Оракул отозвался на эту лесть легким смешком. Кристиан улыбнулся ему и допил бокал бренди, чтобы поддержать хорошее расположение духа.
– А что от этого будет иметь твой друг Кеннеди? – поинтересовался Оракул.
– Фрэнсис Кеннеди станет олицетворять будущее Америки, – ответил Кристиан. – Американский народ начнет жить в условиях более прочного общественного договора, люди будут крепче связаны между собой. То, что вы посеяли, Кеннеди взрастит до подлинного величия.
Глаза Оракула сверкнули в полумраке библиотеки.
– Кристиан, какого дьявола ты пытаешься заморочить мне голову после всех лет нашей дружбы? Заткни свои символы себе в задницу. Какой Общественный договор? С чем его кушают? Слушай меня. Есть только те, кто управляет, и те, кем управляют. Вот и весь твой Общественный договор. А все остальное только купля-продажа.
– Я поговорю с Дэйзи и вице-президентом, – засмеялся Кристиан. – Кеннеди сделает все, что надо. Он знает, что в долгу перед вами.
– Старикам никто ничего не должен, – проворчал Оракул. – А теперь давай поговорим о тебе. Ты завяз в трясине, мой мальчик.
– Что верно, то верно, – согласился Кристиан. – Но меня это не трогает.
– Тебе еще нет и пятидесяти, – задумчиво произнес Оракул, – и тебя это уже не трогает? Очень плохой признак. Обычно только невежественную молодежь ничего не трогает. Мне вот уже сто лет, а если бы я сказал, что меня ничего не трогает, это было бы слишком смело. Но ты, Кристиан, в слишком опасном возрасте, чтобы тебя ничего не трогало.
Он выглядел по-настоящему рассерженным и наклонился вперед, чтобы выхватить сигару из руки Кристиана. А тот ощутил в этот момент такой прилив нежности к старику, что чуть не прослезился.
– Это все Фрэнсис, – сказал он. – Я думаю, он хитрит со мной всю жизнь.
– Ага, – вымолвил Оракул, – это испытание детектором лжи, которое он прошел. Как они ее называют? Машина химического исследования мозга. Человек, придумавший такое название, просто гений.
– Я не могу понять, как он прошел это испытание, – признался Кристиан.
Оракул ответил ему с презрением, едва различимым, учитывая его возраст, умственные и физические возможности:
– Выходит, теперь наша цивилизация располагает безотказным научным способом определять, говорит ли человек правду, и они думают, что смогут разгадать самую сложную загадку – виновен он или нет. Смех, да и только. Мужчины и женщины постоянно обманывают друг друга. Мне уже сто лет исполнилось, а я все еще не знаю, была ли моя жизнь правдой или ложью. Я действительно не знаю.
Кристиан забрал свою сигару у Оракула и раскурил ее, в этом слабом кружке света лицо Оракула казалось музейной маской.
– Я допустил взрыв атомной бомбы, – отозвался Кристиан, – и несу за это ответственность. А когда я стану проходить испытание, я буду знать правду, и ее будет знать экзаменатор. Но я думал, что понимаю Кеннеди лучше, чем кто-либо другой. Я ясно прочел его мысль, чтобы я не допрашивал Грессе и Тиббота, и чтобы взрыв прошел. Так как же он прошел это испытание?
– Мы имеем дело с хитростью вашего доктора Аннакконе – вот ответ на твой вопрос. Мозг Кеннеди отказался принять его вину, поэтому и компьютер объявил его невиновным. И он всегда будет невиновным даже в собственной душе. А теперь, раз ты планируешь на следующей неделе подвергнуться испытанию, позволь спросить: ты тоже сможешь обмануть машину? В конце концов, это только грех умолчания.
– Нет, – сказал Кристиан, – в отличие от Кеннеди я навсегда останусь виноватым.
– Не унывай, – возразил Оракул. – Ты убил только десять или двадцать тысяч человек. Твоя единственная надежда отказаться от испытаний.
– Я обещал Фрэнсису, – отозвался Кристиан, – и кроме того, если я откажусь, средства массовой информации уничтожат меня.
– Тогда какого черта ты согласился на испытание? – задал вопрос Оракул.
– Я думал, Фрэнсис блефует, – ответил Кристиан. – Я надеялся, что он не допустит испытания и отступит, поэтому и настаивал, чтобы он подвергся испытанию первым.
Оракул выразил свое нетерпение тем, что включил моторчик кресла-каталки.
– Взгромоздись на статую свободы, – посоветовал он. – Ссылайся на права личности и свое человеческое достоинство. Только так ты можешь избежать испытания. Никто не хочет, чтобы эта дьявольская наука превратилась в правовой инструмент.
– Конечно, – согласился Кристиан. – Мне придется так поступить, но Фрэнсис будет знать, что я виновен.
– Кристиан, – спросил его Оракул, – если при испытании тебя спросят, злодей ли ты, что ты ответишь со всей искренностью?
Кристиан рассмеялся от всей души.
– Я отвечу – нет, я не злодей, и пройду через испытание. Вот это действительно смешно. – Он благодарно дотронулся до плеча Оракула. – Я не забуду о приеме в честь вашего дня рождения.
Когда Кристиан Кли заявил президенту Фрэнсису Кеннеди и всем собравшимся членам президентского штаба, что не станет проходить мозговое испытание, они не удивились. Кли выразил убеждение, что это является вопиющим нарушением прав человека. Он пообещал, что если будет принят закон, который объявит такое испытание легальным, но не принудительным, он вновь добровольно выразит свою готовность подвергнуться ему.
Кристиан Кли убедился, что его отказ, по всей видимости, воспринят благожелательно. Приободрившись, он спросил Юджина Дэйзи об отложенном приеме по поводу дня рождения Оракула.
– Чепуха, – буркнул Дэйзи. – Фрэнсису никогда не нравился этот старик. Может мы просто забудем о нем?
– Это будет глупо, – возразил Кристиан. – Ты и Кеннеди не любите его потому, что он член Сократова клуба. Бог мой, Юджин, неужели ты можешь злиться на человека, которому уже за сто?
– Оказывается, – улыбнулся ему Дэзи, – даже у такого крутого парня, как ты, есть уязвимое место. Когда бы ты хотел устроить этот прием?
– Время поджимает, – сухо заметил Кристиан. – Ему все-таки уже сто.
– Договорились, – сказал Дэйзи. – После инаугурации.
За два дня до своей инаугурации президент Кеннеди, выступая с еженедельным обращением к нации, ошеломил страну тремя заявлениями.
Во-первых, он объявил, что условно освобождает Ябрила. Кеннеди сообщил, что народу очень важно знать, был ли Ябрил связан с взрывом атомной бомбы и покушением на президента. Он пояснил, что по закону ни Ябрила, ни Грессе, ни Тиббота нельзя заставить пройти испытание мозговым детектором лжи. Однако Ябрил, выслушав аргументы президента, согласился на испытание с условием, что если будет доказана его непричастность к этим двум преступлениям, то после пяти лет заключения в тюрьме его освободят.
Ябрил прошел испытание. Он не был связан ни с Грессе и Тибботом, ни с попыткой убийства президента.
Во-вторых, Фрэнсис Кеннеди объявил, что после инаугурации он сделает все, что в его власти, чтобы созвать Конституционное собрание для усовершенствования конституции. Он ссылался на то, что Грессе и Тиббот после совершенного ими страшного преступления были освобождены из-за упущений в Билле о правах. Он хочет изменить конституцию таким образом, чтобы важные для общества вопросы решались не конгрессом или президентом, а референдумом.
В-третьих, он с печалью в голосе сообщил, что ради успокоения страстей по поводу того, кто несет ответственность за взрыв атомной бомбы, генеральный прокурор Кристиан Кли покинет свой правительственный пост через месяц после инаугурации. Кеннеди напомнил своим слушателям, что сам он прошел испытание мозговым детектором лжи в связи с этим кризисом и может поручиться за невиновность Кли, однако, в интересах страны, чтобы Кли ушел в отставку. Теперь, после этих мер все противоречия будут разрешены. Кеннеди обещал предать Грессе и Тиббота новому суду. Если Конституционное собрание пересмотрит Билль о правах, эти преступники подвергнутся мозговому исследованию.
Речь президента атаковали только средства массовой информации, контролируемые Сократовым клубом. Они подчеркивали слабость аргументов президента. Если Грессе и Тиббота можно принудительно заставить подвергнуться испытанию, то почему нельзя заставить Кристиана Кли? Отмечались и другие более серьезные моменты. Конституционное собрание никогда не собиралось с тех пор, как была выработана конституция, и созвать его – все равно, что открыть ящик Пандоры. Газеты и телевидение заявляли, что одна из предполагаемых поправок к конституции будет гласить, что президент может оставаться на своем посту более восьми лет.
Президенту Фрэнсису Кеннеди не так-то легко было подготовить все эти мероприятия, и уж совсем сложной задачей был созыв Конституционного собрания, но фундамент он заложил и теперь испытывал уверенность в успехе. Еще более трудным оказалось уговорить Ябрила согласиться на испытание мозга. Очень болезненным было объявить Кристиану Кли, человеку, которого он любил больше всех, что тот должен подать в отставку с поста генерального прокурора. Но самым трудным моментом для него оказалась внутренняя борьба с самим собой.
