Ознакомительная версия.
Вдумаемся в эти грандиозные цифры и попробуем их осмыслить.
…Вот идет бой между танковыми частями и бронированными машинами. Качество броневой стали в значительной степени определяет успех боя. Хром и никель, марганец и молибден вызывают устойчивость брони, ванадий и вольфрам, молибден и ниобий входят в состав наиболее ответственных частей машин – осей, передач, гусениц; хромовые краски со свинцом окрашивают машины в защитный цвет; свечи в моторах из керамики с чистым бериллом обеспечивают бесперебойность их работы; особое стекло с бором, а в лучших танках поляроидные стекла с соединениями йода позволяют водителю видеть противника, несмотря на ослепительный свет прожекторов и фар. Отдельные, менее ответственные части машин сделаны из дуралюминия и силумина – сплава алюминия и кремния. Высокого качества бензин, керосин, легкая нефть, лучшие смазочные масла, получаемые из нефти, определяют жизненность машины и скорость ее движения, а соединения брома улучшают сгорание и частично ослабляют шум моторов.
Около тридцати химических элементов участвуют в строении броневой машины…
А вот другая картина.
Летит эскадрилья бомбардировщиков и истребителей в темную осеннюю ночь – алюминиевые коршуны весом в несколько тонн из сплавов алюминия: дуралюминия или силумина. За ними – несколько тяжелых машин из специальной стали с хромом и никелем, с прочными спайками из лучшей ниобовой стали; ответственные части моторов – из бериллиевой бронзы, другие части машин – из электрона – особого сплава с легким металлом – магнием. В баках или особая легкая нефть, или бензин – лучшие, чистейшие марки горючего с самым высоким октановым числом, ибо оно обеспечивает скорость полета. У штурвала – летчик, вооруженный картой, покрытой листом слюды или специального борного стекла. Ториевые и радиевые светящиеся системы синеватым светом освещают многочисленные счетчики, а внизу, под машиной – быстро отрываемые движением специального рычага авиационные бомбы из легко разрывающегося металла с детонаторами из металлического порошка алюминия и магния с окисью железа…
То приглушая мотор, то вновь запуская его на полный ход, так что от шума пропеллеров и моторов эскадрильи бомбардировщиков дрожат дома и трескаются стекла, коршуны противника спускают на парашютах осветительные ракеты. Мы видим сначала красновато-желтое пламя спускающегося факела-люстры, это горит специальный состав из частиц угля, бертолетовой соли и солей кальция. Но свет постепенно делается более ровным, ярким и белым, загорается порошок магния, который мы так часто зажигали для фотографической съемки, иногда с примесью зеленоватых солей бария.
Но уже подготовлена оборона города. На тонких стальных тросах, мешая движениям пикирующих самолетов, колеблются защитные шары, наполненные водородом, – в ответственных частях англичане применяют и примесь газа гелия. Улавливая звуки моторов, особые слухачи при помощи селеновых и цезиевых мембран даже сквозь тучи определяют положение налетевшего коршуна и автоматически выбрасывают по его направлению мигающие желтовато-красные звездочки, то вспыхивающие, то потухающие, с рядом ослепительных составов, в которых соли кальция играют особую роль.
Десятки ярких лучей прожекторов вонзаются на несколько километров во тьму неба. Золото и палладий, серебро и индий – вот те металлы, отблески которых сверкают на пойманных и бьющихся в ослепительных лучах дуралюминевых вражеских птицах.
Угли электрических ламп прожекторов пропитаны солями четырнадцати редчайших металлов, называемых редкими землями, а англичане приписывают особую интенсивность своих лучей, пронизывающих туманы Лондона, солям тория и циркония и некоторых других специальных металлов.
Но вот к свету ослепительной люстры, подвешенной на парашюте, присоединяется дымовая завеса. Совершая восьмерки над освещенным районом и выбрав место удара, самолет противника из особого снаряда выпускает ленту дымовой завесы – из солей титана или олова, намечая для бомбардировщиков район пикирования.
Но уже брошены против ослепительного света магниевых люстр тысячи красных и красно-желтых ракет (трассирующих пуль) защитниками города. Их ослепительные вспышки мешают летчику разобраться в обстановке, и в лучах солей кальция и стронция он теряет ориентировку, ослепляется поймавшими его лучами прожекторов и бросает бомбы куда придется.
Сотнями он разбрасывает на мирные дома зажигательные бомбы в алюминиевой коробке с начинкой из порошка металлического алюминия и магния, с особым окисляющим веществом, с детонатором из гремучей ртути в головке, иногда с небольшим количеством битума или нефти для быстрейшего зажигания. Нажимом рычагов срываются с петель фугасные бомбы, воздушная волна от разрывов которых производит еще большие разрушения, чем бронебойный снаряд тяжелых орудий морской артиллерии.
Заговорили зенитки, следящие за пикирующим полетом коршуна. Шрапнели и осколки особых зенитных снарядов осыпают вражеский самолет, и снова хрупкая сталь, сурьма и взрывчатые вещества из угля и нефти вводят в действие разрушительную силу цепных химических реакций. Эти реакции, которые мы называем взрывом, протекают в периоды тысячных долей секунды, создавая колебательные волны и механические удары огромной силы.
Но вот – удачный выстрел. Пробито крыло налетевшего коршуна и тяжелым грузом, с остатками бомб, летит он на землю. Взрываются бензиновые и нефтяные баки, рвутся не сброшенные снаряды, сгорает и превращается в кучу бесформенного окисленного металла многотонный бомбардировщик из алюминия, созданный человеческим гением и человеческой злобой для уничтожения другого человека.
«Фашистский самолет сбит», – гласит краткое сообщение прессы. «Сильнейшая химическая реакция закончена, и химическое равновесие установлено», – говорит химик. «Еще один удар по фашистской своре, по ее технике, живой силе и нервам», – говорим мы.
Свыше 46 элементов участвует в воздушном бою – больше чем половина всей Менделеевской таблицы…»
Такова химия войны.
Несмотря на тяжелую болезнь, Ферсман продолжал вести огромную научную и организационную работу. Он готовил к печати двухтомную монографию о Хибинах, пятый том «Геохимии», второй том «Пегматитов», монументальный том «Истории камня в истории культуры», перерабатывал для очередного издания «Занимательную геохимию». Уезжая весной 1945 года на отдых в Сочи, он взял с собой 400 писем своего учителя В. И. Вернадского, собираясь написать о нем книгу. Работа шла хорошо, Ферсман уже собирался домой, даже планировал короткую поездку на Кольский полуостров, но 20 мая 1945 года ему вдруг стало плохо; в тот же день он скончался.
Похоронен академик Ферсман на Новодевичьем кладбище в Москве.
Именем его названы минералы ферсмит и ферсманит.
Геолог.
Родился 9 сентября 1871 года в селе Поздняково Владимирской губернии в семье крестьянина. Неграмотные родители образования сыну дать не могли. Грамоте он выучился благодаря бабушке, отдавшей его в сельскую школу. Это позволило Губкину поступить в Муромское уездное училище, а затем в Киржачскую учительскую семинарию, которую он благополучно окончил в 1890 году. Поскольку обучение оплачивалось государством, Губкину следовало пять лет отработать учителем в сельской школе. Учительствовал он, кстати, в селе Карачарове, где, как известно, тридцать три года сиднем отсидел на печи былинный герой Илья Муромец.
Решив продолжить образование, в 1895 году Губкин поступил в Петербургский учительский институт. Деятельный характер не дал ему возможности остаться в стороне от бурной общественной жизни тех лет. Он принял самое активное участие в деятельности «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Это многое определило в его будущей жизни.
В 1903 году Губкин оставил учительский институт и поступил в Горный.
Завершил образование Губкин почти в сорок лет. В 1910 году его зачислили научным сотрудником в Геологический комитет. «К этому времени, – вспоминал Губкин, – у меня был большой научный багаж. Этим и объясняется то, что моя дальнейшая научно-исследовательская работа так быстро развернулась. В науку я вошел хозяином. В этом мне помог мой большой жизненный опыт».
Еще на практических работах Губкин хорошо изучил горные породы, слагающие Майкопский нефтеносный район (Северный Кавказ). Признаки нефти в тех местах отмечались давно, но поисковые работы не приносили ожидаемых результатов. Часто случалось так, что какая-то скважина давала богатый выход нефти, а скважины, пробуренные буквально в нескольких метрах от этого выхода, оказывались пустыми. Губкин объяснил это явление. В 1912 году он предложил свой собственный метод построения геологических карт, отражающих распространение нефтеносных пластов в Майкопском районе. Именно тогда были установлены рукавообразные типы залежей нефти, которые позже в Америке получили название «шнурковых залежей».
Ознакомительная версия.
