Оконкво бывал доволен, когда мальчики приходили посидеть с ним в его оби. Он рассказывал им легенды, в которых говорилось о мужской доблести, о жестоких схватках и кровопролитиях. Нвойе знал, что мужчина должен быть храбрым и сильным, и все же он предпочитал сказки, которые рассказывала ему мать, — о черепахе и ее коварных проделках, о птице энеке, которая вызвала весь мир сразиться с нею и была побеждена котом. Мать часто рассказывала детям, как в незапамятные времена Земля поссорилась с Небом и как Небо целых семь лет не посылало дождя, так что высохли все посевы и даже мертвых нельзя было хоронить — мотыги разбивались об окаменевшую землю. В конце концов было решено послать Грифа умилостивить Небо и попытаться смягчить его сердце песнею о страданиях людских. Всякий раз, когда мать Нвойе пела эту песню, перед мысленным взором Нвойе появлялся Гриф, посланник Земли, взывающий к Небу о милосердии. Наконец Небо сжалилось и даровало Грифу дождь, завернутый в листья кокоямса. Но когда Гриф летел обратно, он своими длинными когтями нечаянно проколол листья, и хлынул ливень силы до той поры неслыханной. Дождь насквозь вымочил Грифа, так что он не смог вернуться к тем, кто его посылал, а полетел в чужую страну, заметив вдалеке огонек. Добравшись туда, он увидел, что какой-то человек приносит жертву. И тогда Гриф смог наконец обогреться у костра и утолить свой голод потрохами.
Вот какие истории любил слушать Нвойе. Однако он понимал, что они для глупых женщин и детей, а отец хочет, чтобы он стал мужчиной, поэтому Нвойе притворялся, будто его уже не интересуют женские сказки. Он заметил, что отец был этому рад и больше не ругал и не бил его. Оконкво рассказывал Нвойе и Икемефуне о войнах между племенами или о том, как много лет тому назад сам он подкрался к врагу, сразил его и добыл первую в своей жизни человеческую голову. Они сидели в темноте или при тусклом мерцании огня, поджидая, когда женщины закончат стряпню, и Оконкво рассказывал им о прошлом, а потом жены по очереди приносили миску с фуфу и миску с похлебкой. В оби зажигали светильник. Оконкво отведывал из каждой миски и затем давал Нвойе и Икемефуне их долю.
Так сменялись месяцы и времена года. И вдруг налетела саранча. Этого не случалось уже давным-давно. Старики говорили, что саранча появлялась при жизни каждого поколения, прилетала каждый год в течение семи лет, а потом исчезала до следующего срока. Она возвращалась в далекую страну, в свои пещеры, где ее охраняло племя карликов. Когда приходил новый срок, карлики открывали пещеры, и саранча опять летела в Умуофию.
На этот раз саранча прилетела, когда дул холодный ветер харматтан. Урожай был уже собран, и саранча сожрала всю траву.
Оконкво и оба мальчика приводили в порядок красный глиняный забор усадьбы. Это была одна из самых легких работ, которые полагалось делать после сбора урожая. Они заново покрывали забор крепкими пальмовыми ветками и листьями, чтобы защитить его от предстоящих дождей. Оконкво работал по одну сторону забора, а мальчики по другую — со стороны двора. В верхней части забора были проделаны небольшие отверстия. Сквозь них Оконкво просовывал мальчикам веревку, и они, обмотав деревянные подпорки со своей стороны, просовывали ее обратно. Так укреплялось на заборе покрытие из пальмовых ветвей.
Женщины ушли в заросли собирать хворост, а маленькие дети убежали играть к соседям. Харматтан уже веял в воздухе, казалось, он нес с собой дремоту и окутывал ею всю землю. Оконкво и мальчики работали молча. Тишину нарушал лишь треск ломаемых пальмовых веток да еще шуршание сухих листьев, которые озабоченно разгребала курица в неустанных поисках пищи.
Внезапно на землю упала тень, будто солнце спряталось за темную тучу. Оконкво поднял голову, удивленный, что в такое необычное время года собирается дождь. Но тут же со всех сторон послышались радостные крики, и вся Умуофия, сбросив с себя полуденную дремоту, ожила и пришла в движение.
— Саранча, саранча! — ликовали вокруг.
Мужчины, женщины, дети, побросав работу и игры, выбегали на улицу посмотреть на это необычное зрелище. Саранча не прилетала уже много-много лет, так что никто, кроме стариков, никогда ее не видел.
Сначала появился лишь небольшой отряд саранчи. Это были высланные вперед разведчики. А потом на горизонте возникла огромная, медленно плывущая черная туча и стала надвигаться на Умуофию. Скоро уже полнеба было закрыто темной громадой, усеянной крошечными глазками света, похожими на сверкающую звездную пыль. Это было великолепное зрелище, полное силы и красоты.
На улицу высыпали все от мала до велика, люди оживленно переговаривались и молились, чтобы саранча села в Умуофии на ночь. Хотя она не пролетала здесь уже много лет, чутье подсказывало людям, что это весьма вкусное кушание. И наконец саранча опустилась. Она сидела на каждом дереве и на каждой травинке; на крышах домов и просто на земле. Толстые ветви деревьев обламывались под ее тяжестью, и все вокруг словно покрылось бурым налетом, — так несметны были полчища голодной саранчи.
Многие вышли с корзинками, рассчитывая сразу же приступить к ловле, но старики советовали подождать до ночи. И они оказались правы. Саранча обосновалась на ночь в кустах, и крылья у нее намокли от росы. Тут уж все жители Умуофии высыпали из домов, несмотря на холодный харматтан, и каждый доверху наполнил саранчой свои корзины и горшки. Утром ее сначала пропекли в глиняных горшках, а затем разложили на солнце, чтобы она стала сухой и хрустящей. И еще долго в каждой хижине лакомились этим редкостным блюдом, густо заправляя его пальмовым маслом.
Оконкво сидел с Икемефуной и Нвойе у себя в оби; они весело похрустывали сухой саранчой, обильно запивая ее пальмовым вином, когда пришел Огбуефи Эзеуду. Эзеуду был старейшим человеком в деревне. В свое время он славился как великий и бесстрашный воин и заслужил почет и уважение всего клана. Эзеуду отказался от угощения и попросил Оконкво выйти и поговорить с ним наедине. Они вместе вышли из хижины; старик тяжело опирался на палку. Убедившись, что никто не может их услышать, Эзеуду сказал Оконкво:
— Мальчик зовет тебя отцом. Не обагри же руки его кровью. — Оконкво в недоумении хотел что-то спросить, но старик продолжал: — Умуофия решила его убить. Так повелел Оракул Холмов и Пещер. Его выведут за пределы Умуофии, как того требует обычай, и убьют. Я не хочу, чтобы ты был в этом замешан. Он зовет тебя своим отцом.
Рано утром на следующий день в дом Оконкво явились старейшины всех девяти деревень Умуофии. Они говорили с ним пониженными голосами, предварительно выслав из комнаты Нвойе и Икемефуну. Старейшины вскоре ушли, но Оконкво еще долго сидел не шелохнувшись, подперев ладонями подбородок. Потом он позвал к себе Икемефуну и сказал, что на следующий день его отправят домой. Нвойе, который подслушал этот разговор, залился слезами, и отец здорово его отколотил. Что касается самого Икемефуны, то он был растерян. Его собственный дом отодвинулся постепенно в туманное и далекое прошлое. Он все еще скучал по матери и сестре и был бы рад их увидеть. Однако какое-то чувство подсказывало ему, что он с ними не встретится. Он хорошо помнил, как незнакомые люди пришли к его отцу и так же вот о чем-то шептались. Сегодняшнее посещение казалось ему повторением того, что было тогда.
Под вечер Нвойе пошел к матери и сказал ей, что Икемефуну отправляют домой. Она уронила пестик, которым толкла перец, и, скрестив на груди руки, тяжело вздохнула: «Бедный ребенок!»
На следующий день старейшины пришли опять я принесли с собой кувшин вина. Они все были в полном одеянии, словно шли на собрание всего клана или собирались посетить соседнюю деревню. Кусок ткани, служивший им одеждой, был продет у них под мышкой справа, через левое плечо висели мешки из козьих шкур и мачете в ножнах. Оконкво собирался недолго, и вскоре он, старейшины и Икемефуна, которому поручили нести кувшин с вином, отправились в путь. Мертвая тишина воцарилась в доме Оконкво. Казалось, даже маленькие дети предчувствовали недоброе. Весь этот день Нвойе провел в хижине матери, и глаза его были мокры от слез.
В начале пути люди Умуофии весело разговаривали о том о сем — о саранче, о своих женах и о некоторых слабонервных мужчинах, которые отказались идти с ними. Однако по мере того как они приближались к границе владений Умуофии, разговоры постепенно начали смолкать.
Солнце медленно поднялось на середину неба, и сухая песчаная дорога стала источать жар, накопившийся в песке. В лесу щебетали птицы. Под ногами людей шуршали сухие листья. Больше ничто не нарушало тишины. Вдруг где-то вдалеке послышались слабые удары экве. Ветер то приносил их, то отлетал с ними прочь. Это был мирный танец — его танцевали в какой-то дальней деревне.
