Людвик Заменгоф - Международный язык. Предисловие и полный учебник. Por Rusoj.

V. El Heine'.

Я кончил анализ главных свойств моего языка; я показал, какие удобства он доставляет изучившему его; я доказал, что успех его не находится ни в какой зависимости от отношения общества к нему, что он действительно имеет право называться интернациональным языком, если бы даже никто на свете и слышать о нём не хотел; что он действительно даёт всякому изучившему его возможность объясняться с лицом какой угодно нации, лишь бы это лицо было грамотным. Но язык мой имеет ещё другую цель: не довольствуясь интернациональностью, он должен сделаться ещё всемирным, т. е. добиться того, чтобы большинство грамотного мира умело свободно говорить на нём. Рассчитывать на поддержку общества в достижении этой цели — значило бы строить здание на самом шатком фантастическом основании, ибо огромное большинство общества не любит ничего поддерживать и хочет, чтобы ему давали всё готовым. Поэтому я старался найти средства добиться цели независимо от поддержки общества. Одно из этих средств, которое я изложу подробнее, составляет нечто вроде всемирного голосования.

Если бы каждый из читателей хорошо обдумал всё то, что было изложено выше, то каждый должен был бы прийти к заключению, что знание интернационального языка для него безусловно выгодно и более чем достаточно оплачивает небольшой труд изучения его; я бы, следовательно, мог ожидать, что уже с самого начала язык будет принят целыми массами людей. Но, желая лучше быть готовым на слишком неблагоприятные обстоятельства, чем увлекаться слишком розовыми надеждами, я допускаю, что подобного рода людей на первых порах найдётся чрезвычайно мало, что достаточную выгоду для себя найдут в языке моём очень немногие, а для принципа не пожертвует никто даже часиком; что огромное большинство моих читателей или совершенно оставит дело без внимания, или же, сомневаясь, вполне ли оплатится их труд, они не решатся усвоить себе язык мой из опасения, может быть кто-нибудь назовёт их мечтателями (имя, которого в настоящее время большинство людей стыдится более всего). Что же требуется для того, чтобы заставить эту огромную массу индифферентных и нерешительных взяться за изучение интернационального языка?

Если мы, так сказать, заглянем в душу каждому из этих индифферентных, то мы узнаем следующее: принципиально против введения интернационального языка никто ничего не имеет, напротив, каждый был бы этому очень рад; но он хотел бы, чтобы, без малейшего труда или жертвы с его стороны, сразу в одно прекрасное утро оказалось, что большинство грамотного мира владеет этим языком; тогда, конечно, и самое индифферентное лицо поспешило бы изучить этот язык, потому что тогда пожалеть ничтожного труда на изучение языка, обладающего изложенными выше свойствами, и которым к тому же владеет уже большинство грамотного мира, — было бы уже крайне глупо.

Для того, чтобы, не требуя ни малейшего пионерства с чьей-либо стороны, дать обществу всё готовым; для того, чтобы, без малейшего труда или жертвы с чьей-либо стороны, в одно прекрасное утро оказалось, что значительная часть грамотного мира изучила уже или публично обещала изучить интернациональный язык, я поступаю следующим образом:

Настоящая брошюра рассылается по всему миру. Не требуя ни изучения языка, ни чего-либо другого, стоящего труда, времени или денег, я прошу каждого читателя взять ни минуту перо, выполнить один из приложенных ниже бланкетов и прислать его мне. Содержание бланкета следующее:

«Я, нижеподписавшийся, обещаю изучить предложенный д-ром Эсперанто интернациональный язык, если окажется, что десять миллионов лиц дало публично такое же обещание».

Следует подпись и печать[4], а на другой стороне бланкета — отчётливо выписанное полное имя и точный адрес.

Тот, кто имеет что-нибудь принципиально против интернационального языка, пусть пришлёт упомянутый бланкет с зачёркнутым текстом и с надписью «kontraû» (против). С другой стороны те, которые пожелают изучить язык во всяком случае, независимо от числа присланных обещаний, пусть зачеркнут вторую половину текста и заменят её припиской: «sen-kondiĉ-e» (безусловно).

Подписание упомянутого обещания не требует ни малейшей жертвы или труда и в случае неудачи дела ни к чему не обязывает; оно обязывает только изучить язык в том случае, если десять миллионов других грамотных лиц его изучат; но тогда это, разумеется, со стороны подписавшаяся будет уже не жертвой, а делом, за которое он и без всякого обязательства поспешил бы взяться. Между тем, подписав карточку, всякий, не жертвуя лично ничем, ускорит осуществление традиционного идеала человечества.

Когда число присланных подписей дойдёт до десяти миллионов, тогда все имена и адреса будут опубликованы в особой книге, и на следующее утро после появления книги окажется, что десять миллионов или больше человек обязались друг перед другом изучить интернациональный язык, — и вопрос будет решён.

Собирать подписи можно для всякого дела, но немного найдётся охотников дать свою подпись, хотя бы дело было самое возвышенное и общеполезное; но если эта подпись, содействуя осуществлению великого идеала, не требует от подписывающегося ровно никакой материальной или нравственной жертвы, ровно никаких хлопот, тогда мы имеем полное право надеяться, что никто не откажет в своей подписи. Ибо в подобном случае отказ был бы уже не выгодолюбием, а преступлением, не небрежным отношением к общему делу, а умышленным противодействием ему; отказ в подобных случаях мог бы быть объяснён только опасением какого-нибудь аристократа крови, науки или денег, чтобы имя его не очутилось рядом с именем лица, стоящего ниже его. Но я позволяю себе надеяться, что мало найдётся лиц, которые бы из-за этого пустого чванства решились тормозить важное общечеловеческое дело. Не подлежит сомнению, что против введения интернационального языка вообще не может никто иметь что-нибудь; если же кто-нибудь не одобряет интернационального языка в том виде, в каком он предложен мною, пусть тот вместо упомянутого выше обещания пришлёт протест, но подать вообще какой-либо голос в этом деле есть долг каждого грамотного человека всякого возраста, пола и звания, тем более, что подача этого голоса требует только нескольких минут на выполнение готового бланкета и нескольких копеек почтовых расходов.

Без оправдания останутся впоследствии перед обществом те лица, имена которых не окажутся в книге голосования, ни в отделе обещавших, ни в отделе возразивших. Пусть никто не надеется оправдаться тем, что он «не слыхал» о предложенном голосовании, ибо будут приняты все меры, чтобы всякий знал о голосовании. Редакции всех газет и журналов я прошу передать содержание моего воззвания; всякую отдельную личность я прошу сообщить моё предложение друзьям и знакомым.

Вот всё, что я счёл нужным сказать о своём деле. Я далёк от того, чтобы считать предложенный мною язык чем-то совершенным, выше и лучше чего уже быть ничего не может; но я старался, насколько мог, удовлетворить всем требованиям, которые можно ставить интернациональному языку, и только после того, как мне удалось решить все поставленные мною задачи (ради объёма брошюры я разбирал здесь только самые существенные), и после многолетнего обмышления дела, я решился выступить с ним перед публикой. Но я человек, и мог ошибаться, мог сделать какой-нибудь непростительный промах, мог оставить не присвоенным языку нечто такое, что было бы для него очень полезным. Поэтому, прежде чем издать полные словари и приступить к изданию газет, книг и т. п., я представляю своё дело на год обсуждению публики и обращаюсь ко всему образованному миру с просьбою высказать мне своё мнение о предложенном мною языке. Пусть всякий сообщит мне письменно то, что он находит нужным изменить, улучшить, дополнить и т. д. Из присланных мне указаний я с благодарностью воспользуюсь всеми теми, которые окажутся действительно и несомненно полезными, не нарушая основных свойств языка, т. е. лёгкости его изучения и безусловной годности его для интернациональных сношений независимо от числа адептов. После этих возможных изменений, которые будут в таком случае опубликованы в особой брошюре, за языком будет закреплена окончательная, постоянная форма. Если бы кому-либо эти поправки казались недостаточными, тот не должен забывать, что язык и впоследствии не будет замкнут для всевозможных улучшений, с тою только разницей, что тогда право изменять будет принадлежать уже не мне, а авторитетной, общепризнанной академии этого языка. Трудно создать интернациональный язык и ввести его в употребление, вот почему на это нужно теперь обратить главное внимание; а раз язык уже принялся и введён во всеобщее употребление, тогда постоянная авторитетная академия может в случае надобности легко, постепенно и незаметно вводить всевозможные необходимые улучшения, хотя бы ей пришлось со временем изменить язык до неузнаваемости. Поэтому я позволяю себе просить тех читателей, которые были бы почему-либо недовольны моим языком, присылать протесты вместо обещаний только в том случае, если бы они имели для этого причины серьёзные, если бы они нашли в языке стороны вредные, не дающиеся впоследствии изменить.