Нетрудно понять, что незлобивая философия М., густо замешанная на алкоголе, христианском всепрощении, асексуальности и русском роке (Шагин и компания крепко дружили со всеми рок-знаменитостями 1980-х — Башлачевым, Гребенщиковым, Цоем, Курехиным, Шевчуком), нашла широчайший отклик у неформальной фронды. Однако четко оформленного течения М. не появилось. Конечно, имелись отдельные портвейно-полосатые ортодоксы, в целом же тельняшки, «братушки» и «елы-палы» обогатили стилистику уже существовавшей хипповской системы. Что неудивительно — ведь западный хиппизм был бесконечно далек от наших реалий, а митьковство, напротив, в этих реалиях родилось. По сути, Шинкарев и Шагин предложили нечто вроде оригинальной русской версии хиппарства и, тем самым, русифицировали хиппи, к тому времени весьма многочисленных.
Художественный проект М. оказался более перспективным. Группа Шагина — Шинкарева — Флоренского — плоть от плоти ленинградской- петербургской живописной традиции. Многим они обязаны легендарному Александру Арефьеву, лидеру Ордена нищенствующих живописцев (1960-е годы) — в этом кругу утвердились как художники родители главного митька, Владимир Шагин и Наталья Жилина. Другие источники — так называемый «ленинградский сезаннизм», «Группа 13».
Философия жизни М. находит соответствие на холсте. Превалирует наивная, примитивистская манера, в жанрах — натюрморт, пейзаж (часто морской), портрет. Это — жизнелюбивая, немного инфантильная, внешне неброская и небрежная, но хорошо сделанная живопись. Отдельный момент — комментарии и названия, особенно к графическим работам. М. — действительно, очень русское движение, с ярко выраженным литературным моментом. Их графика — возрожденный лубок, каждый рисунок доходчиво и смешно рассказывает целую историю («М. отдают Ван Гогу свои уши», «М. отправляют Брежнева в Афганистан»). М., вообще, много пишут, издают целые книжки, для чего держат издательства «Митькилибрис » и «Красный матрос». Их проза, конечно, уступает живописи, но весьма органична в координатах движения. Вообще, чем бы ни занимались М. — они еще делают анимацию, снимаются в фильмах, записывают диски (с такими исполнителями, как Алексей Хвостенко и тот же Гребенщиков: народные и блатные песни приобретают незабываемый колорит), устраивают перформансы (наиболее знаменитый — поездка по Европе в 1989 году с параллельным расписыванием гастрольного автобуса), — все получается неповторимо митьковским.
Устойчивость митьковского дискурса подтвердило и столь переломное событие, как испытание трезвостью. В 1993 году Шинкарев и Шагин, пройдя, при помощи Евгения Зверева (с тех пор он единственный митек-психиатр), курс лечения от алкоголизма, не только «завязали», но и создали успешную группу «Анонимных Алкоголиков».
В «ставке» движения, галерее «Митьки-ВХУТЕМАС» (основана в 1996 году), есть даже отдельная «комната трезвости». Творчество их от этого отнюдь не ухудшилось.
Сегодня каждый из основателей, не говоря об остальных участниках (всего около 30 художников, плюс литераторы и музыканты), успешно идет своим путем. Семьи Флоренского, Шагина сами по себе превратились в маленькие художественные коммуны и устраивают отдельные фамильные экспозиции. В любом случае, ощущение митьковства как чего-то домашнего, доброго и радостного, осталось.
В конце концов, главный завет — «М. никого не хотят победить» — соблюдается неукоснительно. Тем более что, как заметил один из членов «политбюро», не побеждать каждый раз можно что-то новое. Для контекста, в котором развивалось движение, — по-настоящему альтернативная позиция. Ведь М. стали исключительным для России явлением добродушного патриотизма — без ксенофобии и истерического самоупоения, с небывалой открытостью, щедростью слов и поступков; а также (учитывая однообразие московского концептуализма) единственно состоятельной русской арт-группой конца XX века.
И в том их победа.
[Д. Десятерик]
СМ.: Алкоголь, Брат, Мент, Неформал, Хиппи, Южнорусская Волна.
МЛАДОКОНСЕРВАТОРЫ — группа российских интеллектуалов, провозгласивших «левоконсервативную» оппозицию превалировавшему до недавних пор либерализму. Включает довольно разных по идеологическому генезису публицистов, писателей и критиков: перебежчика из либерального лагеря Дмитрия Ольшанского, чьи статьи-манифесты, наподобие «Как я стал черносотенцем», наделали немало шума; сторонника «тотальной мобилизации» Егора Холмогорова, умеренного «левоконсерватора» Дмитрия Быкова, своей взвешенной позицией легитимизирующего М. в более широких кругах; активны также Борис Межуев, Михаил Ремизов, Константин Крылов. Своими трибунами М. избрали сетевой «Русский журнал», листок «Спецназ России», уже почившую газету «Консерватор».
Идеология М. — сложная смесь левых, социалистических, даже коммунистических идей и почвеннического традиционализма. «Русский консерватизм есть, действительно, консерватизм левый, основанный на идеологии общины», он «был попыткой... трансляции установок крестьянской общины на индустриальное общество» (Холмогоров; здесь и далее цитируется дискуссия в рамках «консервативного клуба» в «Русском журнале»).
«Мы... хотим вернуть читателям весь круг тем, которых до сих пор все боялись: православие, русская национальная идея, реальные национальные интересы. Именно эти вещи являются для настоящего консерватора подлинными ценностями, которые стоит защищать» (Ольшанский). М.принципиально отказываются от «откровенной русофобии, буйного либерализма а ля веселые девяностые и прочих прелестей жизни» (Крылов). Крылову вторит Холмогоров: «Нет хамской русофобии. Нет презрительному буржуазному упрощению консерватизма до "сохранения в неизменности существующих порядков"».
Сегодняшний режим путинского авторитаризма, установившийся в России, М. воспринимают как переходный к «консервативному прорыву»: «Мы хотели бы в итоге добиться того, что русский консерватизм, имеющий великое прошлое и неплохие шансы в будущем, смог бы осуществить ту "консервативную революцию", в которой наше общество нуждается весьма остро. Пути- низм был или подготовительным, или первым шагом этой контрреволюционной революции, но история не закончится в 2008 году. Надо думать и про то, что будет дальше» (Холмогоров). При этом фигура Путина воспринимается вполне благожелательно: «У нас народ... не находится в оппозиции "режиму", Путину как человеку, как политическому лидеру... Он в оппозиции общему курсу, который приобрела страна... Народная оппозиция новому миропорядку и его идеологии является в каком-то смысле даже более глубокой, чем оппозиция самых оппозиционных интеллектуалов» (Холмогоров).
В сфере экономики М. придерживаются однозначно леворадикальных взглядов. Советский порядок, «жестко и отчетливо» подчинивший «так называемых "собственников"... публично предъявленной программе государственного строительства» (Ремизов), должен быть восстановлен хотя бы для олигархической верхушки: «Собственник — и в первую очередь владелец сырьевых ресурсов — должен быть поставлен в иерархическую зависимость от целого, то есть от приоритетов национального развития страны» (Межуев). Существует «проблема легитимности сложившегося распределения собственности, проблема пересмотра итогов приватизации» (Ремизов). Ведь «собственность определяется через обязанности — по отношению к социальному Целому — в гораздо большей степени, чем через права. Частная собственность существует, иными словами, как функция внутри публичного государственного порядка, вне и помимо которого об институте собственности говорить не приходится... Каждый "частник" будет оправдан тем местом, которое он способен занять в политическом космосе» (Ремизов). Есть даже близкий к анархизму акцент на моралистической (а не политической) порочности собственничества: «экономическая рациональность является лишь аспектом действующих в обществе этических представлений. И сегодняшнее требование "восстановить справедливость" есть требование прежде всего этической, а не чисто имущественной реституции... уклад, переживаемый нацией как неправедный, не может быть растущим» (Ремизов).
Впрочем, в сугубо этическом плане налицо твердокаменное славянофильство: по мнению Холмогорова, необходимо использование и осмысление предрассудков своего народа, «все они должны быть учтены, и те из этих предрассудков, которые, может быть, кажутся человеку интеллигентному и просвещенному дикими, должны быть осмыслены в первую очередь. В них и должна быть внесена та самая intelligentia, чтобы они дикими быть перестали».
