Ознакомительная версия.
– Увидимся в конце ноября, на следующем пересмотре. Но я еще напишу до этого.
Писатель попытался договориться о встрече с доктором Линднером, но по телефону психиатр был очень недружелюбен:
– По моему мнению, вся эта огласка не пойдет на пользу его лечению.
– Это не мы устраиваем огласку, – ответил писатель.
– И разговаривать больше об этом не хочу. – Линднер повесил трубку.
Писатель хотел присоединиться к групповой экскурсии по больнице Лаймы, которая проводилась как раз за день до ноябрьского слушания, и отдел по связям с общественностью поначалу дал на это разрешение. Но накануне ему позвонили и сообщили, что визит отклонен доктором Линднером и руководителем клиники Хаббардом; вдобавок ко всему охране велели вообще никогда не пускать писателя на территорию больницы.
Когда писатель поинтересовался причинами такого решения, ассистент главного прокурора штата Дэвид Белинки сказал, что руководство больницы подозревает его в том, что он пронес Миллигану в больницу наркотики. Позднее причина изменилась: «нежелательно с терапевтической точки зрения».
30 ноября было холодно; выпал первый снег. Окружной суд Аллена в Лайме располагался в старом здании, и хотя третий зал заседаний оказался довольно большим и мог вместить человек пятьдесят, большая часть стульев пустовала. Пересмотр по делу Миллигана закрыли для публики и прессы, но снаружи телекамеры стояли.
Скованный наручниками Учитель сидел между своими адвокатами. В качестве наблюдателей на суде разрешили присутствовать лишь Дороти, Дэлу Муру и писателю. Помимо них на суде был Джеймс О’Грэди, помощник окружного прокурора Франклина, Уильям Ян Ханс, представитель ведомства по условно-досрочному освобождению совершеннолетних преступников штата Огайо, а также Энн Хенкинер, поверенный наблюдатель из Центра психического здоровья Юго-западного объединения Коламбуса.
Судья Дэвид Р. Кинворси, чисто выбритый симпатичный молодой человек с точеными чертами лица, изучил историю слушаний начиная с 4 декабря 1978 года, когда Миллигана признали невиновным по причине невменяемости, и все последующие до дня суда почти через год. Кинворси объявил, что слушание проводится в соответствии с положениями текущего свода законов Огайо, статья 5122, пункт 15.
Помощник главного прокурор штата Белинки попросил разделить свидетелей, чтобы они не слышали друг друга, и эту просьбу одобрили. Прошение адвоката Стива Томпсона вернуть Билли Миллигана в Афины по причине того, что в ходе его перевода в Лайму был нарушен протокол, отклонили.
Когда предварительные ходатайства закончились, началось само слушание.
Первым свидетелем со стороны обвинения выступил шестидесятипятилетний доктор Фредерик Милки, невысокий толстый психиатр в мешковатых брюках и таком же мешковатом свитере, с зализанными темными волосами. Он встал со своего места рядом с Белинки (после чего он исполнял роль технического консультанта обвинения) и вразвалочку пошел к кафедре для дачи показаний.
Доктор Милки заявил под присягой, что до этого видел Миллигана дважды: первая короткая встреча состоялась 24 октября 1979 года, когда пациента перевели в Лайму под его попечительство, а второй раз – 30 октября, в целях пересмотра плана его лечения. И этим утром Милки позволили полчаса понаблюдать за Миллиганом перед слушанием, посмотреть, изменился ли он с их прошлой встречи месячной давности. Ссылаясь на медицинскую карту, доктор Милки сказал, что он диагностировал у Миллигана расстройство личности и что это антисоциально настроенный человек, страдающий от психоневротических тревог с депрессивными и диссоциативными характеристиками.
Дэвид Белинки с мальчишеским лицом и вьющимися волосами спросил у собственного свидетеля:
– Сегодня он точно в таком же состоянии, как и тогда?
– Да, – подтвердил Милки. – Он психически болен.
– Какие симптомы он демонстрирует?
– Неприемлемое поведение, – ответил Милки, глядя прямо на Миллигана. – Это преступник, которого обвиняют в изнасилованиях и грабежах. Он находится в конфликте с окружением, более того, этот человек не извлекает уроков из наказания.
Милки заявил, что рассматривал диагноз множественной личности, но не увидел никаких его признаков. Отвечая на вопросы Белинки, Милки сказал, что, по его мнению, у Миллигана высока склонность к самоубийству, но он также представляет угрозу и для других.
– Улучшений у этого пациента не наблюдается, – сказал Милки. – Он наглый и упрямый. Большой эгоист. Свое окружение он не принимает.
На вопрос о том, в чем заключались его методы лечения, Милки ответил:
– В искусном игнорировании.
Милки сообщил также, что назначил Миллигану пять миллиграммов стелазина. Отрицательной реакции на препарат он не наблюдал, но, поскольку положительной динамики тоже не было, от этого нейролептика он отказался. Доктор высказал суду мнение, что Миллиган нуждается в максимально строгих условиях содержания, а в Огайо такие условия можно обеспечить только в Лайме.
В ходе перекрестного допроса, который вел Стив Томпсон, молодой и долговязый партнер Голдсберри, Милки сообщил, что отклонил диагноз множественной личности потому, что не наблюдал характерных симптомов. И что он сам не согласен с описанием заболевания, которое приводится во втором издании «Руководства по диагностике и статистике психических расстройств». «Я исключил расстройство множественной личности точно так же, как исключил сифилис, когда увидел его анализ крови. Потому что его там не было».
– Какие симптомы вы наблюдали? – спросил Томпсон.
– Гнев, панику. Миллигану все не нравилось. Он злился и действовал импульсивно.
Томпсон нахмурился.
– То есть если человек разозлится или впадет в депрессию, он, по-вашему, психически болен?
– Да.
– Разве не у каждого периодически возникает злость или депрессия?
Милки осмотрел собравшихся в зале суда и пожал плечами.
– Все психически больны.
Томпсон пристально посмотрел на свидетеля и что-то записал.
– Билли вам доверяет?
– Нет.
– Пойдет ли лечение лучше, если он будет доверять врачу?
– Да.
– Ваша честь, к этому свидетелю у меня больше нет вопросов.
До перерыва на обед Алан Голдсберри представил письменные показания доктора Кола, данные им тремя днями ранее. Голдсберри хотел, чтобы их занесли в протокол, прежде чем он вызовет своих свидетелей – доктора Джорджа Хардинга-младшего, доктора Стэллу Кэролин и психолога Дороти Тернер.
В ходе дачи письменных показаний под присягой Стив Томпсон расспросил доктора Кола о надлежащей терапии для больных с множественной личностью, в том числе задал и такой вопрос: «Доктор, каковы, по вашему мнению, главные требования для лечения пациента, которому поставили диагноз «расстройство множественной личности»?»
Доктор Кол, консультируясь со своими записями, включая письмо, отправленное им же адвокату Голдсберри 19 ноября, дал пространный ответ:
«Терапия любого пациента с расстройством множественной личности должна проводиться исключительно специалистом в области психического здоровья, желательно, чтобы это был психиатр, соответствующий следующим критериям.
Первое: он (а) должен принимать на веру данное заболевание. За лечение не следует браться человеку, который “не верит” в подобное явление.
Второе: в случае если у лечащего психиатра нет опыта в данной сфере, но он все равно хочет работать с данным пациентом, ему следует проходить супервизию или хотя бы консультироваться по ходу дела с коллегой, имеющим соответствующую квалификацию и опыт.
Третье: он должен владеть техниками гипноза, поскольку это может потребоваться в качестве вспомогательной терапии. Это не строго необходимо, но крайне желательно.
Четвертое: он должен обладать практически бесконечным терпением, терпимостью и последовательностью. Лечение в подобных случаях требует постоянного погружения в отдачи этот длительный, трудоемкий и непростой процесс.
На данный момент у терапевтов, имеющих опыт лечения множественных личностей, приняты следующие общие принципы.
Первое: необходимо определить и признать все личности пациента.
Второе: терапевт должен выявить причины появления данных личностей.
Третье: чтобы произошли какие-то перемены, врач должен быть готов вести терапию со всеми этими личностями.
Четвертое: терапевт должен попытаться выявить все возможные положительные стороны и попытаться привести все личности к определенному компромиссу; в особенности это касается тех, кто представляет собой угрозу для самого пациента или окружающих.
Пятое: пациент должен полностью осознать природу и степень своих проблем, надо помогать ему изменить ход мышления в позитивную сторону. Другими словами, пациент должен понимать, в чем заключается его лечение, а не быть лишь пассивным объектом терапии.
Ознакомительная версия.
