113
Имеется в виду сюжет о замужестве Алкесты (в русской традиции также Альцесты, Алкестиды), дочери иолкского царя Пелия, сына Посейдона и Тиро. Не желая выдавать Алкесту замуж, Пелий объявил, что ее мужем станет только тот человек, который сможет впрячь в колесницу кабана и льва и проехать на этой упряжке обычную для конских ристаний дистанцию. Адмет, царь фессалийских Фер, смог выполнить это условие, поскольку заручился помощью Аполлона, которого Зевс на год отдал к нему в пастухи в наказание за убийство киклопов. Брак, однако, не задался с самого начала, ибо Адмет по не вполне понятным причинам не принес обычной в таких случаях жертвы Артемиде и, войдя в супружескую спальню, обнаружил на ложе вместо новобрачной клубок змей. Засим через некоторое время следует широко известная коллизия с попыткой Алкесты заменить собой мужа, которому вышел срок умирать, закончившаяся счастливым вмешательством Геракла.
Вся описанная ситуация является аллюзивной перетракговкой сюжета о катабасисе Тесея и Пирифоя. После того как у них обоих умерли жены (соответственно, Федра и Ипподамия), два героя-побратима решили — по инициативе Пирифоя — похитить Елену Спартанскую, дочь Зевса (и/или Тиндарея) и сестру Кастора и Полидевка. Они принесли друг другу клятву верности, поклявшись не только стоять друг за друга до конца, но и обеспечить равноправные «брачные стратегии»: Елену надлежало разыграть по жребию, а затем похитить для проигравшего еще одну невесту, и тоже дочь Зевса. Елену они похитили, и по жребию она досталась Тесею. В итоге Пирифой предложил спуститься в Подземное царство и умыкнуть у Аида Персефону, дочь Зевса. Подобный хюбрис заслуживал адекватного наказания. Аид принял героев и сделал вид, что испуган и готов отдать им жену, но сперва предложил им сесть, отдохнуть и угоститься с дороги. Как только Тесей и Пирифой сели, они приросли к месту, после чего провели в муках четыре года, пока на них не обратил внимания Геракл, спустившийся, в свою очередь, в Аид, чтобы умыкнуть Кербера. Геракл дернул Тесея изо всех сил за руки и оторвал его от камня. Но когда он попытался проделать то же самое с Пирифоем, задрожала земля. Геракл не стал превышать положенные смертному (ибо тогда еще был смертен) пределы дозволенного и ограничился одним спасенным героем.
В романе, выстраивая данную сцену, автор использует целый букет аллюзий: начиная от «заключения в камень» и протянутых рук и заканчивая молчаливым присутствием противников Тесея и Пирифоя — Кастора и Полидевка.
Кеней, лапиф, мужчиной стал не от рождения. Магнесийская нимфа Кена (Кенис), став любовницей Посейдона, попросила у него в подарок возможности стать не просто мужчиной, а неуязвимым и потому непобедимым бойцом. Посейдон исполнил ее желание, и нимфа, став из Кены Кенеем, превратилась в типичного хюбриста, который дошел до того, что водрузил на главной площади Лариссы свое копье и велел лапифам поклоняться ему как богу — и не почитать никаких других богов. За это был показательно наказан Зевсом — руками кентавров. Во время знаменитой битвы между кентаврами и людьми на свадьбе Пирифоя они вбили неуязвимого героя в землю вырванными с корнями стволами елей, а потом этими же стволами завалили сверху так, что он задохнулся.
Евритион, приемный сын Актора, царя Фтии, в свое время очистил Пелея от скверны, связанной с убийством брата. Актор отдал Пелею в жены свою дочь, Полимелу, и треть царства в придачу (либо сам Евритион отдал ему в жены свою дочь Антигону). Евритион, который также управлял третью царства, отправился вместе с Пелеем на Калидонскую охоту, где, согласно наиболее авторитетным источникам (Apollodiii.13.1–2; DiodSiciv.72.6; Tzetzes, adLyc, Alex175; Eustathius, ScholadHom, Il ii.648), был нечаянно убит Пелеем, метнувшим дротик в вепря, а попавшим в свояка.
Возможная аллюзия на эпизод, связанный с известным сюжетом об «искуплении смерти» Адмета. Аполлон, желая дать Адмету дополнительное время, допьяна напоил Мойр, в результате чего Атропос долго не могла перерезать соответствующую нить судьбы.
Eschatia (др. — гр. έσχατιά) — граница, край, предел.
Ср. с развернутым эпитетом из четвертой песни «Илиады»: «Словно когда две реки наводненные, с гор низвергаясь, / Обе в долину единую бурные воды сливают, / Обе из шумных истоков бросаясь в пучинную пропасть; / Шум их далеко пастырь с утеса нагорного слышит, — / Так от сразившихся воинств и гром разлиялся и ужас» (Ил IV 452–456).
Hom, Il xix.249—69, Od xi.131, xxiii.277—84; Soph, Trach 1095ff.; Diod Sic iv. 12; Apollod ii.5.4; Paus v.10.9, iv.15.8.
Ссылки неточные и откровенно игровые. У Гомера описано достаточно много жертвоприношений, совершаемых в различных обстоятельствах и по разным поводам. В тех случаях, когда жертва приносится ради последующей «совместной трапезы с богом», бог, как правило, получает не потроха, как написано у автора, а задние ноги жертвенного животного, которые обкладываются нутряным жиром и сжигаются на жертвенном огне. Так, в первой песни «Илиады» описывается жертва Аполлону по случаю его «примирения» с ахейцами после возвращения Хрисеиды отцу:
Кончив молитву, ячменем и солью осыпали жертвы,
Выи им подняли вверх, закололи, тела освежили,
Бедра немедля отсекли, обрезанным туком покрыли
Вдвое кругом и на них положили останки сырые.
Жрец на дровах сожигал их, багряным вином окропляя.
При этом «утробы», то есть собственно внутренности, потроха, предназначены вовсе не для богов, а являются, так сказать, «горячей закуской» и законной долей помогающих жрецу при сжигании жертвы юношей.
Юноши окрест его в руках пятизубцы держали.
Бедра сожегши они и вкусивши утроб от закланных.
Вся остальная туша действительно поступает в распоряжение дружины и готовится самостоятельно, отдельно от бедер и внутренностей.
Все остальное дробят на куски, прободают рожнами,
Жарят на них осторожно и, все уготовя, снимают.
После чего юноши, отстраненные от участия в общей трапезе, заняты тем, что обносят вином взрослых воинов. Таким образом, автор наделяет богов не «божеской» долей, а долей нестатусных воинов, эфебов, таких же как «ночной охотник» Меланион.
Впрочем, это касается именно жертвоприношения, предполагающего раздел туши жертвенного животного между людьми и богами. Однако ссылки автор дает на эпизоды несколько иного плана. Первая же отсылка к «Илиаде» приводит нас к жертвоприношению, знаменующему примирение не людей с богами, а двух героев — Ахилла и Агамемнона — между собой, с последующей местью троянцам за убитого Патрокла. Зарезанный по случаю этого события вепрь вообще не делится и не сжигается: его туша целиком выбрасывается в море.
Ссылка на Od xi. 131 содержит рекомендацию, которую тень Тиресия дает Одиссею: по возвращении домой принести в жертву Зевсу и другим богам быка, барана и вепря, без указания на способ жертвоприношения, ссылка на Od xxiii.277—84 дублирует эту информацию. Ссылка на Soph, Trach 1095ff вообще не относит нас к какому бы то ни было жертвоприношению, здесь игра тоньше: Геракл, сжигаемый отравленным хитоном, поминает свои подвиги и среди них — Эриманфского вепря. Вепрь в жертву принесен не был, но сам Геракл вскоре добровольно взойдет на костер: охотник заместит добычу. У Диодора Сицилийского в приведенном месте всего лишь излагается эпизод поимки Гераклом Эриманфского вепря, как и у Аполлодора. Ссылка на Paus v. 10.9 дает нам описание храма Зевса в Олимпии, над воротами переднего и заднего входов в который были изображены подвиги Геракла: без поимки Эриманфского вепря. Ссылка на Paus iv. 15.8 дает проходной эпизод с местечком под названием Могила Кабана, которое, по легенде, было названо так потому, что «здесь Геракл обменялся взаимными клятвами с детьми Нелея над разрезанными частями кабана».
Все перечисленные эпизоды объединяет между собой только наличие (или значимое отсутствие) в них кабана в более или менее жертвенном контексте.
Bacch v. 118—19.
Значимая ссылка. В олимпийской оде Вакхилида, обычно именуемой «Мелеагр», дается достаточно подробное поэтическое описание Калидонской охоты — и в числе прочего упоминаются Анкей и Агелай, убитые вепрем и погребенные охотниками после победы.
