Дмитрий Мамичев - Преступники и преступления с древности до наших дней. Гангстеры, разбойники, бандиты

Амчиан Марцеллин[15]. История. — СПБ: Алатейя, 1994

В 368 г. в Галлии наглый разбой все усиливался на всеобщую погибель; особенно стали опасны большие дороги, и все, что обещало какую-нибудь поживу, расхищалось самым дерзким образом. Наконец, в числе множества других лиц, ставших жертвой этих коварных нападений, оказался Констанциан, трибун императорской конюшни, родственник императора Валентиниана, его захватили из засады и вскоре после этого убили.

И как будто сами Фурии[16] вознамерились вызвать повсеместно такие же бедствия, в другом далеком краю расхаживали жестокие разбойники маратокупрены. Так назывались жители селения с таким названием в Сирии близ Апамеи. При своей многочисленности они отличались большой ловкостью в разных хитростях и внушали большой страх, потому что под видом купцов и военных людей высокого звания, разъезжали, не вызывая огласки, повсюду и нападали на богатые дома, виллы и города. Нельзя было спастись от их внезапного появления, так как они направились не в одно определенное место, а в различные и далеко стоящие и врывались всюду, куда гнал ветер. Хотя эти шайки ограбили очень многих и, словно в каком-то безумии, испытывая жажду крови не меньше, чем добычи, произвели страшные избиения, но, чтобы рассказом о мелком событии… не осложнить ход изложения, я упомяну лишь об одном коварно задуманном их злодеянии.

Собравшись в целый отряд под видом канцелярии чиновника казначейства с правителем провинции во главе, разбойники вошли вечером в город под зловещий крик глашатая и заняли вооруженной силой великолепный дом одного знатного человека под тем предлогом, что он приговорен к смерти с конфискацией имущества. Похитив драгоценную утварь, так как растерявшаяся от внезапного их появления прислуга не защищала своего господина, и перебив многих, они поспешно ушли до наступления дневного света. Но так как они, хотя и были отягощены награбленным у многих добром, не упускали случая пограбить еще, то их настиг отряд имперских войск, напал на них и перебил всех до единого. Главным образом было перебито их подрастающее поколение, чтобы, возмужав, не сделалось похожим на родителей. Разрушены были и дома их, которые они обставили с большой роскошью за счет ограбленных ими людей. Это случилось еще до описанных событий.

Аммиан Мариеллин. История. СПБ: Алатейя, 1994

В период правления киевского князя Владимира (980-1014) возросло количество разбоев и весьма сложно было вести борьбу с разбойниками; по предложению епископов денежная пеня за разбой была заменена на более суровое наказание: «поток и разграбления» виновного в преступлении с конфискацией всего имущества и продажей его самого в рабство за границу со всем семейством, если таковое было.

Данная санкция в отношении разбойников преследовала цель не только предупредить преступление под страхом сурового наказания, но и наполнить казну за счет продажи виновного в этом преступлении и его семьи в рабство.

Сыск разбойников активно организовывался и осуществлялся княжескими наместниками с помощью отдельных воинских формирований. За преступление преследовался не только разбойник, но и его семья. Известен случай, когда один разбойник ограбил княжего мужа Никифора из Переяславля. Преступник скрылся, но проведенным сыском установили его личность и местонахождение семьи, которая подверглась «потоку и разграблению».

При том же князе Владимире, особенно в период принятия христианской веры, «закоренелые» язычники, не желая принимать ее, убегали из Киева, прячась в лесах и степях, начало увеличиваться количество насильственных корыстных преступлений, совершаемых, в основном, скрывающимися язычниками.

Дружина князя вылавливала их, но на «поток и разграбление» не пускала, на месте их не убивали, если, конечно, те не оказывали вооруженного сопротивления, а доставляли к митрополиту. В том случае, если язычник-разбойник каялся в совершенном преступлении и желал принять христианскую веру, он освобождался от наказания, так как считалось, что бог простил новообращенному в веру его грехи.

Такой сыск разбойников и конечные его результаты носили ярко выраженный религиозный характер.

А.Пиджаренко. История и тайны уголовного и политического сыска. — К., 1994

Приведем в качестве примера случай, каковой, произойди он среди варваров или скифов, был бы подвергнут бесспорному осуждению этими людьми, насмехающимися над законом и забывшими Бога. По субботам, когда жители окрестностей со всех сторон сходились в этот город на рынок, горожане расхаживали по рядам с чашами, мисками или другими сосудами, наполненными сушеными овощами, зерном или любыми другими плодами, как бы для продажи, и вот находился крестьянин, нуждавшийся в таких продуктах, который обешал купить их по условной цене. «Идем со мной, говорил продавец, дома я покажу тебе остальной товар, который ты собираешься купить, чтобы ты посмотрел и взял его». Покупатель шел за ним, а когда они подходили к сундуку, почтенный торговец, подняв и придерживая крышку сундука, говорил: «Наклонись и пощупай товар, дабы не было сомнений в том, что он ничем не отличается от образца, который ты видел на рынке». Когда же покупатель, перегнувшись через край сундука, висел на животе, а голова вместе с плечами оказывалась внутри сундука, славный торговец, стоявший у него за спиной, схватив ничего не подозревавшего клиента за ноги, внезапно заталкивал его в сундук и захлопывал у него над головой крышку; и держал он его взаперти в этой темнице, до тех пор, пока тот не заплатит выкуп.

«Такие вот вещи происходили в городе, а наряду с ними и многие подобные им. Воровством, а точнее сказать грабежом, прилюдно занимались нотабли и их подчиненные. Тысячи опасностей подстерегали всякого, кто осмеливался выйти из дому ночью: он рисковал быть либо ограбленным, либо захваченным, либо убитым».

Гибер из Ножана. История его жизни, 1053–1124. — Цит. по кн.: Ж.Дюби. Европа в средние века. — Смоленск: Полиграмма, 1994

Рено Шатийонский был беспардонный авантюрист, снискавший скандальную известность своими грабительскими «подвигами». Еше в 1155 г. он опустошил византийский Кипр. Затем этот сеньор выгодно женился на наследнице княжества Антиохийского[17] и таким путем приобрел себе кое-какие владения на Оронте. Наконец, однажды он попал в плен к турецкому эмиру Hyp ад-Лину, где пробыл 16 лет. По возвращении Рено, чьи авантюристические склонности отнюдь не уменьшились, засел в замке Крак, что к востоку от Мертвого моря, и занялся грабежами купеческих караванов, проходивших мимо, благо крепость прикрывала пути из Сирии в Египет и в Хиджаз. То ли в конце 1186 г., то ли в начале 1187 г. Рено Шатийонский вероломно, в нарушение условий действовавшего тогда перемирия между Египтом и Иерусалимским королевством[18] (оно было заключено еще в 1180 г.), совершил налет на караван, направлявшийся с большими ценностями из Каира в Дамаск. Караван, в котором находилась сестра Салах ад-Дина,[19] был дочиста ограблен. Султан, уязвленный вдвойне, тотчас потребовал от тогдашнего иерусалимского короля[20] Ги Лузиньяна (1186–1190) возмещения ущерба, освобождения пленников и наказания грабителя. Король не рискнул, однако, ущемлять и подвергать унижению своего сильного, хотя и обнаглевшего вассала. Воспользовавшись отказом, Салах ад-Дин перешел к решительным фронтальным действиям против «врагов Аллаха». Сначала, ранней весной 1187 г. были опустошены районы крепостей Крак и Крак де Монреаль, двумя месяцами позже началась священная война против франков. Соединенные мусульманские войска — из Дамаска, Халеба. Мосула, месопотамских областей — сосредоточились в Раас аль-Ма и открыли военные действия.

Один за другим обрушились на Иерусалимское королевство чувствительные удары. В мае 1187 г. к северо-востоку от Назарета, в верховьях р. Крессон, был уничтожен в бою большой отряд, состоявший в основном из орденских рыцарей; погиб сам великий магистр иоаннитов Рожэ де Мулен. 2 июля армия Салах ад-Дина взяла Тивериаду и окружила затем плотным кольцом крупные силы крестоносцев близ деревни Хаттин, между Назаретом и Тивериадским озером. Сюда, на возвышенность, крестоносцев привели — вопреки благоразумным советам графа Раймунда III Триполийского, видевшего стратегическую уязвимость этой позиции, — упорство великого магистра тамплиеров Жерара де Ридфора и горячность Рено Шатийонского, к мнению которых после долгих колебаний прислушался король Иерусалимский.