Ознакомительная версия.
Правда, в большинстве случаев человеческий организм справляется с требованиями, предъявленными ему наркозом. Но, во-первых, мы не знаем, насколько и какой ценой, а во-вторых, иногда он с ними не справляется и больной гибнет тут же или спустя некоторое время.
Нашим идеалом было и всегда будет обезболивание самого места операции, по возможности без сопутствующего повреждения остальных отделов человеческого тела. С этой точки зрения, очевидно, надо считать необходимым обращаться к методам местной анестезии, и притом именно к тем из них, которые наиболее точно отвечают последнему требованию – не повредить человеческого тела в стороне от места операции, в особенности, когда дело касается жизненно важных органов…»
В середине тридцатых Вишневского пригласили в Москву на должность руководителя хирургической клиники Всесоюзного института экспериментальной медицины. Одновременно он должен был заведовать хирургической кафедрой Центрального института усовершенствования врачей. Получив в руки столь мощную экспериментальную и практическую базу, Вишневский начал цикл новых работ. Вместе с профессором Б. Э. Лимбергом, он разработал методику местного обезболивания для операций на легких; провел успешные операции по удалению желудка, частей пищевода. Врачи, приезжавшие в Институт усовершенствования, охотно усваивали приемы, разрабатываемые Вишневским и Лимбергом, и распространяли их по всей стране.
Война вызвала к жизни массу практических вопросов, требовавших немедленного разрешения. В боевых условиях Халхин-Гола, а затем в снегах Финляндии и на фронтах Отечественной войны методы местного обезболивания были успешно опробованы. Кстати, руководил хирургической помощью на фронтах сын Вишневского – Александр Александрович. Сам Вишневский в годы войны, а ему было уже под семьдесят, превратил свою хирургическую клинику в госпиталь для тяжелораненых. Он и оперировал, и вел гигантскую работу по подготовке военных хирургов, и консультировал лечащих врачей, успешно решая все возникающие перед ними задачи.
Много внимания, например, потребовали ранения, нанесенные осколками снарядов. Как правило, осколки производят сильное разрушение тканей. Крайне болезненные раздражения, передаваясь в центральную нервную систему, не только не нормализуются ею, а даже наоборот, поднимаясь выше пределов выносливости, полностью лишают саму нервную систему способности регулировать происходящие в организме процессы. Подобное рефлекторное состояние – болевой шок – описывал еще Пирогов. «…С оторванной рукою или ногою лежит такой окоченелый на перевязочном пункте неподвижно, он не кричит, не вопит, не жалуется, не принимает ни в чем участия и ничего не требует; тело холодно, лицо бледно, как у трупа; взгляд неподвижен и обращен вдаль; пульс как нитка, едва заметен под пальцами и с частыми перемежками. На вопросы окоченелый или вовсе не отвечает, или только про себя, чуть слышно, шепотом, дыхание также еле приметно».
Долгое время единственным средством борьбы с болевым шоком являлось переливание крови, а одновременно – согревание, в том числе алкоголем. Однако трудно рассчитывать на положительный эффект, если с места повреждения (с открытой раны) в нервные центры беспрерывно поступают сверхсильные раздражения. Занявшись этой проблемой, Вишневский разработал несколько новых видов новокаиновых блокад. Действие их оказалось настолько мощным и эффективным, что впредь их применение стало обязательным при всех крупных осколочных ранениях.
Параллельно Вишневский нашел и другую, более мягкую форму воздействия на нервную систему, применив специальную мазь-эмульсию. Эта мазь одинаково годилась и для лечения ран, и для лечения гнойных полостей, и для лечения ряда воспалительных процессов. В состав мази входили перуанский бальзам, обеззараживающее вещество ксероформ и касторовое масло. Позже перуанский бальзам из-за его дороговизны заменили березовым дегтем, – так появилась знаменитая мазь Вишневского, без преувеличения, спасшая жизнь сотням тысяч людей.
Научная деятельность Вишневского была отмечена Государственной премией (1942), орденами Ленина и Трудового Красного Знамени.
«Вишневскому, – писал врач С. Т. Захарьян, – пришлось многократно разъяснять публично и в печати, что его методы направлены не только на лечение отдельных заболеваний, но и на повышение через нервную систему реактивности организма, его общей сопротивляемости. Что они не являются панацеей от всех болезней, не исключают других средств лечения, а напротив, при необходимости должны сочетаться с ними. Что они ни в коем случае не могут заменить показанного хирургического вмешательства, а только подготавливают для него благоприятные условия, обеспечивают дальнейшее благоприятное течение. Наконец, он указывал, что принятые им методы с точки зрения нервизма являются аналогичными таким видам раздражителей, как, например, комплексы лечебной физкультуры, различные тепловые и водные процедуры. Все они являются раздражителями нервной системы; разница лишь в силе, продолжительности, характере раздражения.
Многие относили успехи Вишневского целиком на счет высокого профессионального мастерства, блестящей хирургической техники, опыта, теоретической подготовки, врожденного таланта и личных достоинств Александра Васильевича. Но он знал и другое: его личные качества только отчасти обусловливают успехи, главное заключается в методах его работы и прежде всего, больше всего в местном обезболивании по методу ползучего инфильтрата. Он знал, что многие из тех, кто курит фимиам его личным качествам, хотят прикрыть настоящее значение разработанных им методов. А методы эти он разрабатывал не для личного пользования, а для того чтобы отдать их в руки широкой массы хирургов, иначе они потеряли бы в его глазах свою ценность. Полное удовлетворение Александру Васильевичу доставляли не личные успехи, а результаты, которые получали хирурги периферии, пользуясь его методами».
Сам Вишневский в предисловии к первому изданию своего знаменитого руководства писал:
«…Моя система, рождаясь из критической переработки существующих методов обезболивания, требовала от меня большого опыта для этой критики; она требовала в особенности неукоснительной, строгой, систематической проверки на опыте всего того, что предлагалось мной. Ни одно указание в моей книге не должно остаться не выверенным в практике. Это требование я ставил себе как conditio sine qua non при составлении моего руководства. С другой стороны, я должен был чутко прислушиваться и к той живой критике моих действий, которая до меня доносилась с близких и далеких расстояний, которая шла от тех, кто видел мой метод анестезии и кто знал о нем со слов других.
«Это только ему удается», – говорили некоторые.
Нужно было время, чтобы скептики увидели, как это удается всем тем, кто заинтересован моим методом и применяет его.
Местное обезболивание – предмет sui generis. Оно связано с индивидуальной восприимчивостью чувства боли отдельным лицом. Судить о степени полноты анестезии в иных случаях нелегко. Но когда я смог в своей работе видеть идущие подряд без единого стона операции во всех отделах хирургии на больных всех возрастов, с различной психонервной установкой, когда то, что называется недостаточной анестезией, оказывалось самым редким исключением в моей работе, обычно связанным с той или иной технической ошибкой в самом же способе анестезии или с ошибкой диагностики, не позволившей ориентироваться в методе, – тогда только я назвал реальным то, что я разрабатывал и что настойчиво стал рекомендовать другим».
В конце 1946 года клиника Вишневского была преобразована в Институт клинической и экспериментальной медицины Академии медицинских наук СССР. Здесь Вишневский воспитал своих талантливых учеников – хирургов А. А. Вишневского, Г. А. Рихтера, А. Н. Рыжих, С. М. Алексеева, И. В. Домрачева, С. П. Протопопова, С. А. Флерова, В. К. Осипова и другие.
В 1947 году Вишневский был избран действительным членом Академии медицинских наук СССР.
12 ноября 1948 года, выступая на заседании Московского хирургического общества, знаменитый хирург почувствовал себя плохо. К сожалению, тяжелый сердечный приступ снять не удалось. На другой день, 13 ноября 1948 года, Вишневский скончался.
Александр Александрович Любищев
Биолог, генетик.
Родился 5 апреля 1890 года в Санкт-Петербурге в семье крупного лесопромышленника.
С ранних лет вполне сознательно отказался от религии. Учась в Реальном училище поделил все области человеческого знания и культуры на обязательные и на ненужные. К последним решительно отнес художественную литературу, только с годами осознав ее роль в формировании общества. Чтобы не терять времени, немецкий язык изучал по переводу «Анны Карениной».
В 1906 году поступил в Петербургский университет.
Ознакомительная версия.
