— Ты по-прежнему ешь по-хомячьи, — сказала она Алику. — Жуешь быстро-быстро.
— Ну а если вас два часа не будет? — спросил Алик, пропуская мимо ушей наблюдение Люды. — Куда мне тогда ехать?
— Быстро выписываешься из гостиницы и сразу в американское консульство. Я дам тебе адрес консульства в Загребе и американского посольства в Белграде. Сообщишь им, что произошло. Затем садишься на поезд и дуешь во Франкфурт. Там звонишь Майклу Коэну и рассказываешь все ему. Еще позвони Бернис Голден — у нее могут быть контакты на высоком уровне. Затем меняешь билет и летишь в Нью-Йорк. В Нью-Йорке встречаешься с Майклом, опять звонишь Бернис — может быть, к тому времени она выйдет на кого-нибудь в Госдепе. Посольства и консульства подчиняются Госдепартаменту, и человек оттуда может повлиять на посольских работников, чтобы они какие-то шаги предприняли. Ведь я не гражданин США, и они не обязаны идти на какие-то экстраординарные действия.
— Что сказать родителям?
— Что хочешь. Надеюсь, поймут.
— А что с юридической школой? Кстати, твои сокурсники все-таки будущие адвокаты, может, они смогут поднять шум?
— Отличная мысль, я об этом даже не подумал. Позвони Кевину Касутто и Биллу Шарпу, все телефоны я дам, и расскажи им, что произошло. Если надо, смотайся в Буффало. Встреться там с Бернис. Я понятия не имею, что они могут сделать, но шум очень важен. Может, позвонить нашему новому другу Володе, чтобы и «Свобода» поучаствовала?
— Если только позже… Это может помешать Госдепу работать, если они вообще будут что-то делать. С другой стороны, нужно дать «совкам» знать, что вы не бесхозны, что кто-то беспокоится о ваших судьбах. Если контакт в Госдепе на самом деле возникнет, пусть там и советуют, что делать. Если контакта не будет, тогда я соединюсь с Володей, «Новым русским словом», кто там еще у нас есть?
— Обязательно выйди на «Международную амнистию» и Хельсинкскую Группу по наблюдению за соблюдением прав человека. Позвони в «Новый американец», меня там все знают — и Довлатов, и Орлов, и Рубин, и Меттер. Должны же у них быть знакомые, хоть кто-нибудь с выходом на сенаторов или конгрессменов.
Я так увлекся колоссальными возможностями по нашему спасению, что даже поверил в их реальность.
* * *
Не сомневаюсь, что в ту ночь мы с Людой занимались любовью, хотя я не помню ту ночь. Понятно, что каждый коитус запомнить невозможно, но первые хотя бы десять с любимой женщиной после пятилетней разлуки я обязан был помнить.
Мы проснулись рано, выпили кофе. Алик пил чай, он не пьет кофе. Затем я дал Алику лист бумаги с нужными номерами телефонов и адресами, распорол ручку сумки и вынул оттуда координаты Иво, которые перепрятал в машине. Из тайника чемодана достал письмо от Юридического комитета по правам человека и положил его в свой американский паспорт. Все наличные деньги я отдал Алику, за исключением двадцати долларов — на всякий случай.
— А если вдруг меня повяжут, пока вы там будете? — спросил Алик. — Нет, уж лучше пусть деньги у тебя будут. В консульстве вас точно не повяжут. Кстати, какой план действий, если меня повяжут?
— Я передам Ляле, что она свободна. — Я спрятал деньги в карман.
— Ну, вот и хорошо, — сказал Алик.
Мы сели в «Рено-4», Алик рядом, Люда сзади, и, оглядываясь (не пасут ли нас?), поехали в гости к австриякам. Их консульство находилось у красивого парка. Погода была замечательная — утреннее солнце, зеленый пустой парк, старое здание консульства с медной доской, прибитой к фронтону. Я запарковал машину неподалеку, и Алик пересел за руль. Мы еще раз осмотрелись — ничего подозрительного. Мы с Людой вылезли из машины и быстрым шагом направились к консульству.
Я нажал на кнопку рядом с доской. Обратив внимание на объектив телекамеры, висящий справа, принял совсем уж невинный вид. Динамик, вмонтированный слева от доски, что-то прохрипел по-немецки.
— Мы из Соединенных Штатов, — четко и громко сказал я по-английски.
Дверь запищала, и я с трудом открыл ее — настолько она была массивной. Мы очутились в большой приемной. Справа застекленная стойка с окошком. По периметру приемной сидели посетители — человек пять-шесть.
— Чем я могу вам помочь? — по-английски спросила женщина за стойкой.
Я усадил Люду и подошел к окошку.
— Я из Америки. Девушка, которая со мной, из Советского Союза. — Я показал свой американский документ и протянул женщине советский паспорт Люды. — Ей нужно получить австрийскую визу. — Я говорил очень тихо, чтобы меня не слышали посетители.
Австриячка взяла советский паспорт Люды, раскрыла его. Посмотрела на меня, покачала головой.
Еще больше понизив голос, я сказал:
— Нам нужна ваша помощь.
Я достал письмо Американского юридического комитета. Женщина нерешительно взяла письмо, медленно прочитала его. Подозвала охранника, глазами показала на посетителей, потом на дверь. Затем сняла телефонную трубку и, не набирая номера, что-то в нее сказала. Одно или два слова. Через несколько секунд появился еще один охранник с автоматом.
Первый охранник попросил всех посетителей немедленно покинуть помещение. Услышал я и знаменитое «Schnell!», но, не имея генетической памяти, не вздрогнул, а почему-то обрадовался, как будто все Waffen SS стало на мою сторону. В приемной не осталось никого, кроме Люды и меня. Охранники заперли массивную входную дверь, соединили и закрыли на засов створки еще одной внутренней стальной двери, спустили с потолка железную решетку, которую тоже закрыли на засов. Прутья решетки были толщиной с мою руку. Австриячка в окошке спокойно наблюдала за действиями охранников.
— Теперь рассказывайте, в чем дело, — обратилась она ко мне по-английски.
— Как только эта девушка доберется до Вены, она попросит в американском посольстве статус беженца. Американцы о ней знают, вы читали письмо. Я член Американского юридического комитета, пожалуйста, помогите мне доставить ее в Австрию.
Я не знаю, почему я выбрал именно такую игру — мол, действую чуть ли не по заданию ЦРУ или Белого дома. Но я не представлял, что буду сейчас рассказывать Эльзе Кох историю своей любви. Хотя Эльза была симпатичной женщиной, мне показалось, что романтикой ее не возьмешь.
— Вы понимаете, мы не можем поставить визу в ее паспорт. Ее паспорт только для социалистических стран, там ведь все написано кириллицей, включая ее имя и фамилию. Для поездок в капиталистические страны советским гражданам выдают другие паспорта — там информация дана латинскими буквами. Даже если я нарушу межвизовое соглашение между СССР и Австрией и поставлю ей визу, у вас все равно на границе могут быть проблемы, потому что наши пограничники не обязаны читать по-русски.
— Мне нужен ваш совет. Отсюда нам выходить уже опасно. Если она попросит политическое убежище у Австрии прямо здесь и сейчас, что вы будете делать?
Эльза мягко, по-еврейски, улыбнулась и снова покачала головой. По тому, как она улыбнулась, я понял, что разговор не окончен.
— Нам нужно добраться до Австрии, нас там ждут. Американцы о ней знают, они предупреждены, — продолжал почему-то лгать я. Я надеялся сделать из австриячки сообщницу — ну не может она, гражданка свободной страны, не хотеть показать кукиш Советам.
— Понимаете, кириллица…
— Сделайте с этой кириллицей что-нибудь. Это вопрос жизни и смерти.
— Сядьте рядом с вашей девушкой и ждите, — приказала Эльза и закрыла окошко.
Я сел на стул рядом с Людой. Люда молчала, я тоже. Охранник без автомата ходил взад-вперед. Охранник с автоматом сел на стул возле решетки. Я взял Люду за руку. Она ведь совсем не знала, что происходит, и не слышала моего разговора с Эльзой. Не представляю, о чем она думала. Неужели она полагалась на меня, как маленький ребенок на папу, — когда папа рядом, ни о чем волноваться не стоит, папа сильный и умный, он все сделает как надо, все будет хорошо. Я посмотрел Люде в глаза — нет, в голове ее шли другие процессы, в глазах был страх.
— Все будет в порядке, — прошептал я. — Наверное, попремся ночью через границу. Сейчас пойдем покупать тебе джинсы и кеды.
Люда не ответила. Но я понял, что попрется как миленькая. Я подумал о Бернис — кому-то она сейчас в далеком, чудесном Буффало предсказывает судьбу. Интересно, о чем сейчас думает Алик? Кстати, сколько прошло времени с тех пор, как мы вышли из машины? Вряд ли два часа, скорее минут двадцать. Становилось жарко, кондиционеров в приемной не было.
Открылось окошко, и в нем появилось лицо Эльзы.
— Подойдите оба, — скомандовала она.
Мы подошли.
— Консул согласился поставить австрийскую визу, — улыбнулась Эльза. — Мало того, он разрешил мне написать имя и фамилию Людмилы латинскими буквами прямо в ее паспорте, чтобы на границе было меньше вопросов. Я желаю вам удачного путешествия в Австрию.
