Эти пять минут были для него как золотая рыбка в ладонях — так трепетно и бдительно стучало его сердце. Юити и в самом деле все же приходил, постоял в дверях. Он так и не осмелился войти. Все в округе заполняло предчувствие: он здесь! Когда прошли пять минут, это чувство сгинуло, и место его заняло новое ощущение, что Юити здесь не было.
За какие-то пятнадцать минут после пяти часов Мацумура неоднократно пытался вновь испытать живительное чувство того ожидания. Однако и эти извороты-ухищрения спустя двадцать минут столкнулись с внезапной тревогой. И сейчас, подавленный и разочарованный, Мацумура лихорадочно принялся за ревизию своего чувства ожидания, которому он и был обязан теперешними муками. «Я подожду еще минуточку», — думал Мацумура. Его надежды были привязаны к золотой секундной стрелке на его часах, двигающейся по кругу циферблата к отметке шестьдесят. Он прождал впустую сорок пять минут — беспрецедентный случай!
Спустя почти час Мацумура махнул рукой и поднялся с места, в то время как Кавада, закончив работу пораньше, отправился в бар «Je t’aime». Теперь настал черед Кавады медленно испить все муки ожидания, что вкусил Мацумура. Однако его наказание длительным ожиданием было в десятки раз мучительней, чем у Мацумуры; жестокость была несравнима с тем, что испытал Мацумура. Кавада ждал в «Je t’aime» до самого закрытия. Пытка его, подстегнутая воображением, не знала примирения и чем дальше, тем больше разрасталась и углублялась.
В течение первого часа широта фантазий Кавады была безгранична. «Они долго-долго разговаривали за ужином. А что если он заманил его потом в какой-нибудь японский ресторанчик? — размышлял Кавада. — Возможно, что это ресторан, где прислуживают гейши». Эта мысль показалась ему правдоподобной, поскольку она была в духе такого щепетильного перед гейшами человека, как Мацумура.
Прошло еще немного времени. Сердце его, старавшееся заглушить опасения, вдруг взорвалось чередой несколько запоздалых сомнений. «А не обманул ли меня Юити? Нет, этого не может быть! Такой юноша не сможет устоять против хитрости Мацумуры. Он наивный. Невинный. Он любит меня! Вне сомнения! Он просто не мог пойти по своей воле, Мацумура затащил его туда. Или, возможно, Мацумура разгадал мой план и, конечно, не стал попадаться на эту удочку. Теперь они сидят в каком-нибудь ресторане. Юити ждет момента, чтобы улизнуть от него сюда, ко мне. Я должен набраться терпения».
После этих размышлений его стало снедать раскаяние. «О мое проклятое тщеславие! Это я умышленно послал Юити в лапы Мацумуры! Почему я не отговорил его, чтобы он отказался от приглашения? Коль Юити не любит отказывать по телефону, тогда я должен был сам позвонить ему, хоть это вне всяких приличий».
Вдруг еще одна фантазия расколола его сердце: «Вот сейчас Мацумура небось лапает Юити где-нибудь в постели!»
Логика каждого подозрения тщательно вырисовывала подробности. Теория, которая делала Юити «невинным», и теория, которая делала Юити «крайне низким», доводила свою логическую систему до совершенства.
Кавада уповал на спасение у телефона за стойкой бара. Он звонил Мацумуре. Поскольку только перевалило за одиннадцать часов вечера, Мацумура еще не вернулся домой. Он сделал то, что было воспрещено, — позвонил домой Юити. Его тоже не было. Он спросил телефон госпиталя, где лежала его матушка, и, пренебрегая здравым смыслом и тактом, попросил дежурного оператора проверить ее комнату. Там тоже не было Юити.
Кавада сходил с ума. Вернувшись домой, он не смог уснуть. В два часа ночи снова позвонил домой Юити. Юити еще не вернулся.
Кавада совсем потерял сон. На следующее утро было видно свежее безоблачное небо начала осени; в девять часов он снова позвонил. На этот раз трубку взял Юити. Не попрекнув его ни единым словом, он пригласил Юити прийти в офис компании в десять тридцать. Это было впервые, чтобы Кавада зазывал его в компанию. По дороге на работу Кавада, не замечая пейзажа за окном автомобиля, повторял мысленно свое мужское решение, к которому пришел ночью: «Если ты однажды принял решение, то ни в коем случае не отступай от него. Каким бы ни было твое решение!»
Кавада зашел в офис вовремя — ровно в десять часов. Секретарь встал, чтобы поприветствовать босса. Он вызвал для доклада директора, который представительствовал на вчерашнем банкете вместо Кавады, но тот еще не пришел. Вместо него заглянул без надобности другой директор. Яитиро Кавада закрыл глаза от досады. Хотя ночью он не сомкнул глаз, голова у него не болела. Его чванный ум сохранял ясность.
Директор прислонился к окну и стал теребить кисточки на занавеске. Заговорил своим обычным громким голосом:
— Я с похмелья, голова раскалывается. Вчера состыковались с одним приятелем и распивали с ним до трех часов ночи. В два часа ночи вышли из Симбаси, затем пошумели в Кагурадзаке. С кем бы это, как ты думаешь? С фармацевтом, ну, с Мацумурой!
Кавада был ошарашен, услышав это признание.
— Ты уже не вертишься с молодежью, — продолжил директор.
Утаивая свой личный интерес, Кавада спросил:
— А за кем же увивался Мацумура?
— Он был один. Я давно поддерживаю приятельские отношения с его отцом, так вот он изредка вытаскивает меня, будто старичка. А вчера я нарочно вернулся домой пораньше и только собрался залезть в офуро, как он позвонил и пригласил меня выпить.
Кавада чуть не возопил от радости, но следующая мысль осадила его. Эта благая весточка не возместила его вчерашних мук. Ведь могло быть и так, что Мацумура подослал этого доверительного директора к нему с фальшивым сообщением, будто Юити не был с ними? «Если решил что-либо делать, то не отступай!»
Затем директор сменил тему и завел речь по поводу работы. Кавада давал ему дельные советы, чему сам был удивлен. Зашел секретарь и доложил о посетителе.
— Это мой родственник, студент, — объяснил Кавада. — Он ищет работу, однако не очень успевает в учебе.
Он нахмурился. Директор откланялся и направился к выходу, а вместо него вошел Юити.
В лучах свежего осеннего утра лицо юноши сияло молодостью. На нем не было ни облачка, ни тени. От утра к утру это лицо возрождалось заново. Кавада почувствовал, как заколотилось у него в груди сердце. Это цветущее юношеское лицо предавало его изнурение в прошедшую ночь, не оставляло ни следа от страданий, обрушенных на другого человека, и вообще не знало отмщения, как будто совершенно ничего не произошло, хотя и была убита целая ночь. На нем были голубая спортивная куртка и серые фланелевые брюки с прямыми стрелками. Он подошел к столу Кавады с абсолютным спокойствием.
Кавада сам затеял эти неуклюжие выяснения отношений, чреватые ссорой.
— Что случилось прошлой ночью?
Юноша по-мужски обнажил в улыбке свои красивые белые зубы. Присел на указанный ему стул и сказал:
— Вся эта затея с Мацумурой мне показалась таким занудством, что я решил не идти на встречу с ним! Ну тогда, подумал я, отпадает сама собой нужда встречаться и с господином Кавадой.
Кавада уже привык к его ясным и таким противоречивым объяснениям.
— А почему ты не пришел ко мне?
Юити снова улыбнулся. Он заелозил, под ним заскрипел стул. Словно дерзкий школьник, он ответил:
— Да ведь позавчера и вчера уже встречались!
— Я звонил тебе домой несколько раз!
— Домашние уже доложили мне.
Загнанный в угол и побежденный, Кавада проявлял безрассудную храбрость. Внезапно он перепрыгнул на другую тему и поинтересовался здоровьем матери Юити.
— Нет ли у тебя затруднений с расходами на лечение матери в госпитале?
— Особенных проблем нет, — ответил юноша.
— Я не спрашиваю тебя, где ты провел прошлую ночь. Я дам тебе денег на подарок матери. Хорошо? Я дам тебе все, что тебе нужно! Если ты согласен, то просто кивни мне… А теперь… — Тон Кавады стал страшно деловым. — Я хочу покончить со всем этим! Ты никогда не увидишь моего малодушия. Я умоляю тебя больше не ставить меня в неудобное или смешное положение и не затруднять мою работу, ладно?
Он подчеркнутым жестом вынул чековую книжку и, давая Юити несколько минут для размышлений, помедлил, украдкой глядя на его лицо. Юноша поднял глаза. В это мгновение Кавада надеялся услышать от него объяснения, или извинения, или мольбы, и в то же время он боялся всего этого. Однако юноша сидел молча, гордый, со вздернутым подбородком.
Шуршание выдранного чека нарушило тишину. Юити взглянул на чек. Там красовалась сумма в 200 000 иен. Он молча отодвинул чек кончиками пальцев.
Кавада разорвал чек. И написал большую сумму в другом чеке. Подвинул его к Юити. Юити снова отверг. Эта совершенно комедийная и торжественная игра повторялась несколько раз. Когда сумма чека выросла до 400 000 иен, Юити подумал, что 500 000 иен он одолжил у Сюнсукэ. Манеры Кавады вызывали у него только отвращение, и Юити решил повысить себе цену, взять у него чек, разорвать перед его носом и тщеславно сказать «до свидания». Когда в его голове замаячила цифра 500 000 иен, Юити пришел в себя. Он ждал следующей цифры.
