Именно так и сказала, во множественном числе: «Отмучились». Наверняка она имела в виду себя и Лену.
Эти слова огромной бетонной плитой упали вдове на плечи и придавили к земле. Она лежала в кровати и пыталась уговорить себя. Убедить, что она имеет полное право стряхнуть тяжкий груз, что заслужила это шестнадцатью годами своей жизни. Но бетонная плита совести не внимала никаким уговорам. И Лена поняла, что теперь ей предстоит так и жить — согнувшись под её тяжестью.
В жизни можно обмануть всех. Кого угодно, но только не себя. Как ни пыталась Лена это сделать, как ни старалась убедить себя, что вышла замуж по любви, ничего не получалось. Она никогда не любила своего мужа. Не любила, когда шла с ним в ЗАГС, не любила, когда ложилась с ним в постель. Она терпеть не могла стирать его трусы и носки. Почему-то ей казалось высшим проявлением любви к мужчине постирать его нижнее бельё. Грязное бельё Степана вызывало у неё стойкое отвращение, но она терпела. В конце концов, ради материального благополучия стерпишь и не такое. А жизнь в нищете страшила её больше жизни без любви.
Но Степану нужна была любовь. Если не она сама, то хотя бы её проявления. Даже животные не могут жить без тепла и ласки, а уж люди — тем более. Штырь тоже не мог. Он ластился к Лене всеми способами — дарил подарки, капризничал, как ребёнок, надувал губы и обижался. Жена пыталась угодить ему, честно выполняя его желания, но не любила его. Она ничего не могла с собой поделать, и Степан это чувствовал. Он мог бы с ней развестись, но не стал. Понимал, что вся её семья держится только на нём и его деньгах, и, наверное, жалел. Но за нелюбовь стал мстить. Лена понимала, что все его пьянки, загулы и любовницы — не что иное, как месть. Он хотел, чтобы она любила его, он пытался вызвать в ней ревность, орал, раздражался и обкладывал её матом. Но ни разу за шестнадцать лет не поднял на неё руку. И всегда помогал её семье. Правда, уговорить его на эту помощь Лене стоило много крови. Недовольно ворча, брюзжа и обзывая родственников нехорошими словами, Степан всё-таки внимал просьбам жены и раскошеливался. Это было едва ли не главной причиной, по которой она жила со Степаном — ради своей семьи. Ради семьи, которой всегда нужны были деньги. Ради Веры, бестолково выскочившей замуж «по залёту» за непутёвого парня. Ради брата Виталия, вечно страдающего от болезней и нападок супруги. Ради матери, её вырастившей. Все хотели вкусно есть, хорошо одеваться и иметь крышу над головой.
И вот теперь Степан умер. Наверное, это был последний, крайний способ, которым он попытался пробудить в ней любовь к себе. Но у него опять ничего не вышло — Лену не тронула его смерть. Её лишь стала мучить совесть. Ей было стыдно, что она так и не смогла полюбить собственного мужа, который так просил любви.
Но ничего — Лена была сильной женщиной. Она в своей жизни выдержала многое, проживёт и с этим грузом.
Было позднее утро, когда Егоровна постучала к ней в спальню.
— Не спишь? — спросила она, присев на край кровати.
— Нет, — покачала головой Лена.
— И не спала?
— Нет.
— И я не спала. Верке надо позвонить — сообщить. И Витальке.
— Позвони, — тихо произнесла дочь.
— Ладно. Ты, может, поесть чего хочешь?
— Не хочу.
— Угу. — Егоровна смотрела на неё с сочувствием. — Вставать-то когда будешь?
— Не знаю. Полежу ещё немного.
— Полежи. А я пойду позвоню всем. И простыни старые поищу — зеркала завесить.
— Хорошо, — прошептала Лена, прикрыла глаза и отвернулась. Ей не хотелось, чтобы даже мать прочитала в них её истинные чувства.
Несколько позже приехал человек от Вахака Зурабовича — деловой юноша в очках. Он побеседовал с Леной около получаса и откланялся. А потом начали собираться родственники. Первой приехала Вера с мужем и сыном Костей. Без косметики, с чёрным платком на голове, она выглядела непривычно блёклой и уставшей.
— Мама! — бросилась дочь к Лене в объятия. Та приняла её и заплакала.
Следом появились Виталий с Катериной. Привезли сына Артёма — высоченного парня, весьма похожего на отца, с журавлиными ногами и острым кадыком на шее.
— Тёмочка! — всплеснула руками Егоровна, не видевшая внука больше года.
Все сели за накрытый на улице стол и принялись горестно молчать.
— Слышь, Лен, а вы похоронами-то занимаетесь? — кашлянув, нарушил тишину Виталий. — Там ведь столько дел — о-ё-ёй! Гроб заказать, могилу выкопать, то сё…
— Похоронами занимаются, — кивнула Лена.
— Кто? — удивился брат.
— Человек… с завода.
— А! — Казалось, родственника удовлетворил этот ответ. — А поминки? Поминки-то будут?
— И поминки будут, — заверила его сестра.
— А когда похороны? — задала вопрос Катерина.
— Во вторник. Время я вам потом скажу. Скорее всего, часа в два.
Темы для разговоров были исчерпаны, и присутствующие снова замолчали. К еде никто не притрагивался. Так и сидели — со скорбными лицами, отрешённо глядя каждый в свою точку. Даже маленький Костик, проникшись настроением взрослых, притих и задумчиво ковырял в носу.
Солнце, стоящее в зените, палило нещадно. В тени сосен, где стоял стол, жара ощущалась меньше, но всё равно было невероятно душно.
— Ну хорошо! — Виталий вытер пот со лба. — Лен, тогда мы поедем? Чего нам тут сидеть? Мы вроде как тебя поддержали, как говорится, чего уж… Или, может, помощь какая нужна? Так ты скажи!
— Нет, — покачала головой вдова. — Никакой помощи не надо. Спасибо.
— А деньги? Деньги нужны? — спросил брат и тут же получил незаметный, но осязаемый тычок от жены. — Ну тогда, раз ничего не нужно…
— Поедем мы, — закончила за него фразу Катерина, стараясь, чтобы с лица не пропало скорбное выражение.
— Конечно. Спасибо, что поддержали, — мягко и грустно улыбнулась Лена. — Пойдёмте, я вам ворота открою.
Вдова поднялась из-за стола и пошла провожать родственников. Виталий на полпути к своей машине внезапно замялся и поднял на сестру нерешительный взгляд. Та вопросительно приподняла брови.
— Лен, — произнёс он, явно смущаясь и с надеждой глядя ей в глаза. — Я, конечно, понимаю — горе и всё такое… Но ты войди и в наше положение! Ты ничего не подумай! Просто…
Виталий запнулся, стараясь предугадать реакцию вдовы и, если нужно, вовремя остановиться. Лена слушала его, не меняя выражения лица, и он-таки решился задать вопрос:
— Степан перед смертью тебе для нас деньги не оставлял? Ну те десять тысяч долларов — помнишь, я просил?
— Нет, — со вздохом ответила Лена.
— Что — нет? — кашлянул брат.
— Не оставлял.
— Не оставлял? Ну и ладно! — торопливо закивал Виталий. — Я ведь просто так спросил. Ну, в смысле, вдруг он оставил, а ты забыла. Всё-таки такое горе! А нет — и не надо. Пока, сестрёнка! Не переживай! В смысле, земля ему будет пухом!
— Да, конечно. До свиданья! — попрощалась Лена. Родственники принялись усаживаться в автомобиль, хлопая дверцами.
— До свиданья, Леночка! — Катерина высунулась из окна и помахала ей рукой. Красная «тойота» покинула усадьбу.
Вернувшись за стол, вдова села на своё место. Взгляд невольно остановился на широком плетёном кресле под сосной, на котором любил сидеть её покойный муж.
— Проводила? — спросила Егоровна. Дочь утвердительно кивнула.
— Мам! — подала голос Вера. — Хочешь, мы ночевать останемся?
— Оставайтесь, — согласилась Лена. — А то нам вдвоём с бабушкой совсем тоскливо.
Хмуро молчавший до этого зять недовольно буркнул жене:
— Мне завтра на собеседование, забыла?
— Ну и что? — сверкнула глазами Вера. — Отсюда и съездишь!
— Ты что, новую работу нашёл? — поинтересовалась Лена.
— Пока нет, — раздражённо ответил Петя. — Таскаюсь вот по собеседованиям, по милости вашего покойного мужа.
— При чём тут Степан? — Вдова прикрыла глаза.
— А при том! Устроил бы меня в рейс — давно б уже в море ушёл и не парился здесь с вами! И связи были, и возможности! А теперь вот разнорабочим на стройку придётся идти, кирпичи класть! За три копейки!
— Успокойся, Петя, всё устроится, — тихо произнесла Лена.
— Только, когда устраивать будете, про нас с Веркой не забудьте! А то сами в миллионах купаетесь, а мы с хлеба на квас перебиваемся! Наследство-то уж подсчитали, какое вам достанется? Домик вот этот, земля, машины, завод?!
— Петя, заткнись! — негромко, но твёрдо сказала Вера. — Мам, пожалуй, не будем мы ночевать, — засобиралась она, бросив на мужа рассерженный взгляд и явно опасаясь, не ляпнул бы он ещё чего-нибудь. — Поедем, ладно? Ты не обидишься? Где Костик?
Семейство Веры тоже отправилось восвояси.
Лена с Егоровной снова остались одни. Вдова смотрела, как мать привычными движениями убирает посуду со стола. Егоровна гремела тарелками, счищая с них почти нетронутую еду. Комар монотонно зудел у Лены над ухом, прицеливаясь, куда бы получше впиться. Мать потащила грязную посуду в дом.
