— Послушайте, Джилси, если книга вам так не понравилась, зачем же было читать? — спросил Вулф, все еще не оправившись от удивления.
— Затем — зачем вообще читают, — невозмутимо ответила Джилси. — Надо же знать, что будет дальше.
Вулф уставился на уборщицу.
— В одних книжках совсем ничего не случается, — принялась терпеливо растолковывать ему Джилси. — В других все знаешь наперед, так что и читать неинтересно. А эта — черт-те какая: вроде знаешь, чего будет, да попадаешь пальцем в небо, — добавила она со знанием дела.
— Значит, вы прочли ее из любопытства? — спросил Вулф.
— Конечно. Зачем еще книжки читают? — Джилси плюхнула на стол издателя толстенную растрепанную рукопись и начала рывками разматывать длиннющий шнур от пылесоса, каждый понедельник опоясывающий ее мощный торс.
— Когда вы ее издадите? — Джилси ткнула в рукопись пальцем. — Я хотела бы, чтобы она была у меня дома. Если можно.
— Вам нужна эта книжка? — удивился Джон Вулф.
— Если это не трудно, — ответила Джилси.
— Но теперь-то вы знаете, что было дальше. Зачем вам это читать еще раз?
— Ну… — Джилси явно смутилась. Джон Вулф никогда еще не видел ее смущенной, только сонной. — Ну… может, я кому дам ее почитать. Может, кому-нибудь захочу напомнить, какие все мужики твари.
— А вы-то будете ее перечитывать? — спросил Вулф.
— Ну… не всю, конечно. Не всю сразу. И не завтра. — На лице уборщицы снова появилось смущение. Я… я… — сконфуженно проговорила она, — там есть куски, какие я не прочь прочитать еще разок.
— Зачем? — спросил Джон Вулф.
— Господи! — Джилси устало вздохнула. Казалось, у нее лопнуло терпение. — В ней все правда, — и в ее мурлыкающем голосе Вулфу почудился крик гагары над гладью ночного озера.
— В ней все правда, — машинально повторил он.
— Господи, вы что, не знали этого? — спросила Джилси. — Уж если вы не разбираетесь, какая книжка про жизнь, а какая нет, нам надо и впрямь поменяться местами, — пропела Джилси и засмеялась, сжимая в руках толстую трехпалую вилку пылесоса. — Только боюсь, мистер Вулф, вы и в сортирах-то не шибко разбираетесь, — пошутила она и, пройдя через весь кабинет, заглянула в корзину для бумаг. — Да и в мусорных ящиках гоже. Сразу чувствуется, когда в книжке все правда. Читаешь и говоришь: да, так эти идиоты и ведут себя. Ясно, что такая книжка про жизнь.
Нагнувшись над корзиной, Джилси извлекла клочок бумаги, одиноко лежавший на самом дне, и сунула его в карман передника. Этот скомканный листок был первой и единственной страницей письма к Гарпу, над составлением которого так долго бился издатель.
Много месяцев спустя, когда «Мир от Бензенхейвера» готовился к печати, Гарп пожаловался Вулфу, что некому посвятить новый роман. Посвящать его памяти Уолта Гарп не хотел. Он ненавидел посмертные посвящения. «Грешно наживать капитал на личной трагедии, — говорил он. — Пусть те, кто хочет показаться читателю серьезней, чем есть на самом деле, пишут такие посвящения».
Посвятить книгу матери Гарп тоже не мог. Он приходил в бешенство при мысли о том, что все, кому не лень, козыряют именем Дженни Филдз.
О посвящении Хелен не могло быть и речи, а Данкену посвящать стыдно. Разве можно ставить имя сына на книге, которую он не позволит ему прочесть? Ведь Данкен совсем еще ребенок. Гарп с легким отвращением сознавал, что пишет книги, которые нельзя показывать собственным детям. Посвятить «Мир от Бензенхейвера» Элис и Гарри Флетчерам? Но им прохода не будет от сплетен. Одной Элис? Тоже нельзя! Гарри может обидеться.
— Только не мне, — взмолился Джон Вулф. — Во всяком случае, не этот роман.
— Я и не собирался, — соврал Гарп.
— А может, Роберте Малдун? — предложил издатель.
— Какое отношение к роману имеет Роберта? — спросил Гарп, хотя прекрасно знал, что Роберта от этого предложения не отказалась бы. Боже, как смешно написать книгу, которую некому посвятить! Почти все под тем или иным предлогом отказываются от посвящения.
— Может, посвятить ее джеймсианкам? — горько пошутил Гарп.
— Не лезьте на рожон, — сказал Вулф. — Это просто глупо.
Гарп помрачнел.
«А миссис Ральф? — подумал он. Впрочем, он даже не знает ее настоящего имени. Можно, конечно, посвятить роман отцу Хелен, Эрни Холму, но Эрни этого не поймет, да и вряд ли ему понравится такая книга. Гарп втайне надеялся, что старик не станет ее читать. Боже, как смешно — написать книгу и бояться, что кто-то ее прочтет!
А что, если… посвятить ее Толстому Персику? Майклу Милтону? Балдежке?
Гарп сдался. Никого больше он придумать не мог.
— Я знаю кому! — вдруг сказал Вулф. — Надо только спросить ее согласия.
— Очень весело, — заметил Гарп.
Джон Вулф думал о Джилси Слоупер. Не будь ее, «Мир от Бензенхейвера» так и не увидел бы света.
— Это удивительная женщина, — пояснил он. — Ей очень понравился роман. Она сказала, в нем все правда.
Гарп заинтересовался.
— Я дал ей рукопись на выходные, — продолжал Вулф, — и она прочла ее всю за один присест.
— Зачем вам понадобилось давать ей мою рукопись? — удивился Гарп.
— Я подумал, она самый подходящий читатель, — сказал Джон Вулф. — У хорошего издателя всегда есть свои профессиональные тайны.
— Ладно, — согласился Гарп. — Без посвящения роман будет выглядеть голо. Скажите ей, я буду очень признателен. Вы с ней близкие друзья? — спросил он после недолгого молчания.
В ответ Вулф подмигнул писателю, и тот понимающе кивнул.
— Что это вдруг? — Джилси подозрительно посмотрела на Вулфа. — Почему это он хочет посвятить мне этакую страсть?
— Я рассказал ему, как вы отнеслись к его книге, и он заметил, что именно для таких людей он и писал.
— Именно для таких? — округлила глаза Джилси. — Совсем свихнутый.
— Да нет. Но, кроме вас, ему некому посвятить этот роман, — признался Вулф.
— Я, выходит, буду вроде свидетеля на свадьбе? — спросила Джилси Слоупер.
— Вроде того, — согласился Вулф.
— Эго не будет означать, что я одобряю такие книги? — насторожилась Джилси.
— Ни в коем случае.
Джилси все еще сомневалась.
— Никто не станет винить вас в том, что написано в этой книге, Джилси. Ведь вы этого боитесь?
— Ну ладно, — согласилась уборщица.
Джон Вулф показал ей, где будет написано ее имя, и дал посмотреть посвящения в других книгах. Все они понравились Джилси, и она кивнула с явным удовольствием.
— Только вот что, — Джилси взглянула на издателя. — Мне ведь не надо с ним встречаться или чего-нибудь там еще?
— Господи, конечно нет, — сказал Вулф, и Джилси успокоилась.
Последний мастерский штрих, и «Мир от Бензенхейвера» отправится в таинственный сумрак, где, подобно звездам, сияют какое-то время и популярные, и серьезные книги. Джон Вулф был умный и циничный издатель. Он лучше других знал, как подать биографию автора, чтобы оголтелые сплетники, зовущиеся читателями, благосклонно отнеслись к новой книге.
Годы спустя Хелен заметит, что успех романа был создан суперобложкой. Обычно Гарп сам оформлял обложки, но аннотация новой книги вышла у него слишком занудной и мрачной. И Вулфу пришлось спасать дело. Он начал без обиняков.
«Мир от Бензенхейвера», — говорилось в аннотации, — это история человека, который, страшась несчастий, грозящих любимым людям якобы на каждом шагу, создает столь гнетущую атмосферу, что несчастья из фантома превращаются в реальность и действительно обрушиваются на его семью. Автор романа Т. С. Гарп — единственный сын известной феминистки Дженни Филдз». Джона Вулфа пробрала легкая дрожь, когда он прочитал эти слова, напечатанные на суперобложке. Он прекрасно понимал, что Гарп никогда бы не согласился упомянуть имя матери на обложке своего романа.
«Т. С. Гарп не только сын, но и отец», — кричала обложка. Джон Вулф покачал головой. Ему стало стыдно при виде этой, им самим написанной дряни. «Отец, недавно переживший трагическую смерть пятилетнего сына. Из боли и потрясения и родился этот выстраданный роман…» И прочая, и прочая.
Из всех причин, побуждающих человека к чтению, праздное любопытство к частной жизни писателя, по мнению Гарпа, было самой ничтожной. Он часто говорил, что больше всего ненавидит вопрос, насколько достоверны его произведения, насколько правдиво отразился в них его личный опыт. «Правдиво» не в том смысле, в каком поняла его роман Джилси Слоупер, а в смысле соответствия событиям его личной жизни. Отвечая на этот вопрос, Гарп с великим терпением объяснял, что выискивать в романе биографические факты, даже если они вплетены в его ткань, — глупейшее занятие. Он всегда говорил, что художественное произведение строится на достоверном вымысле; все его события и персонажи, прежде чем попасть на страницы романа, должны пройти самый строгий отбор. Воспоминания и записки живущих и живших когда-то людей — собрание болячек, украшающих наши ничтожные жизни, — вряд ли могут служить канвой для романа или повести. «Вымысел должен быть умнее жизни», — писал Гарп. И он с презрением относился к неимоверному количеству бед и страданий, наполняющих романы иных писателей, чьи книги тем выше ценятся, чем больше было в их жизни заметных событий. Он писал: для романа нет хуже материала, чем реальные происшествия, критерием отбора не может служить утверждение «так оно действительно было». «Все, абсолютно все когда-нибудь случалось», — кипятился Гарп. Для него единственный критерий отбора — в этот момент может произойти только это событие, и никакое другое.
