Моя дочка была восхищена этим эпизодом, пожалуй, даже больше, чем ловлей тунцов. Простота и быстрота, с которой мы, не веря себе и нашей удаче, наловили столько махи-махи, никого не могла оставить равнодушным. Ну и, конечно, красота рыбин. Такой яркой и элегантной расцветки я не встречал у рыб до тех пор, пока не начал нырять с аквалангом в коралловых рифах Красного моря.
Там, в Красном море, вдоль стены кораллового рифа плавает такое количество рыб самых разных цветов и форм… Но это, как говорится, совсем другая история. Да, впрочем, вы все это видели по телевизору…
А.К.
Каху Автандиловича Бендукидзе я знаю уже, наверное, лет 12. Я помню, как все охали и ахали, когда он вопреки тогдашней моде покупал машиностроительные заводы, а не как все – нефтяные и металлургические компании. Однако прошли годы и выяснилось, что оборудование для этих компаний могут производить только «Объединенные машиностроительные заводы» (ОМЗ) Кахи. Вот и встали олигархи к нему в очередь.
Он вообще очень странный. Во-первых, необычайно толст. Ну вот хотя бы в этот раз: пришел на встречу со мной, заранее предупредив, что он ничего есть не будет. Результат превзошел все ожидания – он съел больше меня… Есть в нем что-то раблезианское…
Во-вторых, в отличие от других олигархов он никогда ничего не просил. Хотя в Госкомимуществе бывал, наверное, чаще всех. Но ходил он не по начальственным кабинетам, а сидел в методическом управлении и, как обычный клерк (бесплатно!), помогал писать различные методики. Причем всегда его позиция была ультралиберальная и антикоррупционная. Может, тяга к госслужбе у него тогда началась?
– Вот скажи мне, наши страны если еще и не находятся в состоянии «горячей войны», то в состоянии «холодной» – уж точно.
– Да. Не самые лучшие отношения. Чувствуешь себя неуютно в этой атмосфере.
– Вот покуда ты не был грузинским министром, ты мог от этого отстраниться либо с сожалением смотреть, как ругаются Россия и Грузия…
– Да, я с сожалением смотрел в эту сторону.
– Но сейчас-то ты не можешь быть над схваткой?
– Не могу.
– И?..
– Ну что – и?.. Ну обидно!
– А какой позыв к действию в связи с этим? Просто с оливковой ветвью в клювике туда-сюда мотаться – бессмысленно. Мы же знаем, как мирить олигархов. Это безнадежно. Они все хренами меряются. Здесь же почти та же самая штука: «Я суверенная страна». – «А я покажу тебе, какая ты суверенная».
– Но с другой стороны, как говорил Гете, лишь тот достоин счастья и свободы, кто каждый день за них идет на бой…
– Вот смотри, с одной стороны – не Путин устанавливал пророссийские режимы в Абхазии и Южной Осетии, но в то же время он и в силу исторических причин, и в силу его ментальности не может себе позволить отступиться от них. Те же осетины скажут: «Десять лет русские нам рассказывали, что никогда, ни при каких обстоятельствах они нас не предадут, а как только прижало, так тут же продали». В то же время Саакашвили, как я понимаю, не дает России ни малейшего шанса сохранить лицо.
– А как бы тебе виделись такие варианты? Чтобы и Грузию объединить, и Россия бы сохранила лицо? Как ты думаешь, компромисс здесь вообще существует?
– Думаю, что, к сожалению, компромиссных вариантов просто быть не может. Либо российский, либо грузинский. Не бывает так, чтоб «немножечко беременная». Любая ситуация окажется тупиковой. Однако без территориальной консолидации решать экономические проблемы Грузии, по-моему, бессмысленно.
– Нет, экономические реформы не бессмысленны, но они, конечно же, не будут столь эффективны. Мы будем тратить больше денег на всякую ерунду. Вместо того чтобы снижать налоги, мы будем укреплять армию, полицию. Но реформу-то все равно надо делать. Ведь ни одна проблема не решена. А мы хотим быть в европейском сообществе. Это же невозможно – с нынешней, очень своеобразной грузинской экономикой.
– Каха! Вот расскажи мне: твое телодвижение, я имею в виду с министерским портфелем, оно давно вынашивалось?
– Нет, это было спонтанно. Я, честно говоря, в последние недели перед этим событием был погружен в размышление относительно летнего отдыха. Потом у меня шла сделка с «Силовыми машинами» и я мечтал уйти практически совсем со всех исполнительных должностей.
– А тебе предложение от Саакашвили поступило официально?
– Дело в том, что я просто поехал на международную конференцию… Он был там, выступал. В кулуарах мы разговорились. Саакашвили меня спросил: «Что вы думаете про нашу экономическую программу?» А программа была просто никакая, она была такая, ну знаешь, что может написать Мировой банк, что все надо делать хорошо, тщательно, аккуратно. С соблюдением макроэкономических пропорций… Что частный сектор нужно развивать, что госсектор – это тоже хорошо… Дальше президент говорит: «А что вы думаете о Министерстве экономики?» Ну, я и сказал, что оно не нужно в нормальной стране. Это заблуждение, говорю, если можно считать, что Министерство экономики может влиять на экономику. На экономику влияет, самое главное, судебная система ну и остальные вещи тоже. Много там говорили… В конце концов он мне сказал: «Вам необходимо поговорить с премьером!» Премьер позвонил мне на следующий день, и мы с ним встретились. Мы говорили четыре часа, и где-то на третьем часу разговора он мне сделал такое предложение – возглавить Министерство экономики.
– Возглавить это никому не нужное, по твоим словам, Министерство экономики… Ну да, ты, наверное, решил, что если ты такой умный, то почему не министр?
– Хе-хе… Военные говорят: «Если ты такой умный, то почему не ходишь строем?» Мда… Значит, я так подумал-подумал минут двадцать – и в целом согласился. Я еще окончательного согласия не дал, а уже так вот все пошло-поехало – пресса, слухи, работа… Короче, отказываться было уже поздно.
– Скажи, а ты этот идеализм в себе культивировал? Это же ребячество какое-то!
– Мне кто-то сегодня процитировал Черчилля, что жизнь – это движение от одной неудачи к другой со все большим и большим энтузиазмом. Идеализм? Что ж, он тоже присутствует. Идеализм в том смысле, что я верю, что все в наших силах. Вообще люди, которые начали заниматься бизнесом во второй половине восьмидесятых, не совсем нормальные. Это совершенно ненормальные люди, их нельзя описывать обычными терминами, потому что у них снижен порог чувствительности. Они, с одной стороны, ничего не боятся, а с другой – все учитывают, у них есть авантюрная жилка, они все идеалисты, потому что неидеалистам заниматься в 88-м году бизнесом было бы совсем невозможно.
– Когда решение принималось, фактически собственный бизнес уже был продан и не надо было вообще заниматься его менеджированием. Ну понятно, что все не так просто, но алгоритм имел сходимость. Теперь же сделка под угрозой, если совсем не развалилась. Надо опять возвращаться к собственным активам, а тут это министерство, будь оно неладно… Все так некстати?
– Нет, мне не надо было возвращаться к собственным активам, слава Богу. Может быть, и хорошо, что я стал министром, у меня в ОМЗ хорошие сотрудники. Вот пусть они и управляют.
– Но все равно это не то же самое!
– В моем случае, во-первых, это единственный выход, который у меня есть, а во-вторых, я понимаю: если бы занимался оперативным управлением ОМЗ, то все равно не был бы более эффективным, чем мои сотрудники без меня. То есть я себя, конечно, ценю, но тем не менее считаю, что не добавлял бы никакой стоимости. Ну что делать. Вообще самое тяжелое – становиться рабом самого себя. Это такая опасная штука. Самое страшное – это попасть в рабство к самому себе. От другого еще сбежать можно, а от себя – никуда. Я часто разговариваю с людьми, у которых денег больше, чем у меня, в десятки, а то и в сотни раз. Эти деньги в принципе невозможно потратить никогда. Есть среди этих людей и мои приятели. Они все в один голос говорят: «Не могу остановиться. Знаю, что уже нет смысла, а остановиться – не могу».
– Вот интересно, ты, когда принимал решение в течение этих 20 минут, которые поменяли всю твою жизнь, придумал экономическую модель, которую собираешься строить?
– Нет. Какая такая экономическая модель? Либерализация всего подряд.
– В условиях воюющего государства, воюющей страны минимизировать государство – опасная вещь… Хотя никакого другого пути не может быть.
– Я считаю, у Грузии больше шансов на реформы, чем у России. Потому что отступать некуда. Если бы у нас в России были низкие цены на нефть, Путин не стал бы шестой год подряд заниматься одним только «укреплением вертикали». Если бы у нас были низкие цены на нефть, уже прошло бы большинство реформ. И реструктуризация естественных монополий. И коммунальная реформа. И пенсионная.[32]
