Энтони Мейсон - Эти странные бельгийцы

Король — это символ единства бельгийского народа и государства. Особенно наглядно это проявилось после смерти в 1993 году короля Бодуэна, застенчивого, скромного и достойно державшего себя человека. В дождливый день прощания с королем перед дворцом собралось более 125 тысяч человек. Они, колонной проходя мимо гроба, отдавали покойному последнюю дань уважения. Похороны показали, что огромная часть бельгийского общества, не трубящая о своем мнении на всех углах, по-прежнему желает видеть Бельгию единым государством.

Король Бодуэн умер бездетным, и на трон взошел его брат Альберт. В 1999 году, когда пошли слухи, что у него есть 31 — летняя незаконная дочь, о нем заговорила вся мировая пресса. Некоторые фламандские газеты попытались использовать эту информацию, чтобы уронить в глазах бельгийцев авторитет королевской фамилии как связывающего нацию воедино элемента. Но большинство бельгийцев лишь пожали плечами и улыбнулись — им напомнили, что Альберт просто продолжает королевскую традицию: четверо из пяти его предшественников (за исключением Бодуэна) прижили детей вне брака.

К счастью, вскоре об этих слухах позабыли. Их отодвинула в тень женитьба королевского сына и наследника Филиппа на Матильде д'Удекем д'Акоз, бельгийской аристократке, предками которой были выходцы как из фламандской, так и из валлонской общин. Ее лучезарная красота и природное обаяние смягчили многие сердца и подняли рейтинг королевской семьи, ведь впервые королевой стала бельгийка.

Термином "бельгийский компромисс" называют создание из двух обособленных, разделенных по языковому признаку общин единого и гармоничного целого — Бельгии. Это понятие также подразумевает способность бельгийцев приходить к решению в любой сфере путем компромисса. Однако насчет формы государственного устройства бельгийцы так, наверное, никогда и не придут к согласию.

Вопрос о передаче национальным правительством ряда своих полномочий становящимся все более автономными федеральным областям Валлонии, Фландрии и Брюсселю остается козырной картой политиков всех мастей.

Самые ярые «националисты» — это фламандцы. Праворадикальная партия "Влаамс Блок", претендующая на роль выразительницы интересов коренного населения Фландрии, снискала себе громкую «славу» своими откровенными, в расистском духе заявлениями, поддержанными на выборах почти 15 % избирателей. В Антверпене она добилась еще более впечатляющего результата: за нее отдали свои голоса 25 % горожан, что напугало здешнюю еврейскую общину и эмигрантов. Впрочем, и валлонов не назовешь невинными овечками — у них тоже существуют экстремистские националистические партии.

В состав правительства в основном входят представители готовой распасться в любую минуту коалиции социалистов, либералов и христианских демократов, к которым также относят членов мелких религиозных и сектантских партий из числа католиков и протестантов.

У министров федерального правительства не намного больше полномочий, чем у их коллег из местных правительств Фландрии и Валлонии. Впрочем, некоторые сферы управления находятся всецело в ведении центральных властей — например, оборона и налогообложение. Демократия здесь строго принудительная: все дееспособные граждане обязаны прийти на избирательный участок и проголосовать, иначе их оштрафуют.

Король обязан одобрить любой закон, переданный ему на рассмотрение федеральным правительством. В 1990 году из-за этого чуть не разразился конституционный кризис. Королю Бодуэну представили законопроект о частичной легализации абортов. Из соображений нравственности он не мог его подписать, но, чтобы не входить в противоречие с законом, Бодуэн на день отрекся от престола, и закон был принят. Этот его ход, классический пример компромисса по-бельгийски, явился, по мнению многих, разумным, прагматичным выходом из морального тупика.

Со стороны Бельгия кажется страной одних лишь мелких предпринимателей. Здесь до сих пор на каждом шагу попадаются крошечные семейные предприятия — фирмы по дизайну и отделке, мастерские, магазины, гаражи и химчистки. Мужчины в Cacbepoussiere (серых рабочих халатах), едва дотерпев до рассвета, с первым лучом солнца открывают свои мастерские по ремонту бытовых электроприборов, а хозяйки магазинчиков перед тем, как закрыть их и положить на ночь выручку в сейф, на совесть моют в своих заведениях пол и порог.

Однако сейчас в бельгийской экономике главенствующую роль играют многопрофильные корпорации, зачастую иностранные или транснациональные. Компании "Sosiete Generale de Belgique", в основном контролируемой французами и голландцами, по оценкам специалистов принадлежит треть бельгийской промышленности, в том числе огромный химический конгломерат «Solvay», а также крупнейший в стране банк. Тем не менее все приезжие по-прежнему замечают в Бельгии лишь маленькие мастерские и магазинчики, а вовсе не индустриальных гигантов.

Антверпен — второй по величине порт Европы после Роттердама. Одни его доки тянутся на 80 миль. По ночам окрестности города выглядят фантасмагорически: многочисленные перерабатывающие заводы гудят, окруженные жутковатым оранжевым заревом. Антверпен также является мировой столицей ювелиров, среди которых традиционно заправляют еврейские семьи. Их конторы, зарабатывающие на обработке 85 % от всего количества неотшлифованных алмазов в мире потрясающие воображение суммы, теснятся неподалеку от железнодорожного вокзала на ничем не примечательном пятачке площадью в одну квадратную милю.

Бельгийцы без зазрения совести сбывают туристам всякое барахло. И чего только тут нет! Штопоры, увенчанные миниатюрными фигурками "Писающего мальчика", брелоки для ключей с изображением Тентена, якобы средневековые пыточные орудия и нижнее белье с изображением «Атомиума».

Туристам продают даже кружева. Некогда их плетением занимались в многочисленных beguinages (бегинажах) девушки, дожидавшиеся в этих полурелигиозных благотворительных учреждениях с монастырским укладом либо пока их не возьмут замуж, либо пока за ними не явится старуха с косой. Менялась мода, и спрос на кружева то рос, то падал. В девятнадцатом веке, когда все буквально помешались на кружевах, в Бельгии насчитывалось более 50 тысяч кружевниц. Ныне под варварским натиском производителей кружев с Востока бельгийские традиции ручного кружевоплетения незаметно уходят в прошлое. Впрочем, местные кружева ручной работы все еще можно достать — заплатив втридорога.

На некоторых европейцев название бельгийской столицы действует как красная тряпка на быка. На их взгляд, находящиеся в Брюсселе руководящие органы Евросоюза слишком активно суют свой нос в чужие дела. Даже для тех, кто относится к Евросоюзу гораздо лояльнее, последний является предметом насмешек. Например, в ходу такая шутка (и подобных ей тысячи):

Вопрос: Сколько народу работает в Европейской комиссии?

Ответ: Около трети европейского населения.

Впрочем, сами бельгийцы ничего против единой Европы не имеют. Здесь повсюду — на флагах, автомобильных наклейках, почтовых открытках, зонтиках, ранцах, блокнотах и зубных щетках — можно увидеть усыпанную звездами эмблему Евросоюза. Даже у "Писающего мальчика" имеется наряд, весь в блестках звезд (подарок для евроскептиков, если не от них самих).

О причине их воодушевления нетрудно догадаться. Брюссель, став городом, привлекающим к себе внимание европейцев (а также их деньги), расцветает не по дням, а по часам. Фактически 28 % городского населения — это иностранцы, и более половины из них — жители стран, входящих в Евросоюз. В его местных структурах работает 54 тысячи служащих, и их число постоянно растет. Каждый год прибыль Бельгии от того, что она приютила головные организации Евросоюза, составляет около 4,5 млрд. евро.

Единая Европа выгодна бельгийцам еще и потому, что в прошлом они были свидетелями слишком многих войн за их территорию. К тому же они в душе торгаши и не хотели бы упустить шанс заработать на открытом рынке. Кроме того, если их страна официально станет федерацией, то пусть это произойдет под ширмой Европы, где границы и так прозрачны и области могут устанавливать связи с кем пожелают. Да и не делает ли, в самом деле, Бельгию национальная разобщенность наиболее подходящим местом для размещения штаб-квартиры Евросоюза?

Тому, кто не знает о пропасти, пролегающей между фламандцами и валлонами, возможно, покажется, что все бельгийские предприниматели на одно лицо. Все они носят неброские, с легким блеском костюмы, таскают с собой тонкие кейсы и во время деловых переговоров, где нет места шуткам и праздной болтовне о садоводстве, говорят без околичностей.