Савл Зайсман подставил под хромированную мясорубку эмалированную миску. Снял с прищепки пакет с эмбрионом. Включил мясорубку, слыша, как зарокотала отточенная фреза. Вытряхнул из пакета сырого фиолетово-розового младенца. Разогнул ему ножки и, держа вниз головой, стал погружать в мясорубку. Фреза хрустела, хлюпала, перемалывала сахарные хрящи, нежную плоть. Выдавливала в отверстия розовый, душно пахнущий фарш, который комочками падал в миску. Савл Зайсман окунул в мясорубку всего младенца, надавливая пальцем на крохотные пяточки, и их заталкивая под жужжащую фрезу. Все, что недавно было младенцем, теперь являло собой розовую кучку, пропитанную соком, из которой хоть сейчас можно было жарить котлетку.
Савл Зайсман достал одноразовый шприц. Насадил иглу. Всосал розовато-мутную жидкость. В ней содержались высококалорийные, насыщенные интенсивными генами клетки, обладающие огромной омолаживающей силой, гигантской витальной энергией, взятой из матки мира, откуда в первозданные времена возникла Вселенная. Савл Зайсман приблизился к дремлющей красавице и вколол иглу в матовую, жемчужную ягодицу. Укол был столь нежен, что богиня его не заметила. Лишь тихо вздохнула во сне.
Совершив омолаживающую инъекцию, маэстро промыл мясорубку, спрятал инструменты в алюминиевый кейс. Взял эмалированную миску и вышел на палубу.
Теплоход был готов к отплытию. Матросы разматывали швартовы. Кутюрье хотел отыскать на пристани рабу Божию Антонину, но ее не было видно среди толпы богомольцев. Он перешел на противоположный борт, где открывался озерный простор. Вылил за борт содержимое миски, и красная муть расточилась среди бескрайних вод. Его распирало от дьявольского самодовольства. Капризная дура, изнеженная и беспардонная стерва Луиза Кипчак надоела ему своими приставаниями, и он сыграл с нею злую шутку. Вместе с омолаживающими стволовыми клетками он впрыснул ей в кровь перемолотую ткань младенца, ответственную за рост зубов. И теперь исход вливания мог быть самым непредсказуемым.
Подумав об этом, Савл Зайсман весело рассмеялся и пошел в каюту будить Луизу Кцпчак; ибо по палубам метался встревоженный и ревнивый Франц Малютка, отыскивающий свою вероломную подругу.
Теплоход отчалил. Остров с дивной обителью удалялся, сияя золотом глав, белея среди могучих деревьев благородной белизной соборов и башен.
Есаул печально смотрел на удалявшийся остров. Там остался его духовный отец, святой старец Евлам-пий, которого он не смог уберечь. Вода за бортом переливалась синевой в легчайших серебряных плесках. Над водами, из глубин, сотканный из водяной пыльцы, звучал неизвестный стих. Кто-то молодой и печальный читал его тихим взволнованным голосом:
Милый друг, свиданье было долгим.
Ни друзей вокруг и ни врагов.
Белый пароход плывет по Волге,
А у Волги нету берегов.
На глубине, в обвалившейся шахте, засыпанный глыбами, лежал человек. Окаменелый, в позе эмбриона, он скрючился, словно в матке Земли, где случилось зачатие, но не случилось рождения. С поверхности, сквозь толщу, к нему неслись цветные корпускулы, что вырвались из плоти его умерщвленного сына. Как космические частицы со скоростью света прошибают планету насквозь, так молекулы сыновнего тела пронзили толщу земли, пронзили пласты, ударили в окаменелого человека. Разбудили. Шахтер Степан Климов, оживленный сыновней смертью, шевельнулся и встал. Но окаменелая статуя не вернула себе теплую одухотворенную плоть, биение сердца, дыханье оживших легких. Это было подобие человека, преисполненное яростной силы. На шахтерской каске загорелся огненный луч, но теперь это был луч лазера, расплавлявший породу. Напряглись, шевельнулись ожившие мускулы, но теперь это были упругие рычаги и колеса, преисполненные мягкого рокота. Его руки вращались, как стальной грохочущий ротор, и пальцы были как насадки из победита. Он поднялся на сильных ногах, и они отжались, словно колонны с гидравликой, сияя сверкающей сталью. На его груди мерцала панель с индикаторами.
Он нащупал на ребрах рычаг управления, рванул, и его руки превратились в свистящий вихрь. Шагнул, неся перед собой металлическое солнце фрезы. Коснулся камня, делая овальный звонкий надрез, брызгая хрустящей породой. Частицы с поверхности продолжали лететь, указывая направление. Он вгрызался в камень, сверкая сталью, вытачивая коридор. Если камень не поддавался расточке и победит звенел и отскакивал, то шахтер направлял на глыбу луч лазера, и камень плавился, отекал, словно воск. Он двигался в центре Земли, как упорный металлический крот, вытачивая ход на поверхность, навстречу невесомым частицам.
Часть седьмая
«Между выцветших линий»
В открытом озере на теплоход поступила радиограмма. Президент Российской Федерации Парфирий Антонович Мухин приближается к теплоходу «Иосиф Бродский». Через полчаса его вертолет опустится на палубу корабля, где Президент выступит перед прессой с важным заявлением. Эта весть облетела теплоход, и пассажиры, готовясь к встрече, надевали лучшие, туалеты, а журналисты и представители телевизионных компаний устраивались поближе к корме, где на палубе был начертан оранжевый круг — место посадки вертолета.
Есаул первым получил сообщение, и оно вызвало в нем жестокое удовлетворение и холодную ясность. Такое чувство возникает у снайпера, когда точный затвор с легким шелестом посылает в канал ствола дальнобойный патрон, и тот ложится вдоль линии, соединяющей меткий зрачок с отчетливо различимой целью. Огненная «точка» под сердцем неумолимо приближалась к невидимой точке среди озерных разливов, и уже через несколько часов произойдет их совмещение. Так на экране локатора сближаются две отметки — летящего самолета и стремящейся навстречу ракеты. Два матовых пятнышка сольются и бесследно исчезнут, оставляя гаснущую млечную тень — координаты попадания, пустоту воздушного взрыва.
Он стоял на мостике, глядя в озерный разлив, обдумывая, все ли учел в предстоящей операции, не поддался ли иллюзиям, не пошел ли на поводу сентиментальной жалости, не оставил ли врагам шанс уцелеть. Одни враги были уже уничтожены, заиндевелые, лежали в морозильнике, накрытые американскими флагами. Другие еще разгуливали по палубе, глумливо поглядывая в его сторону. Но ни один из них не подкрался близко, не дотянулся до огненной, мерцающей под сердцем искры, не развернул крохотный свиток, на котором был начертан «план».
В небе появилась вертолетная пара Ми-24. Пятнистые и горбатые, с пушками и подвесками, военные барражировали над озером. Затем в солнечном нимбе винтов возник бело-голубой вертолет Президента. Золотой каплей горел на борту геральдический двуглавый орел. Все кинулись к корме, куда опускалась изящная машина, раздувая лопастями озерную воду. Коснулась колесами оранжевого круга. Был спущен трап. По нему, под огромным сверкающим опахалом винтов, сошел Президент, весь охваченный ветром, в пузырящемся легком костюме. Вертолет взлетел, оставив на палубе невысокого изысканного человека.
Президент Парфирий стоял в середине оранжевого круга, щурясь на солнце, невысокий, стройный, с великолепным загаром горнолыжника, недавно покинувшего альпийский курорт. Пресса кинулась к нему, остановленная охраной на границе охранительного оранжевого круга, куда не смели сунуться назойливые репортеры, не выдвигались алчные телекамеры, не дотягивались настырные руки с включенными диктофонами. Посыпались вопросы, на которые Президент отвечал непроизвольно и шутливо.
— Господин Президент, как снег в Альпах?
— Вез вам пригоршню на пробу, но в пути она растаяла.
— Как горнолыжные трассы в Швейцарии?
— Ни одной горизонтальной.
— Господин Президент, удалась ли ваша встреча с Жаком Шираком?
— Президент Франции на высоте двух тысяч метров выглядит столь же великолепно, как и на нулевой отметке.
— Правда ли, что у вас завязался курортный роман с Клаудией Шиффер?
— Роман — не шнурок на ботинке, чтобы ему завязываться или развязываться.
— Будет ли Украина платить за русский газ по мировым ценам?
— Я послал в подарок президенту Ющенко большой калькулятор, переводящий гривны в доллары.
— Как вы оцениваете обращение Президента Беларуси Лукашенко с оппозицией?
— Оппозицию нужно любить и лелеять и никогда не обременять властью.
— Что пожелаете нашим счастливым молодоженам?
— Крепкая семья — залог сильного государства..
— Вы остаетесь на третий срок?
— По этому поводу я сделаю сейчас специальное заявление.
Президент Парфирий пригласил в оранжевый круг Куприянова и посла Соединенных Штатов Александра Киршбоу и, улыбаясь в телекамеры, произнес:
