– Ну, молодежь! Никакого почтения к Высшим Силам. Вам бы все по дискотекам шляться да перед мальчиками задом крутить! Всемирного потопа на вас нет. Куда мир катится…
Вовка благословил «Богородицу». Он ласково погладил ее по голове и загудел басом:
– Дочь моя! Да пребудет с тобой Экстаз вечный и Оргазм множественный! Прись и будь счастлива. И не индульгируй более. Ибо уныние – главный из грехов. Во имя вдуха, выдуха и задержки! Ныне, присно и во веки веков! Аминь!
Татьяна даже тихонько засмеялась. Она прикрыла глазки от удовольствия, лицо ее осветилось блаженством. Неугомонный Серега притащил фотоаппарат и скомандовал:
– Так, пару кадров для истории. Трогательный момент благословения. Все улыбаемся и смотрим в объектив. Сейчас вылетит птичка. Птица счастья! Мадонна, прошу прощения, вы моргнули. Еще разок. Отлично, снято! Конечно, первоисточники все равно потом будут уничтожены, да и евангелисты все переврут. Но формальности надо соблюсти.
Вовка с Серегой, заботливо взяв «Богородицу» с младенцем под руки, отвели ее под сень смоковницы (то есть тополя) и усадили на коврик.
Тараканов похвалил исполнительницу главной роли:
– Молодец, Танюха, хорошо сыграла. Вот тебе конфетка, – и протянул ей нугу, купленную в Бишкеке – брусочек из тянучей сладкой массы белого цвета, с орешками.
Брусочек, покрытый двумя пластинками вафли, по форме и цвету был похож на вафельное мороженое, только в миниатюре. Нуга – сладкое воспоминание из Вовкиного детства. В южном городе, где он вырос, мать иногда покупала нугу на рынке. Лакомство казалось мальчугану невероятно вкусным. Вскоре оно исчезло из продажи, и с тех пор Вовка нигде его не встречал. Поэтому сладкоежка Тараканов, увидев нугу на бишкекском базарчике, на радостях купил большущий кулек этих конфет.
Пока «Богородица» лакомилась Божьими дарами, раздухарившийся Серега принялся разыгрывать следующий акт пьесы. Прихватив все то же сиреневое полотенце, он отбежал за кусты. И вскоре на сцене появился согбенный калека, паломник, прибывший из далеких земель.
Серега опирался на тонкую сухую палочку, а плечи, шея и голова его были замотаны полотенцем так, что виднелись лишь глаза, в которых плясали чертики. Передвигался странник еле-еле, на полусогнутых ногах, весь скрючившись. Он держался рукой за поясницу, охая и жалобно подвывая. Через каждые два шага паломник останавливался, хватался свободной рукой за голову, прикрытую «чадрой», и принимался стенать от боли, причитая о своей несчастной доле. Мастерское перевоплощение! Если бы ни знакомые шорты, Вовка и не узнал бы приятеля. Не сдержавшись от смеха, он одобрил актерскую игру коллеги:
– Сержик, да тебе надо в метро попрошайничать! Миллионером станешь.
Таня, завидев это «чудо в перьях», заулыбалась и даже перестала жевать сладкую тянучку. Приблизившись к ней, Серега заголосил еще громче. Нотки крайнего, безысходного отчаяния слышались в его партии «плача Ярославны». Сорвав «павлово-посадский платок», он ловко постелил его перед собой и рухнул на колени. Паломник взвыл, как пожарная сирена, и стал биться лбом в полотенце. Затем он шустро подполз к коврику «Богородицы» и голосом Ролана Быкова запричитал:
– Матушка! Милая! Не корысти ради, а токмо волею пославшей мя тещи. Родимая, свет очей наших! Смилуйся, пошли мне благодать свою небесную! Ибо… Ибо…
Оборвав свою патетическую речь, юродивый принялся отчаянно чесаться во всевозможных местах. Поймав подмышкой воображаемую блоху и зажав ее двумя пальцами, он сунул кончики пальцев в рот и защелкал передними зубами. Затем затрясся и стал резко дергать головой в разных направлениях.
Вовка катался по песку от смеха, Татьяна улыбалась, а Серега, стоя на коленях и игриво подмигивая, сложил руки в намастэ и запел:
– Помогхи мне, помогхи мне —
В желтоглазую ночь позови!
Видишь – гхибнет, сердце гхибнет
В огнедышащей лаве любви!
Татьяна опустила голову, на лице ее опять появились мировая скорбь и обида. А мюзикл продолжался. Серега обхватил себя двумя руками, прикрывая грудь, и истошно прокричал:
– Невиноватая я! Он сам пришел!
Затем странник снова забился в судорогах и, скорчив рожу дауна, пустил слюну из уголка рта. Он простер руки к «Богородице» и жалобно обратился к ней:
– О, Пресвятая Дева Татьяна! Даруй мне исцеление! Нет мне покоя ни днем, ни ночью! Все думаю и думаю о ней: «Как она могла так со мной поступить!». На тебя вся надежда! Прибыл я сюда издалека – брел тридцать три дня и три ночи, по пустыне, через горы, моря и полярные льды. Меня мучили жажда и голод, хлестал ветер, злые волки норовили растерзать мое тощее измученное тело. И вот я здесь, у твоих ног, Царица! Спаси меня, Матерь Божья! Избавь меня от мук.
Пока Татьяна слушала этот душещипательный монолог, реакция ее несколько раз менялась: она то улыбалась, то снова жалела себя, уставив взгляд в песок.
Суфлер Тараканов негромко подсказал ей:
– Покорми его исцеляющей нугой.
Таня неуверенно протянула страннику руку с надкушенной конфеткой. Тот зарычал, аки дикий зверь, и она отдернула руку.
– Не бойся, он не укусит, – успокоил барышню Вовка. – Он только с виду страшный. И конфету нужно подавать царственным жестом. Ты «Богородица» или кто?
Девушка более уверенно, но все же с некоторой опаской поднесла конфетку ко рту юродивого. Он облизнулся и вцепился зубами в нугу. Откусив кусочек тянучки, Серега принялся старательно жевать его. Он громко причмокивал от удовольствия, лицо его прояснилось. Спустя минуту странник воскликнул с интонациями Карлсона:
– Случилось чудо! Друг спас жизнь друга! Мне стало гораздо лучше. Но для окончательного выздоровления нужна еще баночка варенья.
Татьяна, насмешливо улыбаясь, неожиданно произнесла:
– А ты повторяй молитву: «Каждый следующий партнер круче предыдущего»[56].
Серега просто обалдел от такого поворота. И раскачиваясь взад-вперед, забубнил:
– Каждый следующий партнер круче предыдущего, каждый следующий партнер круче предыдущего, каждый…
– Нет, ты с выражением давай! – вошла во вкус Татьяна.
Серега вскочил на ноги и стал повторять молитву громко, вдохновенно, делая ударение на каждом слове. Потом исцеленный «калека» пустился в пляс, загорланив голосом Попандопуло:
– На морском песочке
Я Маруську встретил,
В розовом бикини,
Талия в корсете!
Таня с Таракановым засмеялись и захлопали в ладоши. Довольный Серега раскланялся, присел на коврик и с невыразимым удовольствием закурил. Чувства просились наружу, и он поделился с друзьями:
– Ребята, а как энергия прет от такого шоу! Контролируемая глупость, в чистом виде. Состояние без ума.
– Смотрите, какая славная парочка! – привлек их внимание Тараканов.
Поскольку друзья расположились рядом с проходом в кустах облепихи, то все, кто приходил на пляж или уходил с него, были хорошо видны ребятам.
Навстречу им от берега шли двое киргизских детишек – девочка лет шести-семи держала за руку малыша, которому было годика три. На девочке была яркая футболка, пляжное полотенце, повязанное вокруг бедер, и цветастая панамка, а мальчик одет в розовую маечку и серые штанишки. Голову его украшала лимонного цвета бейсболка, лихо сдвинутая козырьком назад и чуть вбок. Такое одеяние было слишком прилично для деревенских детишек – те бегали в старенькой, выгоревшей одежде. Даже пляжные шлепанцы забавной пары отличались весьма броскими цветами: у мальчика – ярко-красные, у девочки – фиолетовые.
Когда дети подошли близко к зрителям, девочка с нежностью взяла малыша на руки.
– Ух, ты! – прокомментировал Серега. – Прямо Богородица с младенцем.
Ребятишки прошли мимо тополя, с неподдельным любопытством разглядывая сидящую под ним троицу. Глаза у них полыхали живостью и озорством.
– Так это и есть Иисус! – сказал Вовка. – Вы видели, какие у него глазки?
– Черные, как угольки, и аж светятся изнутри! – заметила Таня.
Серега подтвердил:
– Явление Христа народу. Вовка, это не фантомы. У детей и глаза живые, и лица. Они без масок!
– Точно, – кивнул Тараканов. – Дети – реальные существа.
Серега, Вовка и Татьяна продолжили игрушки с энергией, и после каждой энергетической акции мир откликался. Троица девчонок-певичек плескалась в озере, придумав очередную новую игру. На берегу появлялись все новые и новые группы детей, они беззаботно резвились и смеялись.
Вовка подумал: «Стоит нам затеять какую-то игру, как весь мир начинает играть в нее. Покрутили песочек – и пляж превратился в большую песочницу с играющими детьми. Среди них и мы».
Искупавшись, Серега с Таракановым вернулись на «базу». Татьяна осталась сидеть «в песочнице», скрестив ноги по-турецки. Она опять погрузилась в горестные мысли. Вовку распирало от энергии, и он снова решил развеселить трагедийную актрису. Тараканов лег на живот перед ней и, положив ладони ей на колени, стал делать холотропное дыхание. Он выдыхал Татьяне прямо в солнечное сплетение, делая это громко и экспрессивно, пародируя женские оргазмические стоны. Для большего комедийного эффекта Вовка корчил всякие смешные рожи, выпучивал глаза, дико вращал ими и вытягивал лицо.
