Паллас, который не скупится обзывать татар вредными лентяями, не скупится вместе с тем передавать и такие подробности их хозяйства, которые делают наивными до странности его собственные отзывы. Так оказывается, что у татар разводились все решительно сорта хлебов и другие растения, которые мы разводим теперь в Крыму, а именно: пшеница озимая (давала семь-десять и редко сам-двадцать), пшеница яровая, арнаутка, рожь яровая, ячмень озимый и яровой (двурядный), овес, маис, просо двух сортов; бухарское просо (род сорго), горох, лен, табак; из овощей — арбузы, дыни, тыквы разных сортов, кабачки, огурцы, баклажаны, топинамбуры, капуста, лук, чеснок, порей, репа, сельдерей, петрушка, морковь, свекла и проч. Описав разведение этих растений, Паллас выражает сожаленье, что татары не разводят кунжут, шафран, марену, хлопчатник и даже сахарный тростник. Действительно, жалко, но мы должны прибавить, что и в последующие 80 лет ни русские, ни немцы не сумели удовлетворить этим требованиям слишком требовательного знаменитого натуралиста. Виноградарством занимались во всех долинах от Алушты до Феодосии, то есть в Узенях, Кутлаке, Капсихоре, Токлуке, Козах, Судаке, Таракташе, Отузах и проч., сверх того, по рекам Альме, Каче, Бельбеку и, по-видимому, еще в других местах. Одни Судакская и Козская долины давали в год до 30000 ведер отличного вина, которое Паллас считает наравне с венгерским. Татарам были известны различные способы посадки лоз и облагорожения винограда искусною прививкою. Паллас вычисляет 35 различных сортов винограда, разводимых и отличаемых татарами, и прибавляет, что многие еще ему неизвестны. Между сортами этими находится душистый мускат и другие, досель наиболее распространенные сорта. Про плодовые сады татар Паллас говорит, что они ему напоминают сады немецких крестьян.
"Горные татары", пишет он, "обрабатывают свои сады, поливают их, чистят, унаваживают; они очень искусны в искусстве прививки, и ничто не может превзойти способ, употребляемый около Бахчисарая, где прививают прямо к корню, на одну четверть глубже поверхности земли, что не только дает совершенно здоровый ствол, но впоследствии дает еще корни самому прививку и обеспечивает: этим долголетие дерев". Породы крымских груш, по словам Палласа, были чрезвычайно многочисленны и вкусны; он только для примера называет 14 более замечательных сортов. Породы яблонь были также разнообразны, и синап, составляющий теперь главный предмет яб¬лочной торговли Крыма, у татар играл ту же роль. Затем в татарских садах разводились три прекрасных сорта айвы, разные сорта слив, вишен, черешен; персики, абрикосы, миндаль и фиги Паллас не хвалит и находит их плоды почти полудикими; но ими и теперь не тщеславится Крым. То же говорит он о гранате и маслине, но и их судьба не изменилась до сего времени. Орехи грецкие, стоившие до рубля тысяча, фундуки, простые орехи лещины, три сорта тутового древа с очень вкусными ягодами, кизиль садовая, мушмула, рябина с большою грушевидною ягодою, хурма, каркас, также с съедобными плодами, в одном месте даже сладкий каштан — вот из чего состояли татарские сады. Кажется, они не побоялись бы соперничества с настоящими садами Крыма. Количество скота, бывшего прежде в Крыму, по-видимому, значительно превосходило настоящее количество его. Паллас говорит, что когда в 1769 г. закупили у крымских татар 1000 верблюдов для армии, воевавшей в Персии, то уменьшения числа этих животных решительно не было заметно, а между тем, цена порядочного верблюда доходила тогда до 150 рублей. В степях воспитывалось множество лошадей; мурзаки имели значительные косяки, "хорошо содержимые"; средняя цена лошади была 30–60 рублей. "Всякая степная деревня владела многочисленными стадами рогатого и мелкого скота". Овец было три породы, и они давали значительный доход не только шерстью, но и смушками. Одних серых смушек продавалось в Польше свыше 30000 и до 60000 черных. Шкурка стоила от трех рублей и выше. Козы разводились в огромном множестве в горах и давали большой доход своими ценными шкурками, употреблявшимися на сафьян. Продавали также много заячьих шку¬рок (до 20000). Всякая домашняя и дикая птица водилась во множестве, чего теперь далеко нельзя сказать о Крыме. Даже павлин и лебедь плодились чрезвычайно легко.
Соль составляла издавна важную отрасль народного богатства Крыма; разрабатываемы были не только те озера, в которых сосредоточена теперь наша соляная промышленность, но и другие, теперь почти оставленные; и по знакомым нам путям, точно также как теперь, суда и обозы чумаков увозили в окрестные страны массы соли. В 1788 г. крымские озера доставили около полутора миллионов пудов соли, а в 1790 г. до 2 миллионов 300 тысяч.
Из этих немногих данных, во всяком случае, ясно, что состояние Крыма во времена татарского владычества отстояло вовсе не так далеко от современного его состояния, и мы, русские, во всяком случае, возьмем грех на душу, если вместе с Палласом и другими голосами, менее его образованными и более корыстными, вздумаем относиться с презрением ко всему, сделанному до нас. Наша собственная доля в развитии благосостояния Крыма окажется слишком ничтожною, если результат сравнить с периодом времени нашего владения, который, по масштабу новейшей истории, равняется многим прежним столетиям. Вопрос о народной пользе должен быть решаем с самою бесцеремонною логичностью и искренностью. Мы привыкли слишком дешево веровать в справедливость многих недоказанных положений, из какого-то предубеждения в их мнимой неизбежности. Мы, русские, европейцы, полонили татарина. Христианская цивилизация покорила мусульманского варвара. Одного этого факта достаточно, чтобы мы уверовали в спасительность нашей власти для татарина, в ниспослании на его главу из всероссийского рога изобилия всевозможных даров счастья. Однако взглянем делу прямо в глаза и, положив руку на сердце, скажем откровенно, действительно ли дали мы крымскому татарину лучшую жизнь.
Перечислим некоторые факты. Чтобы приобщить Крым к пользованию теми благами христианской цивилизации, которыми мы сами пользовались, нужно было, прежде всего, покорить его. Это покорение совершилось в несколько весьма решительных приемов. В 1736 г. граф Миних, пригнавший 100000-ную армию татар и самого хана Каплан-Гирея из Перекопской крепости, так аккуратно занялся чисткою Крыма, что Бахчисарай и другие плавные города, по уходе Миниха, обратились в кучу развалин, а степи совершенно опустели. В 1737 г., другой русский фельдмаршал, граф Ласси, прошелся тоже по всему Крыму, но зашел с других ворот, через Геничи по Арабатской стрелке. Когда хан Менгли-Гирей думал его запереть и уничтожить на этой узкой косе, заняв Арабатскую крепость, находчивый фельдмаршал сделал себе плоты из бочек и повозок своих и преспокойно переправился через Сиваш в степи по Карасу. Перебив войска Менгли-Гирея и взяв приступом его окопы, граф Ласси, с тою же немецкою отчетливостью, занялся опустошением степей и разорением городов. Он сжег 1000 деревень, уцелевших от рук Миниха по той только причине, что ни были в стороне от его пути. Удачная работа разлакомила знаменитого фельдмаршала, и на следующий год (1738) он опять отправился походом в Крым уже не через Геничи, а прямо через Сиваш, обмелевший от западных ветров. Но поход оказался невозможным по той простой причине, что в Крыму ничего не осталось после походов 1736 и 1737 гг. и войско не находило себе никаких средств к прокормлению, вопреки гениальному афоризму великого военного гения: война питает войну. Конечно, и нам, русским, эта трехлетняя война обошлась не даром: она стоила нам, сверх многих миллионов денег, 100000 храбрых солдат, не считая разорения пограничных областей татарскими набегами. В 1771 г. князь Василий Долгорукий, обелиск которого украшает ныне площадь города Симферополя, вновь взял приступом и разорил города: Перекоп, Арабат, Кафу, Керчь, Еникале, Балаклаву, Козлов (Евпатория), Бадбек и Тамань. После этого татарам, казалось, можно было успокоиться: им дали в ханы Шагин-Гирея, который все делал, чтобы примириться с европейскою и христианскою цивилизациею: отдал России некоторые крепости, езди в карете, ел сидя, наряжал свою гвардию в европейское платье и даже конфузился собственной своей магометанской брады, коей концы прятал обыкновенно под широкий галстук. Конечно, при таком любезничанье с европейскою цивилизацией полезно было переселиться из Бахчисарая в приморскую Кафу под защиту русского войска. Однако татары не разделили вкусов своего хана относительно брады и уступки крепостей гяурам. Они выбрали другого хана, а Шагину пришлось бежать. Из Керчи идет русское войско убеждать потомков Чингиза в достоинствах цивилизованного хана. 7000 татар изрублены близ Бахчисарая. Бахчисарай, Кафа опять взяты, опять сожжены. Большая часть жителей Кафы избита за измену. Другое татарское войско, вместе с новым Селим-ханом, побито у Балаклавы.
