— Если кто и может это подтвердить, так это я.
— Меня это удивило. Вы претендуете на то, чтобы знать больше ЦРУ.
— Дело в способности дать общий обзор.
— Как это понимать?
— Лишь противник достаточно заинтересован в том, чтобы узнать все о работе вашего аппарата. ЦРУ разделено на отделы. Они скрывают свои данные друг от друга. Это правило конспиративной работы. Зато мы выявляем ВСЕ.
— А директор ЦРУ? Как вы полагаете?
— У него нет времени на общий обзор. Он отсечен от знания своим календарем ежедневных мероприятий.
— Разве это не относится ко всем спецслужбам?
— Разумеется. Такова жизнь. Только противник обладает общей картиной. Вы говорите: «ЦРУ знает», «ЦРУ предполагает», «ЦРУ начиная с 1951 года…» — это нереалистичное употребление соответствующих языковых выражений. Субъектом может быть только специалист — или изолированный от него разведчик и изолированный от него аналитический отдел. С точки зрения грамматики ЦРУ как целого не существует. Организация возникает только на основе составленных нами карт с полученными данными, причем как силуэт, то есть в виртуальном компьютерном виде.
— А в прессе как предмет общественного интереса?
— Химера.
— Не слишком ли сурово?
— Откуда пресса возьмет информацию?
— Например, от вас.
— Это была бы диверсия. Получилась бы картина, но не совпадающая с предметом, то есть нашим реалистическим анализом противника.
— Как бы там ни было, вы подтверждаете, что 96 % случаев НЛО раскрыто.
— Не нами.
— То есть?
— Раскрыто по данным ЦРУ. Мы проверили лишь 37 % из них.
— И не нашли ничего нереального?
— С чего вы решили, что НЛО нереальны?
— Я имел в виду неземные. Прилетевшие из космоса.
— Или давно обитающие на Земле! Так сказать, промежуточный вид. Мне достаточно нераскрытых 4 %.
— Теперь о вашем случае.
— Я летел, возвращаясь из Кавказского военного округа, над Каспийским морем. Я ожидал помех с юга. Однако длинный, с черным чешуйчатым покрытием летающий объект появился с севера и повис рядом с моим самолетом.
— Вы видели это в иллюминатор?
— Нет, из кабины пилота. Черный металл, в семи метрах от нас.
— У-2?
— Уж поверьте, американские аппараты я знаю. Этот черный металл стал раздуваться, как головастик, и был готов поглотить наш самолет.
— То есть проглотить?
— Не меня, а самолет.
— Продолжающий лететь дальше в пасти этого головастика?
— Мы летели. Я следил за приборами.
— А ваш пилот?
— Был готов удариться в панику. Я сказал ему: спокойно. Вокруг нас тьма. Я сказал: вспомните поговорку: «На все воля Божья!», чтобы народными выражениями сделать атмосферу более человечной, непринужденной.
— А вы не боялись?
— А что толку бояться?
— Когда приходит страх, об этом не спрашивают.
— Мы были подготовлены на все случаи.
— Но не на этот.
— На этот нет. Он произошел внезапно.
— Потом вы потеряли сознание?
— Я еще засек время.
— Что это значит?
— Нам полагается, если мы чувствуем, что ситуация выходит из-под контроля, два раза нажать на часы. Так фиксируется точный момент потери сознания для последующего исследования. Нас специально тренируют.
— Что потом произошло, вы не знаете?
— Прошло около 16 часов. Я лежал в низине где-то в тундре. Части моего парашюта лежали рядом. Ноги у меня были переломаны. Мое падение видели, и шесть часов спустя меня нашел вертолет.
— Они (кто бы это ни был) вас вышвырнули?
— Они исследовали меня, то есть оперировали. Кое-что вынули, заменив искусственными органами (они работают, хотя нам не удалось их исследовать). После этого как следует зашили, оставив швы и скобы, не вызывающие отторжения организмом, и более или менее непочтительно вышвырнули.
— Очень непоследовательно.
— Да, сначала очень бережное отношение, потом нет. Зачем они меня зашили, вставили заменяющие протезы, вынули из меня почку? С другой стороны: зачем им понадобилась такая неинтересная вещь, как два метра моего кишечника? Почему они меня выбросили, после того как приложили столько усилий, чтобы сохранить мне жизнь? Уровень смерти при падении парашютистов в тундре составляет 86 %.
— Может быть, это было им известно?
— Почему вы говорите «они»? Нет никакой уверенности, что это были личности.
— Но это и не могло быть американской диверсией (сказал американец).
— Нет, не могло, в противном случае нам это было бы известно. И не потому, что нам надо было бы определить отдельное событие, а потому, что мы узнали бы от наших агентов в ЦРУ как часть ПЛАНИРОВАНИЯ, и уж тем более как часть отчета за РЕЗУЛЬТАТЫ. Мы не можем знать все, что происходит на планете. Но мы полностью осведомлены о том, что известно об этом аппарату ЦРУ.
— В том числе и то, что известно тринадцатому отделу?
— Службе национального зондирования? Это нас всегда интересовало. Мы бы хотели знать об этом больше.
— Вы написали отчет?
— То, что я мог сообщить: утрату органов, прошедшее время. Субъективные впечатления до и после, не так уж и много.
— Ваш общий вывод?
— Это задача группы аналитиков. Для наблюдателя было бы ошибкой фиксировать свое мнение.
— Все это было за две недели до распада Советского Союза, то есть в начале декабря 1991-го?
— Точно. Весь наш отдел был ликвидирован.
— Однако вас продолжали держать в состоянии готовности?
— Я принял «неофициальный совет» моего начальства (которые уже ничем не командовали) оставаться своего рода приманкой, если «чужие», «внеземные возможные союзники или противники» еще раз попробуют установить со мной контакт. Стремление сохранить мое тело после того, как оно было «использовано», говорит о том, что они, возможно, собирались возобновить контакт. Кто знает, не вшили ли они в меня какое-нибудь устройство для этого?
— Ничего не произошло?
— Пока ничего. Тем временем распались наши структуры.
— Вы говорили, что ваше начальство в первый момент было «как наэлектризованное»?
— Словно они ждали чего-то такого. Оказалось, что вскоре после революции, 18 августа 1918 года, был уже контакт подобного рода в красной рабочей дивизии в Усть-Юрте. Мое начальство полагало, что возможно спасение СССР благодаря контакту с внеземными цивилизациями. Раз уж никто на Земле не хотел спасти империю. Появление НЛО упростило бы ситуацию.
— В каком смысле?
— Если бы пришельцы оказались враждебными, все силы нашей страны сплотились бы вокруг правительства. Я полагаю, что верховное руководство перешло бы к командующему ракетными войсками. Это был бы верный человек для Советского Союза.
— Так что вы, после насилия со стороны неизвестных, были почти что спасительным якорем империи? Знал ли об этом Горбачев?
— Телефонное соединение было прервано.
— Какие последствия имело вмешательство на вас лично?
— Никаких. Одна моя почка работает как две. Шрамы, оставшиеся после операции, становятся голубоватыми, если дожди идут больше двух недель.
— Насколько сократилось количество невыясненных 4 % отмеченных случаев НЛО благодаря вашему отчету?
— Совершенно незначительно, практически невозможно подсчитать. Может быть, на 0,000827 %. Единичный случай. Узнать больше можно будет после моего вскрытия.
— Ну, с этим мы торопиться не будем!
— Очень надеюсь.
— Вы любопытный человек?
— Это моя профессия.
— Ваша «прежняя» профессия?
— Нет-нет. Такую профессию не меняют.
— Что бы вы выбрали: долгую жизнь или возможность узнать, как установить контакт с НЛО?
— Я не отвечаю на гипотетические вопросы, в том числе и вам. Я был бы заинтересован в контактах такого рода.
— А если эти существа «бесчеловечны»?
— Они наверняка не обладают человеческими качествами. Быть может, это в высшей степени чувствительные машины?
— Можно ли назвать любопытство, которое я вижу на вашем лице, инстинктивным?
— Это профессиональное качество.
Мои предки по отцовской линии
В качестве торговой марки своих изделий они выбрали три стрелы, одна из которых смотрит направо, другая — налево, а третья — вверх. К этому они присоединили латинское Prudens, соответствующее немецкому Клюге. Крестьянские войны им удалось пережить, потому что они прятались или оставались нейтральными.
В восемнадцатом веке семейный клан занялся ИЗГОТОВЛЕНИЕМ БОЛЬШИХ ЧАСОВ. Мои предки чинили или создавали часы на колокольнях, потому-то это и называлось «большие часы». Тридцатилетнюю войну они пережили, испытав лишения и понеся утраты. Как много их было и как мало осталось! Они породнились с эмигрантами из Франции, эмигрировавшими из-за гонений на веру. Несколько поколений благополучно преодолели девятнадцатое столетие. Предок, которого я еще видел сам, ежедневно ходил к одиннадцати часам утра сверять свои карманные часы по часам церкви Мартина, хотя часы на колокольне уже не были фамильной работы.
