– Да тебе и делать ничего не нужно. Просто сиди с таким выражением лица, – ответил Вовка.
– «Оскар» обеспечен, – подтвердил Серега.
– Да что вы привязались к моему лицу! – сорвалась на гнев Татьяна. – На свое лучше посмотрите.
До этого Тараканов с Серегой не раз подкалывали Таню, обращая внимание барышни на ее любимую роль страдалицы. И новое напоминание об этой роли вывело ее из состояния неустойчивого «равновесия».
– Как он мог так со мной поступить?! – Вовка театральным жестом воздел руки к небу, изобразив на лице страшную муку.
– Неправда! Это не так! Откуда вы знаете? – возмутилась Татьяна.
Тараканов галантно ответствовал:
– Это видно невооруженным взглядом, сударыня! Смертельная обида на всех мужиков. Она на вашем личике аршинными буквами начертана.
Но Татьяна была настоящей драматической актрисой, преданной своему жанру.
– Что вы надо мной все время издеваетесь? – с трагедийным надрывом выкрикнула она, насупив брови.
Вовка продолжил за нее:
– Злые вы, несправедливые и жестокие! И сердца у вас нет. Нет, чтобы посочувствовать, пожалеть несчастную девушку…
– Ну, конечно, это я плохая! А вы хорошие! – нервно бросила Таня.
Тараканов, заламывая руки, заголосил:
– Как они могут так со мной поступать?!!
– Мы взрываем твою роль жертвы и страдалицы, – в очередной раз попытался достучаться до нее Серега. – Чтоб ты задумалась, надо ли тебе играть ее дальше. Или послать нафиг! В данный момент ты даже не хочешь замечать эту роль в себе. И продолжаешь обвинять других. Вот мы и держимся за животы, глядя, как ты блаженствуешь от этой игры!
Девушка замотала головой. Лицо ее было похоже на мордашку маленькой капризной девочки, у которой забрали любимую куклу.
– Не-ет, вы хотите сделать мне еще больнее! – «озвучил» ее Тараканов.
Остапа понесло – Вовка увлекся ролью пародиста-провокатора. Иногда на него находило, и он нарочно провоцировал знакомого человека, подсмеиваясь над ним и утрированно показывая тому его разрушительные биороботические реакции.
Таня отвернулась и низко наклонила голову. Тараканов тут же отреагировал:
– Правильно, не обращай внимания. Ну, что с дураков возьмешь! Танька, ты будешь с нами играть, или нам в другую песочницу уйти?
Татьяна всхлипнула и поспешно кивнула:
– Буду-буду!
Серега восхитился:
– Вот-вот, слезу пустить – правильный ход. Обычно действует безотказно, вызывая чувство вины у других актеров. Браво, сударыня!
Вовка, забравшись на песчаный холмик за неимением табуретки, подтянул плавки и громко, с выражением продекламировал:
– Наша Таня громко плачет – уронила в воду мячик…
Барышня сразу перестала хлюпать носом, а Серега сказал:
– Вова, это из другой оперы, из мыльной. Мы отвлеклись. У нас ведь божественная комедия. Богородица есть. Ты Бог или жопа?
– Я – Богожопа! – гордо произнес Вовка. – То есть я жопа. И покуда у меня есть тело и ум, остаюсь ею всегда. «Это говорящие, говорящие ходилки…» – Тараканов, приплясывая, завел рэп и тут же оборвал его. – Но конкретно сейчас я – Бог.
– Товарищ Бог, разрешите обратиться? – «взяв под козырек» панамки, обратился к нему Серега. – Богородице не хватает младенца. Непорядок, традицию надо соблюсти.
Вовка звучно хлопнул в ладоши:
– Базара нет, сейчас сделаем. Устроим Танюхе непорочное зачатие. Не боись, приставать не будем. Оно же непорочное!
Осмотревшись по сторонам, Тараканов взял литровую пластиковую бутылку минералки, что валялась под тополем, дарующим благословенный тенек. Затем бережно запеленал ее в сиреневое полотенце Татьяны, оставив снаружи лишь верхушку бутылки и синюю крышку.
Серега тем временем инструктировал девушку:
– Танюха, тебе надлежит преклонить колена, принять почтительную позу и воздеть очи горе.
– Куда-куда воздеть? – переспросила Татьяна.
– Горе, дочь моя, горе! Вон, видишь, горы тянь-шаньские, среброверхие?! Вверх, короче, смотри. И поболе ликования во взоре!
Таня опустилась на песок и села на пятки, в позу алмаза (Ваджрасану).
– Так, молодец. Спинка прямая, носик выше. Ручки кладем на колени, – суетился вокруг нее Серега. – Соберись, настройся, останови внутренний диалог. Дело нешуточное предстоит – беременеть от Святаго Духа. И рожать, причем практически сразу. Никаких девяти месяцев. Некогда нам.
На лице барышни стала проскальзывать улыбка, хоть и тоскливая.
Вовка с торжественным видом встал напротив Татьяны, в двух метрах от нее, обеими руками держа перед собой «младенца». Он прикрыл глаза и сделал короткую задержку после вдоха.
Серега зашептал на ухо будущей «Богоматери»:
– Видишь, Отец медитирует перед выполнением ответственного задания партии и правительства. Кундалини подымает, в Самадхи входит. Без Кундалини какое зачатие? Баловство одно, да и только.
Татьяна скорчила гримаску, которая означала приблизительно следующее: «Вот дурдом! И зачем я на это согласилась?»
А Вовку накрыло и впрямь не по-детски. После выдоха он открыл глаза и, не сводя пронзительного взгляда с Тани, загудел на очень низкой ноте, издавая какие-то нечеловеческие звуки. Затем Тараканов закрутился в «шаманском» танце и запел на тарабарском языке. Звуковые вибрации были такой силы и частоты, что у Сереги «шерсть на загривке» встала дыбом. Вовки не стало. Вместо него существовала только дикая первобытная стихия, что играла его телом и пела его голосом. Сам же Тараканов слышал себя издалека, точно из глубокого колодца. Под его загорелой кожей перекатывались налитые силой мышцы, вены на шее и на лбу вздулись, плотно сбитое тело демонстрировало необычайную гибкость. Вовка и вправду был танцующим Богом, энергетическим вихрем, существом, рождающим такое, чего еще никогда не существовало на этом свете…
Кроме того, во время действа Тараканов производил всевозможные манипуляции с запеленатой бутылью: вздымал ее ввысь, крутил в разные стороны, тряс, прижимал к подбородку, засовывал между ног. Вот, приставив бутылку ко лбу, он ринулся вперед на коленопреклоненную девицу, аки разъяренный единорог. Выглядело это просто уморительно. Выражение лица у Вовки быстро менялось: только что оно отражало нечто сверхъестественное, неподвластное земным законам, и вдруг – озарялось шутовской усмешкой. Сочетание клоунады и бешеной энергетики сносило башню еще больше.
Татьяна не отличалась особой чувствительностью к энергии и смотрела на происходящее с насмешливым любопытством. Но она видела и слышала, что танцор находится в сильнейшей измененке. Происходило что-то поистине мистическое…
Гортанно завывая, Вовка совершил круг почета вокруг главной героини действа и замер перед ней в тишине. Затем «Отче» медленно, с идиотской улыбкой, наклонился и очень бережно вручил «мадонне» слегка развернувшийся сверток.
Он положил правую руку на голову «богородице», левой рукой придерживая младенца, и сделал задержечку с прогибом в груди.
Серега корректировал действия Татьяны:
– Улыбайтесь, госпожа Богородица, улыбайтесь! На вас Дух Святой нисходит, а радости на лице не наблюдается. Что скажут о вас благодарные потомки? Больше трепета, мон шер! Вот так.
«Мадонна» скромно, как и положено духовной особе, улыбнулась. Ушки и щечки ее покраснели от стыда и нелепости ситуации. Серега не преминул отметить это и съязвил:
– Тужиться не надо, вы не в роддоме. Расслабьте свои божественные чресла, принявшие спасителя человечества. Но благоговеть перед Папашей Небесным настоятельно рекомендую.
Вовка вовсю улыбался, чрезвычайно довольный спектаклем. Таня тоже улыбнулась, на этот раз – искренне. Она вошла в роль и, смущаясь, приложила «новорожденного» к груди.
– Ведь можете, когда захотите! – возопил Сергий. – А теперь преклоните голову. Прижмите малыша к сердцу, да покрепче. Поцелуйте его. Не вижу счастья на лице! Это же Сын Божий.
«Богородица» наклонила голову и, зардевшись, коснулась полотенца губами. Звукооператор не унимался:
– Очень эротичный поцелуй! Мадам, ваш розовый купальник как нельзя более кстати. Это весьма символично. Ибо сказано: «И розы будут благоухать на пути той, что приняла мессию!». Теперь поблагодарите Родителя. Не слышу. Громче!
Улыбающаяся «мамаша» сначала тихо прошептала, а потом звонко отчеканила:
– Спасибо! – и тут же возмутилась: – Зачем вы меня заставляете заниматься этой ерундой?
Серега неожиданно для себя сформулировал свой жизненный «закон»:
– Если вы не делаете ничего необычного, с вами ничего необычного не происходит!
Тараканов запел на мотив танца Джонни Пукинса[55], писклявым голосочком, пародируя Танин:
– Аллилуйя! Аллилуйя! А-лли-лу-йя!
Прильнуть к лотосным стопам Отца Небесного Татьяна наотрез отказалась. Серега, покачав головой, проворчал:
– Ну, молодежь! Никакого почтения к Высшим Силам. Вам бы все по дискотекам шляться да перед мальчиками задом крутить! Всемирного потопа на вас нет. Куда мир катится…
