Ознакомительная версия.
— Дон Педро?
Дверь в гостиную была приоткрыта, и я заглянул. Дон Педро стоял в центре комнаты. Он поднес револьвер моего отца к груди и направил его в сердце. Я бросился к нему, но грохот выстрела заглушил мой крик. Оружие выпало у него из рук. Тело его бросило к стене, а потом оно медленно сползло на пол, оставляя на мраморе красный след. Я упал рядом с Видалем на колени и приподнял его. Выстрел пробил дымящуюся дыру в его одежде, из нее брызнула струя густой темной крови. Дон Педро пристально смотрел мне в глаза. Его улыбку затопило кровью, тело перестало содрогаться и, обмякнув, вытянулось на полу, издавая запах пороха и беды.
23
Я вернулся в машину и сел, положив окровавленные руки на руль. Я задыхался. Переждав некоторое время, я опустил рычаг тормоза. Закат окутал небо красным саваном, под которым пульсировали огни города. Я поехал вниз по дороге, оставив за спиной виллу «Гелиос», возвышавшуюся на вершине холма. Доехав до бульвара Пеарсон, я притормозил и посмотрел в зеркало заднего вида. Из незаметного переулка вывернула машина и пристроилась мне в хвост на расстоянии пятидесяти метров. Ее фары были погашены. Виктор Грандес.
Я ехал по бульвару Педральбес, пока не проскочил кованого дракона на въездных воротах поместья Гуэль. Машина инспектора Грандеса не отставала и держалась метрах в ста от меня. У бульвара Диагональ я свернул налево по направлению к центру города. Движения на улицах почти не было, и Грандес беспрепятственно следовал за мной. Поэтому я решил свернуть вправо, надеясь затеряться на узких улочках в районе Лас-Кортс. К тому моменту инспектор догадался, что раскрыт, зажег фары и сократил расстояние между нашими машинами. Минуту мы кружили, выпутываясь из переплетения улиц и трамвайных линий. Я рисковал, проскакивая между автобусами и машинами и повозками, и все для того, чтобы неизменно обнаружить позади фары машины инспектора, ни на минуту не терявшего меня из виду. Вскоре впереди выросла гора Монтжуик. Большой дворец Всемирной выставки и прочие сохранившиеся павильоны прекратили работу всего недели две назад, но уже теперь их очертания проступали сквозь пелену вечернего туманного марева, напоминая останки великой забытой цивилизации. Я выехал на широкую улицу, поднимавшуюся к каскадам призрачных огней Волшебных фонтанов выставки, и развил максимальную скорость, какую был способен выжать мотор. По мере того как мы поднимались к Олимпийскому стадиону по шоссе, серпантином опоясывавшему гору, Грандес нагонял меня, и в конце концов я уже без труда мог разглядеть его лицо в зеркале. Я чуть было не поддался искушению поехать по дороге вверх до военной крепости на вершине горы, однако если из какого места и не было исхода, так это из цитадели. У меня имелся только один шанс — прорваться на противоположный склон горы, спускавшийся к морю, и затеряться на одной из пристаней в порту. Для этого мне требовалось выиграть немного времени. Нас с Грандесом разделяло всего метров пятнадцать. Впереди показались широкие балюстрады смотровой площадки Мирамар, откуда открывался вид на город, лежавший у наших ног. Я изо всех сил дернул рычаг тормоза, резко остановив машину. Инспектор не мог избежать столкновения. Его авто врезалось в «испано-суису», и по инерции нас протащило вперед еще метров двадцать. Из-под колес посыпались гирлянды искр. Я отпустил тормоз и сдал чуть вперед. Пока Грандес пытался справиться с управлением, я дал задний ход, выжав сцепление до упора. Когда Грандес сообразил, что я делаю, было уже поздно. Я обрушился на него со всей мощью кузова и модификации мотора самого лучшего гоночного автомобиля в городе, которые были несравнимо прочнее и надежнее железа, которым располагал он. Удар был силен. Тело инспектора дернулось в салоне, и я видел, как он врезался головой в ветровое стекло, разбив его вдребезги. Белый дымок закурился из-под капота его машины, и фары погасли. Я нажал на газ и прибавил скорость, оторвавшись от преследования и устремившись к смотровой площадке Мирамар. Не прошло и минуты, как я понял, что от удара грязевой щиток расплющился о шину, и теперь одно заднее колесо крутилось, цепляясь за металл. Запах горелой резины наполнил салон. Метров через двадцать шина лопнула, машину повело, а потом она замерла, окутанная клубами черного дыма. Я выскочил из салона и обернулся в ту сторону, где застряла машина Грандеса. Инспектор выполз из кабины и медленно поднимался на ноги. Я огляделся. Станция канатной дороги, тянувшейся над портом от горы Монтжуик до башни Сан-Себастьян, находилась в пятидесяти метрах от меня. В алом закатном небе парили висевшие на тросах кабины. И я со всех ног побежал туда.
Служащий канатной дороги собирался закрыть дверь станции, когда заметил меня, мчавшегося к нему на всех парах. Он придержал дверь и кивнул на платформу.
— Последний рейс на сегодня, — предупредил он. — Очень кстати, если вы торопитесь.
Билетные кассы тоже закрывались. Я купил последний билет на сегодняшний день и поспешил присоединиться к компании из четырех человек, дожидавшихся у кабины. Я не обратил внимания на их облачение, пока служащий не открыл дверцу, приглашая их на посадку. Священники.
— Подвесная канатная дорога была построена к открытию Всемирной выставки и оборудована по последнему слову техники. Стопроцентная безопасность гарантирована. В момент движения кабины предохранительный замок на двери, который открывается только с внешней стороны, блокируется во избежание несчастных случаев или, не дай Бог, самоубийства. Конечно, с вашими высокопреосвященствами такой опасности не существует…
— Молодой человек, — прервал его я, — нельзя ли упростить церемонию? Ночь на дворе.
Служащий сердито посмотрел на меня. Один из священников заметил пятна крови на моих руках и перекрестился. Между тем служащий продолжал разглагольствовать:
— Вы совершите воздушное путешествие по небу Барселоны на высоте шестидесяти метров над уровнем моря, наслаждаясь самыми прекрасными видами города, до недавнего времени доступными лишь ласточкам, чайкам и другим созданиям, которых Всевышний снабдил оперением. Путешествие продлится десять минут с двумя остановками. Первая предусмотрена на главной портовой башне, или, как мне больше нравится ее называть, Эйфелевой башне Барселоны, иными словами, башне Сан-Жауме. Вторая и последняя остановка будет на башне Сан-Себастьян. Итак, желаю вашим преосвященствам счастливого пути и от лица компании выражаю надежду, что вас снова посетит желание воспользоваться услугами канатной дороги.
Я первым вошел в кабину. Служащий, пропуская четырех священников, держал руку наготове, рассчитывая на чаевые, которых так и не получил. Явно разочарованный, он резко захлопнул дверцу и повернулся, чтобы установить стопор. Инспектор Виктор Грандес ждал его на площадке, помятый, но ухмыляющийся, с полицейским жетоном в руке. Служащий без звука открыл ему дверцу, и Грандес забрался в кабину, поприветствовав поклоном священников и подмигнув мне. Мгновения спустя мы уже плыли в пустоте.
Кабина скользила вверх от станции к кромке горы. Священники гурьбой прильнули к окну, откровенно наслаждаясь видами вечерней Барселоны. Они знать не хотели, какие темные дела свели в этом месте нас двоих, Грандеса и меня. Инспектор неспешно подвинулся ко мне и показал, что вооружен. Большие багровые тучи кружили над акваторией порта. Кабина канатной дороги зарылась в одно такое облако, создавая иллюзию, будто мы погрузились в огненное море.
— Вы когда-нибудь поднимались по этой дороге? — спросил Грандес.
Я кивнул.
— Дочка ее обожает. Раз в месяц она просит, чтобы мы прокатились туда и обратно. Немного дороговато, но развлечение того стоит.
— Старик Видаль хорошо заплатил вам, чтобы убрать меня. Так что не сомневаюсь, теперь вы сможете катать здесь дочь хоть каждый день, если ей захочется. Простое любопытство. Сколько я стою?
Грандес улыбнулся. Кабина вынырнула из пухлого багрового облака, и мы зависли над внутренним рейдом порта и огнями города, растекавшимися над темной водой.
— Пятнадцать тысяч песет, — ответил он, похлопывая по белому конверту, торчавшему из кармана его пальто.
— Полагаю, мне нужно считать себя польщенным. Некоторых убивают и за два дуро. Сюда входит цена предательства двоих ваших агентов?
— Напоминаю, что единственный здесь человек, кого-то убивший, — это вы.
К этому моменту четыре священнослужителя взирали на нас с изумлением и замешательством, утратив вкус к прелестям головокружительного полета над городом. Грандес мельком взглянул на них:
— Не будет ли смелостью с моей стороны попросить ваши преподобия любезно выйти на первой остановке, предоставив нам возможность обсудить наши мирские дела?
Башня, стоявшая во внутренней части гавани, вырастала перед нами, увенчанная барабаном из металла и тросов, похожим на оригинальный купол, похищенный из какого-нибудь модернового собора века механики. Кабина скользнула под своды башни и остановилась у платформы. Как только дверца открылась, четверо священников пустились наутек. Грандес, сжимая пистолет в руке, велел мне переместиться в глубину кабины. Один из священников, ступив на платформу, взглянул на меня с тревогой.
Ознакомительная версия.
