Она почувствовала, как к глазам подступили злые слезы. Взяла другой журнал, посмотрела, на какой странице шла речь о ней. Ни один нельзя открыть и не упереться в собственное изображение. Она смотрела на себя иногда с нежностью, иногда с раздражением. Слишком много румян на щеках, плохой свет, ой, а здесь какая хорошенькая! Больше всего ей нравилось позировать фотографам. Она выставлялась перед ними, строила глазки, хохотала, мерила огромные шляпы, гримасничала… Вот это ей никогда не надоедало.
Страница 121. Статья пожилого литературного критика, брюзги и интеллектуала. Он был известен своими едкими уколами в адрес авторов и безапелляционными суждениями. Ирис с тревогой вчиталась в первый абзац и вздохнула с облегчением. Книга ему понравилась. «Автор удачно сочетает талант и научные знания. Яркие, запоминающиеся детали, страсти, которые никого не могут оставить равнодушным… Никакой зауми, стиль ясный, но далеко не примитивный». Как хорошо — «ясный, но не примитивный»! Ирис натянула на ноги шаль — замерзла, и крикнула Кармен — захотелось пить. Она хорошо помнила этого журналиста, видела его на одном ужине с Филиппом, когда Жозефина писала книгу. Ирис изобразила живой интерес к его речам и заговорила с ним о Шамфоре. Он был специалистом по Шамфору. «Если человек к сорока годам не стал мизантропом — значит, он никогда не любил людей», — процитировала она и увидела, как в его глазах блеснула благодарность, старик был явно взволнован. Ирис скромно замолчала.
В следующем романе Жозефине нужно сделать упор на эрудицию, он не должен быть таким простым. Конечно, история про мужей, которые сменяют друг друга и обогащают жену, довольно милая, но чуть-чуть плебейская какая-то. Ирис это не подходит. Неудивительно, что ее принимают за простушку. Следующий роман надо сделать более мистическим, демоническим, не рассчитанным на такую широкую публику, — но по-прежнему пусть пишет своим ясным, далеко не примитивным языком.
Она пнула ногой стопку журналов и решила не обращать на них внимания. Следующий этап — о ней должны заговорить как о настоящем писателе. «Хватит задавать идиотские вопросы! Что я могу знать об отношениях между полами?! Я пятнадцать лет замужем, верна до тошноты, а единственный человек, которого я люблю, живет где-то не знаю где, между Лондоном, Нью-Йорком, Будапештом, югом Франции и севером Мали. Он мчится, куда глаза глядят, куда его заносит не пойми каким ветром, он не принадлежит ни одной стране и ни одной женщине, ему наплевать на условности, на опасности, из безумных походов он, беззаботный и веселый, возвращается к актерам, которые боготворят его и все ему прощают. Он всегда в тех же драных грязных джинсах и видавшей виды шерстяной шапочке. Гениальный цыган. Габор Минар. Прекрасный, знаменитый Габор Минар был моим любовником, и я люблю его до сих пор. „Всегда быть верной прежней любви — вот тайна всей жизни“. Вот журналисты возбудились бы, узнав об этом…»
Габор…
Она увидит его.
Филипп предложил ей поехать в Нью-Йорк на кинофестиваль. Габор там тоже будет. Он — почетный гость фестиваля. Свернувшись калачиком под шалью, Ирис подумала: а жалею ли я об утраченной любви? Или о славе, известности и прочей мишуре, которая ждала бы меня, останься я с ним? Ведь когда мы познакомились, он был никем. Моя страсть росла по мере того, как мы все дальше удалялись друг от друга — и как росла его слава. Может быть, я люблю Габора лишь потому, что он стал Габором Минаром, всемирно известным режиссером? Она быстро прогнала эту неприятную мысль и успокоила себя: они созданы друг для друга, она совершила ошибку, выйдя замуж за Филиппа. «Я увижу его, я увижу его, и вся моя жизнь переменится. Что значат какие-то пятнадцать лет разлуки, когда любовь была так сильна? Он не побоится, унесет меня на руках, покроет неистовыми поцелуями…» Как он целовал ее, когда они были студентами в Колумбийском университете! Ирис устроилась поудобнее и погрузилась в созерцание своих безупречных ногтей.
Ее покой нарушила Кармен, которая принесла чай.
— Александр пришел из школы. Получил семнадцать баллов по математике.
— Он ничего мне не сказал! А он знал, что я у себя в кабинете?
— Да, я ему сказала. Он ответил, что ему задали на завтра много уроков. Вот старается!
— Подражает отцу…
Ирис протянула руку, взяла у Кармен чашку с горячим чаем и вновь вытянулась на диване.
— Во всем подражает! И избегает меня. Ну, для его возраста это нормально. Отец становится образцом для подражания, а мать — оторви и выбрось. А потом все опять меняется. Как мужчины предсказуемы, Кармен!
Она зевнула и элегантным жестом прикрыла рот ладонью.
Жозиана просыпалась около девяти утра, звонила, чтобы ей принесли завтрак, вставала на весы, записывала свой вес, прыскалась духами «Шанс» от «Шанель», опять ложилась и слушала по радио свой гороскоп. Этот астролог никогда не ошибался. С его слов она легко могла заранее просчитать свой день. Она всегда заказывала «континентальный завтрак», но не ела яйца, несмотря на рекомендации своего гинеколога, настоятельно советовавшего ей есть с утра побольше белковых продуктов. «Эта вся жирная и жареная пища хороша для англичан», — говорила она и морщила нос. Теперь Жозиана часто разговаривала сама с собой — больше не с кем было. «А мне подходит вкусный багет, масло, мед и варенье». Она срезала горбушку со сдобной булки, несколько раз откусывала и бросала. Видела бы это мать! Надавала бы оплеух и заставила съесть через силу, или засунула бы ей остатки в карман.
Она последнее время все чаще думала о матери.
Вместе с завтраком она просила принести газеты и, пролистывая их, смотрела по телевизору передачу Софи Даван. Здоровалась с ведущей: «Привет, Софи, что новенького?», посылала ей воздушный поцелуй и устраивалась поудобнее. Эта тетка уж точно не задавака! Она с симпатией смотрела на ведущую, утопая в подушках, и громко разговаривала с ней. «Точно, Софи, откуси нос этому козлу!» Простившись с Софи, Жозиана вставала, шла на террасу и потягивалась, широко раскинув руки. Затем принимала душ, спускалась в ресторан отеля, составляла меню на обед, выбирая самые дорогие блюда. Она заказывала все, чего раньше не доводилось попробовать. «Здесь я занимаюсь своим образованием, забываю о своих несчастьях и компенсирую былую нищету», — думала она, смакуя блины с икрой.
После обеда она выходила на улицу и совершала променад, такая элегантная в своей норковой шубке, которую купила, заметив ее в витрине на авеню Георга V. Ну и рожа была у продавщицы, когда Жозиана вручила ей платиновую карту и со словами: «Хочу вот это» ткнула пальцем в лакомый кусочек! Вот тогда радость была! Она вновь и вновь прогоняла в голове этот ролик. «Вы? — было написано на возмущенной физиономии продавщицы. — Вы, обычная, заурядная тетка, вы собираетесь напялить на себя эту немыслимо шикарную вещь?» «Да, я, мусечка, конфискую вашу облезлую шкурку!» Она вынуждена была признать, что шубка эта и правда отлично греет поясницу. Ничего не скажешь, богатые знают толк в шмотках. Они чемпионы в вопросах комфорта. Мастера зябко кутаться в меха.
И вот, щеголяя своей «облезлой шкуркой», она спускалась по авеню Георга V, проходила по авеню Монтеня и по малейшему поводу хваталась за платиновую карточку. Неустанно ликуя при виде перекошенных морд продавцов и продавщиц. Ей никогда не надоедала эта игра. Это, это и это, — указующий перст, и чик! — она доставала смертоносное оружие. Только одна продавщица широко улыбнулась ей и сказала: «Вам очень пойдет эта вещь, мадам…». Она спросила, как ее зовут, и подарила красивый кашемировый шарф. Они подружились. По вечерам, после работы, Розмари ужинала с ней в ресторане отеля.
Жозиана страшно обрадовалась новой подруге. Она порой чувствовала себя настолько одинокой, что черное манто начинало невыносимо давить ей на плечи. Особенно по вечерам. И она не была исключением. В «Георге» — как она называла про себя отель «Георг V», в котором жила, — паслись толпы одиноких богачей. Время от времени Розмари оставалась у нее ночевать. Она прижималась ухом к животу Жозианы и слушала ребенка, пытаясь угадать, мальчик это или девочка. И еще они придумывали имена. «Да не ломай голову, если будет мальчик, назову Марселем, а если девочка — тут и правда можно выбирать».
— Откуда у тебя такие бабки? — спрашивала Розмари, озадаченная размахом трат Жозианы.
— От моего милого дружка. На прошлое Рождество он в очередной раз бросил меня, чтобы составить компанию своей Зубочистке, и в качестве компенсации подарил платиновую карточку! А на ней изрядный счет!
— Славный малый.
— Да, но тянет резину… сколько уж можно! Чтобы разжечь страсть в мужчине, надо обдать его холодом. Исчезла без адресов и телефонов, а он теперь будет дергаться, места себе не найдет, вот у него в головенке мозги и зашевелятся! Я его чувствую. Мы с ним связаны. Прям слышу, как он рвет и мечет… Жинетт наверняка уже сказала ему про ангелочка, и он…
