О других же змеях в иных местах сказано будет.
Змея преопасная, живет в Ниле, в воде, отсюда и называют ее по-гречески, ибо слово «hydor» воду означает. По-латыни же зовется Aquatilis serpens, змея водная. Укушенные ею страшно опухают, раздуваются и умирают в муках, а единственным противоядием супротив яду есть буйволиное дерьмо, отсюда и другое называние идруса – «боа» от «bos» – буйвол.
Идрус в большой живет неприязни с крокодилом. Ежели узрит такового на берегу спящего, то измазывается идрус в грязи для лучшей скользливости и выжидает, когда крокодил зевнет, и тут же ему в разверстую пасть сигает и через горло в живот вскальзывает, а выбирается оттуда, внутренности крокодильи разрывая и тем жизни его лишая, а сам остается целым, невредимым и веселым.
То же самое, что и гриф.
Есть птица с перьями, яко снег белыми, даже ни единого темного пятнышка не имеющими. Помет каладрия – незаменимый супротив катаракты антидотум, а сама птица таковое имеет предивное свойство, что ежели хворого человека узрит, коего немощь трагична и вылечена никоим образом быть не может и смерть ему писана, тогда каладрий голову отворотит и смотреть на хворого не станет. Ежели же каладрий головы не отворачивает и смотрит, то значит сие, что человек хворый выздоровеет и жить будет, и все это потому, что каладрий всю его немощь в себя забирает, после чего вверх к солнцу взлетает и там скверну хвори в солнечном зное сжигает. Такую силу имеет белая птица каладрий, ибо есть она как наш Спаситель, коий тоже бел, аки снег чистый, и безгрешен, как говорит Петр в первом послании (2:2): «Он не сделал никакого греха и не было лести в устах Его» («…peccatum non fecit nec inventus est dolus in ore eius»).
Камелопард (Camelopardus)
Есть плод противного природе совокупления верблюда с леопардом[6]. Разум мутится и теряется, ежели понять захочешь, каковым образом таковое совокупление происходит. А посему и дознаваться не надобно, а принять сие на веру. И все тут.
По-гречески «в землю глядящий»[7] означает, ибо голова этого африканского зверя, волу бронированному подобного, так тяжела, что он постоянно опущенной ее держит и вечно вниз, в землю смотрит. И к счастью, потому как катоблепос так весь ядами переполнен, что взглядом либо дыханием все живущее убивает на месте. А берется сие от того, что ядовитыми травами катоблепос питается, тернием всяческим и кустами сухими, коих никакой другой зверь тронуть не осмеливается. Потому-то иное название этого зверя есть горгон, ибо навроде горгоны взглядом убивает.
Существо страшенное, тело ящерицы, крылья нетопыря, а морду и ноги петуха имеющее. Два у него змеиных хвоста, одним он жертву хватает и оплетает, другим, коий жалом скорпионьим снабжен, убивает. Однако ж может убить и взглядом, чем василиску подобен. В том же и погибель его сокрыта – стоит куролиску зеркало показать, как он сам себя собственным взглядом уничтожает.
Иногда.
Токмо не всегда такой фортель удается.
Вылупляется кокатрикс из яйца, петухом семилетним снесенного, и только тогда, когда звезда Сириус восходит. Яйца, в навоз теплый погруженные, должна высидеть жаба. Иначе ничего не получится. Превратятся яйца в болтуны. И все тут.
Поелику есть он мышиного племени недруг великий и уничтожитель, то зовется «Мусей» (от Mus, мышь по-латыни), а поскольку ловок и хваток, то еще и Catus’ом (от captura – ловля по-латыни), а то и от самого catus (от греческого идущего), означающего то же, что и ingeniosus, коим словом латиняне обозначали даровитого, талантливого, сметливости великой, ну а с тем, что котище изобретателен и сметлив, каждый, кто не дурак, согласится.
Вообще-то никакой это не кот, а обезьяна. Simia, мартышкой именуемая, а у нас – кочкоданом почему-то. Привычки у нее еще более отвратны, нежели вид, а вид – зело препаршивейший.
Название свое от шафрана (Croceus) берет, ибо цвет имеет шафранный. Обитает в реке Нил, длины даже двадцати локтей достигает, а вооружен грозными когтями и зубьями. Ночами в воде плавает, днями же в прибрежных зарослях спит. Говорят, ежели кого сожрет, то лицемерные слезы проливает, как вроде бы ему жаль. Потому-то обыкновенно лицемеров всяческих, а особливо ксендзов, с крокодилами сравнивать принято.
Со львицей спаривается не как большинство зверей, то есть не more canino[8], а как люди приличные, лицом к лицу. Львица же мертвый и хладный помет рожает, мертвых львят три дня сторожит. Затем является лев-самец, на львят хладных дыхнет и таким образом оживляет их. Об этом даже есть в ученых трудах упоминание: «Dormitabit tanquam leo, et sicut catulus leonis suscitabitur»[9].
Чудовище, Плинием в осьмом томе «Естественной истории» описанное. Отвратительное видом и нравом создание: тело у него и лапы оленьи, шея и хвост львиные, а голова барсучья. Пасть же его от уха до уха простирается и весьма зубата. Резва левкрокота неимоверно, коня на бегу запросто догоняет. Живет в Азии.
Якобы.
Весьма быстроног и вместо того, чтобы бежать прямо, петляет («est enim volubilis pedibus et nunquam recto itinere»). Вот из-за этого-то «volubilis» он и зовется по-ученому Vilpis. Лис – великий плут. Ежели голоден, то измажется красной грязью, цветом застывшей крови подобной, на землю уляжется, дыхание затаит, глаза выпучит и язык вывалит, чтобы показать, будто он вроде бы издох или того и гляди сдохнет. Пташки подлетают, надеясь лисьей падалью поживиться, а лис тут цап-царап – и нет пташки!
Таковым же способом и сатана поступает, заманивая и искушая. А кто даст себя на диавольское искушение поймать, того такой же конец, как и любителей полакомиться, пташек, ждет. Будут они отданы на милость лисам, или, как говорит Давид в псалме 63:11: «сразят их силою меча, достанутся они в добычу лисицам» («partes vulpium erunt»).
Живет в Индии. Тело у нее львиное, а голова и морда человечьи, но с пастию ужасной, в три ряда зубищ острых снабженной. Крылья у мантикоры орлиные, хвост же скорпионий, ядовитой иглой оканчивающийся. Яд свой, мгновенно отравляющий, берет мантикора из дерева богун упас именуемого. Нападает на людей из засады, убивает и сжирает так, что ни косточки, ни даже металлических молний от курток и пуговиц от штанов не остается. И когда Иоанн Богослов в «Откровении» (9:3,5) говорит: «И из дыма вышла саранча на землю, и дана была ей власть, какую имеют земные скорпионы…», «…и мучение от нее подобно мучению от скорпиона, когда ужалит человека» («et de futo exierunt lucustae in terram et data est illis potestas sicut habent potestatem scorpiones terrae»), то святой в благочестивой простоте своей никакую не саранчу (lucustae) имел в виду, а именно мантикор, которые в Судный день из пучин выйдут и будут истязать грешников жалами своими.
Есть чудовище с ревом страшным и ужас великий наводящим, тело коня, а ноги слона имеющее (equino corpore et elephantis pedibus). С середины звериного лба торчит у него рог в четыре локтя длиною и такой остроты, что любой предмет и существо играючи пронзить способен. Ни один живой моноцер в руки людские не попадал, потому как если и может он быть убит, то уж пойман не может быть никак.
О моноцере говорит псалом 92:11, однако же здесь напомнить необходимо, что св. Иероним переводил псалмы одновременно с греческого и древнееврейского. И если в переводе с древнееврейского мы читаем: «et exaltabitur quasi monocerotis cornu meum», то в переводе с греческого моноцер превращается в единорога («et exaltobitur sicut unicornis cornu meum»).
Польский перевод псалмов примирил эллинов и иудеев, и в нем мы читаем: «…заострил рог мой, как рог быка».
Ну а в русском каноническом переводе (псалом 91:11) сказано: «А мой рог Ты возносишь, как рог единорога».
Вот и разберись тут.
В земле Эфиопской размерами поболе собак будут и рога имеют, козлиным подобные. Жестоко оне кусаются и потому считаются символом ереси, яко Виклеф проклятый и гуситы отвратные, кои тоже яко псы кусались и на истину лаяли. В Индии же обретаются такие муравьи, кои песок перебирают и крупицы злата хитроумно отделяют и в муравейник свой утаскивают, хоть выгоды от оного песка златого никакой не имеют: и не едят его, и для себя не урвут. Правду пишет посему ученый инквизитор Нидер из ордена доминиканского, что муравьи эти еретикам подобны, кои в Священном Писании копаются и зерна истины в оном ищут, хоть и сами не знают, что с этой истиной делать.
