“<...> Астафьев не нуждается в премии. Даже премии Солженицына. Можно предположить, что, премируя Астафьева, жюри выполняло ясно высказанное некогда пожелание Солженицына. Если так, то жаль, что Александр Исаевич переложил миссию награждения на своих доверенных лиц. При его жизни, думаю, недоумения было бы меньше. Или пряталось бы оно глубже. В решении жюри слышен грустный обертон: из здравствующих писателей награждать некого” .
Андрей Немзер. Интересный Окуджава и обычный миф. — “Время новостей”, 2009, № 39, 11 марта.
“Напоследок приведу одну „страшную догадку” Быкова: „кто не любит Окуджаву — втайне ненавидит и себя...” Если снять готический антураж („страшная”, „втайне”, „ненавидит”), звучит правдоподобно. Особенно в инвертированном виде: кто так любит Окуджаву, что видит в нем реинкарнацию Блока (а в Стругацких — Достоевского с Толстым вместе взятых), безусловно очень-очень любит себя. Нежного и удивительного, демократичного и аристократичного, несгибаемого и толерантного... Далее по списку.
В общем — интересного”.
Андрей Немзер. Анна Власьевна. — “Время новостей”, 2009, № 41, 13 марта.
“Умерла Анна Власьевна Уланова, учительница словесности, создательница единственного в мире музея Юрия Тынянова”.
Глеб Павловский. О лжецах. — “ Liberty.Ru /Свободный мир”, 2009, 28 марта <http://www.liberty.ru>.
“Мы куда более радикальны в высказываниях вслух, чем в речах про себя. Именно так, а не наоборот, как обычно для тираний. Вслух мы вещаем нечто радикальное, отчаянно-резкое, непохожее на все, о чем размышляем сами или беседуем с теми, кому верим. Отчего хулилище является нормой гражданственности, дополняющее цивильное в общем непубличное поведение? Я и сам испытывал это временное превращение в бешеного тролля по невинным поводам и замечаю, кстати, что оно не лишено комфорта. <...> Мы тролли только на словах. Мы не заполнены (к счастью?) всей хулой, что высказали о жизни вслух. Про себя мы знаем что-то иное, видимо, более сложное; мы оперируем этой сложной реальностью и неплохо ориентированы в ней. Но это и значит, что мы лжем!”
Григорий Померанц. “Что значит — делай что хочешь?” Беседу вела Юлия Бурмистрова. — “Частный корреспондент”, 2009, 17 марта <http://www.chaskor.ru>.
“Когда меня арестовали, я спокойно взял яблоко и жевал его, смотря, как они роются в моих книжках. И действительно, я прошел эти три с половиной года — Лубянка, Бутырка, лагерь — без всякого надрыва, потому что я готов был на все. <...> Лагерь — это и есть театр абсурда. Когда я туда попал, мне было 32 года — прекрасный возраст для того, чтоб начинать отчужденную от плоти жизнь духа. Я был и физически здоров, и достаточно духовно зрел”.
“Во времена Большого террора я каждую неделю ходил в несуществующий ныне Музей новой западной живописи, стоял подолгу около холстов Моне или Сислея, приходя в моральное равновесие от обстановки, царившей в Москве”.
“Многим обязан я Зинаиде Александровне [Миркиной], потому что она в духовном отношении намного превосходит меня”.
После интеллигенции. Диалог Алексея Чеснакова и Бориса Межуева. — “Русский Журнал”, 2009, 25 марта <http://www.russ.ru>.
Говорит Алексей Чеснаков: “Мне кажется, что сегодня доминирует позднесоветское понимание интеллигенции как группы высокообразованных людей, претендующих на определенный моральный авторитет и особую политическую роль, отличную от роли власти и общества (или народа). При этом общество отнюдь не делегирует им этого авторитета. Очевидно, что когда в стране нет общественного мнения и нет гражданского общества, как это было в XIX веке и значительное время века XX, его функции выполняет мнение интеллигенции. В настоящее время в связи с новыми политическими практиками и с распространением современного, в том числе политического, образования такое делегирование прав неприемлемо. Когда кто-то из тех, кто называет себя интеллигентами, сегодня пытается учить, как нужно вести себя гражданам по отношению к власти, сразу возникает вопрос: кто эти люди и кто делегировал им право на подобную деятельность? <...> Почему новое поколение интеллектуалов должно зависеть от оценок некоторой группы людей, которые определяют свою этическую позицию по-другому?
У меня есть своя позиция, свои отношения с моральными авторитетами, которые я для себя выбираю. У другого интеллектуала — свои авторитеты. Перефразируя известную фразу Гете, моральные авторитеты — это те, кого мы принимаем за таковых, а не те, кто навязывает нам себя в таком качестве ”.
Леонид Радзиховский. Конец начала. — “Взгляд”, 2009, 30 марта <http://www.vz.ru>.
“ Никаких социальных сил, способных переформатировать Систему власти/собственности, в стране нет. Нет и востребованных идей , которые могли бы изменить наше общество”.
“ Номенклатурно-рентный капитализм (ренты — сырьевая, административная, идеологическая). Эта Система сложилась не по чьей-то личной или корпоративной злой (или доброй) воле. Она выросла в нашей стране вполне органически, она завязана на нашу почву, в буквальном и фигуральном смысле. И нужны сверхусилия (непонятно только — чьи!), чтобы ее не то что перестроить, а хотя бы и поколебать”.
Разговоры с Андреем Пермяковым: Андрей Василевский, Дмитрий Кузьмин. — “Волга”, Саратов, 2009, № 3-4 <http://magazines.russ.ru/volga>.
Говорит Дмитрий Кузьмин: “Начинающий автор, да, зачастую читает лишь великих мертвых классиков, с одной стороны, и своих приятелей — с другой (про тех, кто не читает вообще никого, мы не говорим, потому что они никогда не напишут ничего осмысленного), — но по мере вхождения в литературное пространство это постепенно выправляется: кто-то из старших авторов тебя заметил и похвалил — почитаем, что пишет этот старший автор; в каком-то „взрослом” журнале напечатали твою подборку — почитаем, кого напечатали рядом... Если и есть опасность, то в организации симулятивного пространства, ложного, инвалидного контекста, попадание в который избавляет молодого автора от необходимости читать не своих — тех, кого старшие товарищи из этого контекста заботливо убрали. Таких ложных контекстов сейчас некоторое количество имеется — но не молодые авторы в этом виноваты”.
“<...> если, к примеру, я и профессор Шайтанов сходимся в том, что нечто — чепуха, так уж это и вправду чепуха (выбрасываем за пределы профессионального поля), но если наши мнения расходятся, то консенсус состоит в нашей общей готовности обсуждать некоторое явление”.
“<...> мне бы не хотелось тут явным образом называть, какие именно из поэтических событий девяностых и нулевых я считаю главными и судьбоносными, — потому что положение редактора [журнала “Воздух”], стремящегося совместить под одной обложкой авторов с очень разными манерами и позициями, требует в некоторых случаях придерживать язык”.
Рустам Рахматуллин. Елизавет. Из рукописи книги “Облюбование Москвы”. — “Новая Юность”, 2008, № 5 (86) < http://magazines.russ.ru/nov_yun >.
“Первые опыты метафизики Москвы опубликованы автором этих строк в „Новой Юности” в 1992 — 1999 годах. Опыты быстро становились черновиками, но черновиками к большой книге. Под названием „Две Москвы, или Метафизика столицы” она вышла из печати только в 2008 году. Первоначально предполагавшаяся в ней глава „Облюбование Москвы” достигла при работе двухсот страниц и была изъята автором, чтобы стать отдельной книгой. Это размышление о природе и адресах московского любовного мифа...”
См. также: Рустам Рахматуллин, “Имя Русь” — “Новый мир”, 2009, № 2.
Михаил Ремизов. Философия одиночества. О цивилизационном психоанализе Вадима Цымбурского. — “АПН”, 2009, 26 марта <http://www.apn.ru>.
“<...> там, где русское сознание не слышит Цымбурского, оно невротически не хочет его слышать. Вероятно, здесь я и сам рискую быть непонятым, попробую выразиться яснее: концепция Цымбурского затрагивает некие глубокие „неврозы” русского сознания, которые, с одной стороны, могут „блокировать” ее восприятие, но с другой — вступают с ней в резонанс и делают ее жизненно важной, как форму цивилизационной психотерапии . <...> Во-первых, это „территориальный невроз”. Во-вторых, „европеистский невроз”. В-третьих — „апокалиптический”. <...> Стоит задуматься о том, что лежит в основе всех трех перечисленных геокультурных „неврозов”. Конечно, это большой и отдельный вопрос. И все же рискну предположить, что это страх цивилизационного одиночества. Не так-то легко остаться наедине с судьбой. Но от собственного страха нельзя сбежать. Единственный путь — двигаться ему навстречу”.
