мистера Чарльза, рано начал седеть. Странно, но Кейт как-то никогда не обращала внимания на то, какие у Патрика яркие голубые глаза. Да и сам он очень даже ничего. На нем был шерстяной галстук из шотландки; тартан – национальных цветов Ирландии. Удивительно, но Патрик ни чуточки не промок.
– Я хотел спросить, не захочешь ли ты вместе со мной съесть кусок пирога? – сказал он. – Я сам его испек. По рецепту Пег.
– Мне сейчас на работу нужно.
– Ну, хотя бы кусочек. Перекусим по-быстрому. Я отнес этот пирог к отцу Джону домой. Это в честь Пег. Мамы моей. У нее сегодня день рождения.
Ох, Кейт совсем об этом позабыла! Хорошо еще, что поставила за нее свечку. Она с огромным удовольствием съела бы сейчас кусочек «фирменного» пирога Пег, но поезд должен был вот-вот отправиться: два сигнальных звонка уже прозвучали.
– Мне пора, Патрик.
Он казался немного смущенным; казалось, он чувствует, что осмелился переступить невидимую черту.
– Да, конечно. Конечно. Пег тоже вряд ли была бы довольна, если бы ты опоздала на работу. Тем более в ее день рождения. – Он повернулся, явно собираясь подняться по лестнице.
– Так ты не едешь в центр? – удивилась Кейт.
– Нет. Меня сюда Пит, наш полицейский, подвез. Я ему сказал, что мне очень нужно узнать, не захочет ли одна девушка отведать моего пирога. Он, по-моему, решил, что это пароль такой или что-то в этом роде. Но ничего не спросил, только засмеялся, хлопнул меня по спине и подмигнул.
– Этот твой Пит – просто безнадежный романтик, верно?
– Или грязный старикашка.
Дверцы поезда уже закрывались. Кейт успела вскочить в вагон в последнюю секунду.
А Патрик стоял на платформе и улыбался, но выглядел он очень печальным и ужасно одиноким.
– А какой у тебя пирог-то? – крикнула ему Кейт.
Но он не расслышал. Впрочем, она надеялась, что это тот самый знаменитый пирог Пег – посыпанный хрустящей желтой крошкой.
Когда, ближе к вечеру, в «Chez Ninon» позвонили из Белого дома, раскрой от Шанель еще так и не пришел. Прошло уже восемь дней с тех пор, как мисс Нона послала Шанель встречный счет через «Вестерн Юнион». Из Белого дома обычно звонил Кей Макгован, директор демонстрационного зала Кассини; именно он координировал пошив и покупку вещей для президентского гардероба. Но на этот раз это оказался не кто-то из помощников или секретарей и не помощник секретаря, а та, кого газета «Женская одежда на каждый день» назвала «Ее Элегантность»: сама супруга Президента. Полудетский жеманный шепот, аристократический тон – пока мисс Нона с ней разговаривала, у нее от волнения вспотели ладони.
– Я бы хотела сама увидеть этот раскрой, – сказала Супруга П. – Я не уверена, будет ли костюм из такой тяжелой ткани хорош для повседневной носки.
– Разумеется, – сказала мисс Нона. – Вам удобно в четыре часа?
Ей было удобно.
Как только мисс Нона повесила телефонную трубку, мисс Софи сказала:
– Я полагаю, у тебя есть какой-то план?
– У меня есть ее размеры, муслин, карандаш, бумага и… Кейт.
– Ну, значит, и план у тебя тоже имеется.
В Голливуде я привык к тому, что мне предоставляли сценарий, звезду и говорили: «Сделай это».
Вот и с Ней вышло то же самое: мне надо было создать красивую внешность.
Олег Кассини
Мистер Чарльз, конечно, вполне мог создать пробный вариант костюма, но он был слишком занят и слишком ценен, чтобы можно было тратить его драгоценное время, а то и, не дай бог, потерять его. Каждый день приезжали со всех концов Европы женщины, желавшие, чтобы именно он сшил для них тот или иной костюм. Хозяйки «Chez Ninon» по вполне очевидным причинам не могли сами осуществить операцию с пробным раскроем. Это могла сделать только Кейт. Она, как объясняли Хозяйки, – единственный человек, с которым Супруга П. никогда не встречалась и никогда больше не встретится. Собственно, такова была участь всех девушек, работавших в мастерской: они были как бы невидимы. Так что если бы Кейт сделала раскрой, а Супруга П. во время примерки обнаружила бы, что это «не Шанель», Хозяйки просто устроили бы большой шум и сказали, что допущена ошибка и одна из девушек, а именно Кейт, просто забыла заказать раскрой и, разумеется, теперь будет уволена. А затем они легко перенесли бы встречу с высокопоставленной клиенткой на следующую неделю, надеясь, что к тому времени Шанель все-таки пришлет обещанное.
