“<...> культурные продукты, известные большому числу лиц, с высокой вероятностью не входят в число тех продуктов, которые больше всего нравятся каждому из этих лиц. Это противоречие между двумя функциями литературы можно выразить краткой формулой: то, что нравится — неизвестно, а то, что известно — не нравится ”.
Следом напечатано послесловие Александра Мелихова , который среди прочего говорит: “Преодоление ужаса ничтожности — вот главная функция литературы.
А потребность его преодоления — ее вечная почва. <...> Словом, главная ценность писателя не в наличии каких-то особых знаний, а в наличии обнадеживающего, утешительного, лестного для его читателей мироощущения, без которого любое литературное мастерство способно заинтересовать лишь очень узкую группу эстетов. Мастерство не самоценность, мастерство — это средство сделать утешение убедительным.
Егор Холмогоров. Об искусстве хорошо умирать. — “Русский Обозреватель”, 2009, 6 апреля < http://www.rus-obr.ru >.
“Ведь что такое „Тарас Бульба”? Это — поэма о смерти во всем завораживающем многообразии ее ликов”.
“Встреча с болью как первым из вестников смерти опосредована для нас с тобой анальгетиками и антибиотиками. И мы, в сущности, ничего не знаем о мире, где из кожи резали ремни, где порка по субботам была частью любого здорового воспитания, чем жестокое членовредительство было непременным для любого мало-мальски серьезного смертного приговора, и где лучшим лечением раны считалась смоченная слюной земля. Наши деды во время войны еще знали. Мы — не знаем. Как следствие — 99 % из нас, за исключением разве что тех, кого учат этому в спецчастях или в монастыре, хорошо умирать разучились. Мы утратили искусство смерти и беспомощны перед столкновением с болью. Но мы узнаем — не знает история рода людского затянувшихся более чем на три поколения периодов „уютного и цивилизованного” житья. Не вытерпит человеческая природа столь продолжительной анастезии, даже если речь идет о жизни только самых обеспеченных и откормленных регионов (к числу каковых наше Отечество, увы, никак причислить нам не дают). Боль и смерть прорвут самый центр нашего бытия и изольются на нас серным дождем”.
“То, что делает „Тараса Бульбу” Бортко не рядовым фильмом, не заказной поделкой к юбилею и формальной программе патриотического воспитания, не только агитплакатом, бьющим в самое сердце (или что у них там вместо него — селезенка?) нелепости украинского сепаратизма, — это именно научение правильной смерти, умение жертвовать собою ради того, ради чего стоит жертвовать, а ради остального жертвовать другими, это умение драться до последнего и, уходя, принести себя в благоугодное всесожжение Богу”.
Алексей Цветков. Литературнонеобязанные. — “Книжный квартал”. Ежеквартальное приложение к журналу “Коммерсантъ/ Weekend ”. Выпуск пятый, 2009. (“ Weekend ”, 2009, № 13, 10 апреля).
Среди прочего: “В канун горбачевских реформ в Вашингтон, где я тогда жил и работал, прибыл Андрей Вознесенский и вопреки сложившемуся обыкновению мгновенно обрушил забор, десятилетиями отделявший эмигранта от делегатов из метрополии. Он рассказал мне о перспективах, которые открыл новый генсек перед мастерами художественного слова („Всех выпустим, все опубликуем”), и хотя в ту пору я был совершенно не в состоянии этому поверить, поразило сильнее всего то, что дело происходило в гостиничном номере гостя и в ходе брифинга мы выпили вдвоем бутылку водки. Подобных доверительных отношений у нас не было никогда — ни до, ни после, они возникли аномальным всплеском на какой-нибудь час, и невозможно было не проникнуться исключительностью момента. Это была, пожалуй, одна из самых роковых в тютчевском смысле минут моей жизни”.
Алексей Цветков. Великий уравнитель. — “Свободная среда”, 2009, 6 апреля < http://www.inliberty.ru >.
“Судя по всему, наше отношение к деньгам близко к физиологическому, и поэтому большой власти над ним мы не имеем. Кое-что об этом можно узнать из статьи Марка Бьюкенена, опубликованной в журнале New Scientist . Как показали эксперименты, области нашего мозга, реагирующие на деньги, — те же самые, что реагируют на пищу. Деньги — нейтральный обменный эквивалент, а на протяжении большей части истории существования нашего (да и не только нашего) биологического вида главной материальной ценностью и предметом обмена была именно еда”.
“Те, кто критикует свободу, предоставляемую деньгами, обязаны предложить альтернативу, и до сих пор у них это получалось плохо”.
Алексей Цветков. Человек и его персонаж. — “Свободная среда”, 2009, 13 апреля.
“В свое время наделала немало шума книга Джулиана Джейнза „Происхождение сознания и распад ‘двухпалатного‘ разума”. Согласно идее Джейнза, внутренний мир людей древних цивилизаций резко отличался от нашего: многие из собственных мыслей они воспринимали как голоса извне или свыше, и психологизация на современный манер была им чужда, рефлексия в нашем смысле у них отсутствовала. То, что мы сегодня именуем шизофренией, еще сравнительно недавно было нормальным состоянием человеческой психики”.
“Дошедшие до нашего времени прообразы современного романа, включая даже античные реликты, до определенного времени мало похожи на современные, и наиболее разительный контраст, на мой взгляд, заключается в том, что мы не найдем в них привычных выражений „он подумал” или „она подумала”. Библейское „сказал он в сердце своем” можно назвать попыткой передать непривычную идею, но даже сама попытка относится к довольно позднему времени, к эпохе эллинизма, она уже в чем-то греческая. История художественной литературы, начиная с „Песни о Гильгамеше”, поэм Гомера
и Библии, — это история того, как мы, на примере изображенных нами исторических и мифологических персонажей, учились видеть самих себя”.
Алексей Цветков. Наше бывшее все. — “Свободная среда”, 2009, 23 апреля.
“Вот набор авторов, чьи книги Онегин брал с собой в путешествие, из пушкинского наброска к роману: Юм, Робертсон, Руссо, Мабли, Гольбах, Вольтер, Гельвеций, Локк, Фонтенель, Дидро, Ламотт, Гораций, Цицерон, Лукреций. А теперь попытайтесь найти пару-тройку совпадений с вашим сегодняшним”.
“Проблема тут не в именах конкретных авторов: сегодня и за пределами России мало кто берет в руки Гельвеция или Ламотта в расчете приятно скоротать время. Проблема — в полном разрыве с интеллектуальной традицией. Потому что представленный список — фактическое зеркало эпохи Просвещения, плотью от плоти которой и был Пушкин, несмотря на весь байронический декор. Сегодня мы дальше от этой традиции, чем когда бы то ни было со времен Екатерины Великой. Пушкин, быть может, еще жив в нашем языке, поскольку принял прямое участие в его создании, но о духовной близости между нами нынешними и им тогдашним говорить смешно. Для нас Пушкин встал сегодня в один ряд с Горацием, а его „энциклопедия русской жизни” — бок о бок с энциклопедией Плиния Старшего”.
Розалия Черепанова. Безумец в маске мудреца, мудрец под маскою безумца. Случай Петра Чаадаева. — “Неприкосновенный запас”, 2009, № 1 (63).
“На самом деле чаадаевское сочинение „первоначально взволновало и возмутило не правительство, а общество”. В Москве, писал Александр Тургенев, по поводу чаадаевского письма царило настоящее „остервенение”, а студенты Московского университета даже заявили попечителю и председателю местного цензурного комитета Сергею Строганову, что готовы с оружием в руках вступиться за оскорбленную Россию. Правительство просто вынуждено было ответить на ту общественную реакцию, на те напряженные ожидания, которые вызвало письмо; так что, по мнению многих современников, объявление о душевном нездоровье Чаадаева скорее призвано было спасти автора „оскорбительного” сочинения от гражданского негодования публики”.
“Тема „Чаадаев и безумие” заключает в себе по меньшей мере три проблемы: во-первых, имеются ли реальные основания усомниться в психическом здоровье мыслителя; во-вторых, можно ли расценивать его поведение как воплощение компенсаторного жизненного сценария, как игру в безумца; и, наконец, следует ли подозревать власть и общество в приклеивании к Чаадаеву, без всякого повода с его стороны, заведомо ложного ярлыка”.
“Очевидно, что, изображая себя больным и обиженным, Чаадаев ставил себя в центр общественного внимания и заботы. Это стремление привлекать внимание любыми средствами, вплоть до суицидных настроений, может быть связано как с психическими, так и с психологическими проблемами человека, с его персональным жизненным сценарием”.
