Евреи широко известны своей словесной воинственностью и агрессивностью. «Избавь меня от рук неевреев и еврейских языков», – гласит на идише поговорка, распространенная в Восточной Европе в XIX веке. Избитая фраза американских евреев: «Три еврея, три мнения» (в другом варианте – «четыре мнения», если один из евреев окажется шизофреником). Когда другие аргументы не действуют, члены израильского Кнессета (парламента) могут прибегнуть к обвинению своих оппонентов в приверженности воззрениям, «сходным с нацистскими»,[3] и схожая несдержанность в выражениях часто отравляет жизнь американских евреев.
Есть еще ассимиляция, которую евреи в относительно терпимой Америке склонны рассматривать в качестве наибольшей угрозы своему выживанию как представителей самобытного этноса. Учитывая, что количество смешанных браков сейчас доходит, а то и превышает 50 %, бесчисленные лидеры общин, академики и другие активные участники еврейской общественно-политической жизни предупреждают американских евреев об опасности «растворения» в остальной массе населения.
Евреи испытывают беспокойство относительно всех этих тем, и один из типичных способов, которым они, как и большинство других людей, справляются со своей озабоченностью и опасениями – посмеяться над этим.
Все, над чем можно посмеяться, сразу же начинает восприниматься менее угрожающим. Чем большие опасения вызывает определенный предмет, тем больше о нем появится шуток. Например, поскольку сегодня в Америке большинство евреев чувствуют себя достаточно комфортно среди своих соседей-неевреев, появляется относительно мало шуток, связанных с антисемитизмом. Но взгляните на сборники еврейских анекдотов пятидесятилетней-шестидесятилетней давности, когда евреи в этой стране были в гораздо меньшей безопасности, и там вы найдете массу шуток, высмеивающих евреененавистников. Однако среди евреев, живущих в России, где антисемитизм все еще распространен достаточно широко, подобные шутки более распространены и продолжают появляться до сих пор (см. гл. 5, «Запретный смех»).
Другие шутки не имеют ничего общего с тем, что вызывает беспокойство евреев, но отражают определенные принципы, по которым работает ум еврея. Шутки, связанные с логикой и аргументацией, возникают непосредственно из переживания и находчивости евреев, так же как и те шутки, что касаются ассимиляции и вербальной агрессии.
Талмуд, один из краеугольных трудов иудаизма (другой – это, разумеется, Библия), очень часто требует нахождения логического решения в кажущихся неразрешимыми правовых и ритуальных вопросах. Наиболее широко изучаемый из его шестидесяти трех трактатов, Бава Меция, начинается с правовой головоломки.
Два человека приходят в суд, схватившись за одеяние. Каждый утверждает, что нашел его первым. Понятно, что никаких свидетелей этому нет. Тому, чтобы найти логический выход для определения законного владельца, посвящено несколько страниц Талмуда, и многие студенты ешивы тратят на это десятки часов.[4]
Вряд ли существует какая-либо другая культура, где так много людей занимаются столь замысловатыми правовыми вопросами. Вполне естественно, что пародии на дебаты, связанные с Талмудом, уже давно стали частью еврейского юмора.
Мужчину, которого застали с женой другого, привели к раввину.
– Вы презренный человек, – говорит ему раввин.
– Рабби, вы что, осуждаете меня прежде, чем дадите мне возможность доказать вам свою невиновность? Надеюсь, вы признаете, что я имею право иметь интимные отношения со своей женой?
– Безусловно.
– И вы допускаете, что человеку, обвинившему меня, позволительно иметь интимные отношения со своей женой?
– Само собой. Что за вопрос?!
– а может ли тот человек иметь интимные отношения с моей женой?
– Это отвратительно. Конечно – нет.
– Хорошо, Рабби, тогда все вполне логично. Вы сами признали, что мне позволительно иметь интимные отношения с той женщиной, с которой непозволительно человеку, обвинившему меня. Но в таком случае у меня есть еще больше оснований иметь интимные отношения с той женщиной, с которой это позволительно даже ему.[5]
Внутрисемейные отношения также занимают одну из центральных ролей в жизни евреев. И хотя семья важна в любом обществе, похоже, что евреи говорят об этом больше, чем представители других групп. Вот почему выражение «настоящая еврейская мать» стало означать чрезвычайно заботливую и беспокойную мать в любой этической или религиозной среде. Писатель-романист Герберт Голд как-то заметил, что когда говорят «семья», само собой напрашивается добавить: «еврейская», так же как при слове «рак» автоматически вылетает: «легких». Конечно, нельзя сказать, что описанные мной характерные черты относятся только к евреям. Если бы это было так, то еврейские шутки были бы малопривлекательными для неевреев. Однако тот факт, что евреи уже давно занимают видное положение в американских комедиях – за последние сорок лет около 80 % ведущих комедийных актеров страны были евреями,[6] – позволяет предположить, что еврейский юмор притягивает многих. При том, что все созвездие характерных черт евреев, описанных в этой книге, невозможно найти ни в одной другой группе (или в каком-то одном еврее), многие неевреи также разделяют одну или несколько навязчивых еврейских идей. Спросите американского итальянца: разве интенсивность отношений в еврейской семье выше, чем в итальянской? Нельзя также однозначно сказать, что евреи удерживают монополию в острословии, спорах и разногласиях. В самом деле, некоторые шутки, которые считаются еврейской классикой, имеют досадное обыкновение появляться в сборниках юмора других народов. Я был поражен, обнаружив в издании «Валлийские шутки» профессора Кристи Дэвиса следующую историю, чьи различные варианты появляются практически во всех основных сборниках еврейского юмора:
Валлиец (уроженец Уэльса, Великобритания. – Примеч. пер.) после кораблекрушения попадает на необитаемый остров. Когда его, по прошествии пяти лет подобрало проходившее мимо судно, экипаж был поражен, увидев, что весь остров оказался застроен замечательными строениями, которые возвел валлиец. С гордостью валлийский Робинзон Крузо провел капитана корабля по острову, показывая ему свой дом, мастерскую, электростанцию и пару часовен.
– Но зачем вам вторая часовня? – спросил капитан.
– Эта? – заметил валлиец. – Так я в нее не хожу.
Профессор Дэвис, который представил эту историю в качестве типичного примера валлийского юмора, признает, что эта история распространена и в том варианте, где главный герой – еврей. Но это совсем не означает, что в данной шутке можно использовать представителя любой национальности. Если в этой ситуации потерпевшим кораблекрушение окажется швед, итальянец или ирландец, замечает Дэвис, то это будет мало похоже на правду, поскольку шутка основана на том факте, что в иудаизме и валлийском нонконформистском протестантстве община не находится под контролем единого общепризнанного духовного лидера, вроде Папы Римского. В этих группах люди более склонны брать на себя функцию принятия решений о своих религиозных убеждениях и порядках, нежели подчиняться религиозным толкованиям и правилам, установленных другими.[7]
Несмотря на то что суть шутки и ее концовка в еврейском и валлийском вариантах фактически одинакова, есть одно существенное отличие. В большинстве еврейских трактовок в тот момент, когда человека спасают, все, что он возвел за то время, пока жил на острове, – это хижина и две синагоги («в одной я молюсь, а в другую не ступаю ни ногой»). Я слышал эту шутку десятки раз и ни разу не слышал, чтобы еврей, попавший на необитаемый остров, построил там себе мастерскую или электростанцию. Если бы там появились такие детали, то шутка потеряла бы свое правдоподобие, поскольку, согласно еврейским представлениям о себе, еврей может быть юристом, врачом, экономистом или предпринимателем, но никак не Робинзоном Крузо.
И при этом поведение валлийца соответствует именно тому, что евреи ожидают от неевреев. Джеки Масон говорит, что когда ломается машина нееврея, «через пару секунд он уже будет под машиной или над ней… Он сделает из нее самолет, и улетит». Но когда ломается машина еврея, всегда происходит одна и та же картина: «Она не едет». Муж говорит: «Не знаю, что случилось. Вероятно, что-то в капоте».
«[Жена] говорит: “а где капот?”»
«[На что муж отвечает]: “Не помню”».[8]
В шутке Масона есть как острота национального юмора, так и опасность создания негативного стереотипа. Наиболее популярной частью его продолжительного бродвейского шоу «мир по-моему» было развитие темы «отличий» евреев от неевреев: евреи честолюбивы, а неевреи работяги, евреи занимаются предпринимательством или работают в какой-то профессии, а неевреи заняты физическим трудом («Вы когда-нибудь видели [строителя], кричащего с крыши: “Благословен Песах!”» (еврейский праздник. – Примеч. пер.), евреи много едят, а неевреи много пьют спиртного.
