Замысел создать такого рода работу возник в конце 2004-го года. Но одновременно с этим у нас появилось смутное, на уровне интуиции, ощущение, что наступил некий важный момент в истории современной России… Что меняется "агрегатное состояние" социума. Возникло впечатление, что все мы как бы плаваем в растворе, в котором вот-вот начнется процесс кристаллизации. Именно в этой точке истории — в точке бифуркации — важно было что-то сделать. И стало понятно, что надо срочно писать работу не для узкого круга единомышленников и друзей журнала, а работу, обращенную ко всему обществу.
Во введении к нашей "Русской доктрине" мы написали: пусть наш труд всколыхнет множество умов, и появится пара десятков подобных проектов, которые начнут конкурировать между собой, главное, чтобы мы сдвинулись с мертвой точки, главное, чтобы от абстрактного поиска русской идеи, которым мы занимались в меру своих сил и возможностей в течение всего этого Смутного времени, мы пришли к формулированию идей практического, инструментального плана.
При этом понятно, что эти идеи упираются на некий фундамент, на систему взглядов, на мировоззрение, на традиции, на понимание текущего момента и задач, но тем не менее, они направлены уже практически.
"ЗАВТРА". Не боитесь, Андрей Борисович, прослыть "доктринером"?
А.К. Нет, вы знаете, не боюсь… Название "доктрина" для нашей работы — не случайно. Речь идет не о поиске абстрактной русской идеи или некоей русской идеологии. Доктринальность предполагает, что мы должны в императивной форме сформулировать цели движения, определить технологии достижения целей и обозначить конкретные пути развития. Концепт, понятие — это одно. А доктрина предполагает развернутые положения. И эта развернутость дошла в некоторых главах нашей книги до уровня рабочих чертежей, до деталей. Так что "доктринерство" — это не уход в абстракцию, а ровно противоположенное…
"ЗАВТРА". Насколько нам известно, над "Русской доктриной" работал очень широкий круг авторов. По какому принципу строилась работа?
А.К. Журнал наш выходил до февраля 2005-го года. Потом закончились средства у наших инвесторов. 1 марта фонду удалось найти скромные средства на написание и издание книги "Русская доктрина", которая стала, несомненно, продолжением линии журнала. Фундаментальная работа была завершена через семь месяцев, что само по себе уникально, если учесть тот результат, который мы получили. Уверен, если бы не было соизволения свыше, то никакого качественного труда не получилось бы.
Чего удалось добиться? При том, что около семидесяти авторов и экспертов приняли участие в написании Доктрины, удалось максимально синтезировать их идеи. Мысль одного перетекает в мысль другого. Таким образом, у каждой главки имеется несколько авторов. Чудесным образом наш труд не распался на отдельные части — это не сборник статей, но целостный документ, который большинство наших авторов принимают, считают своим детищем.
Конечно, проще было написать подобный труд небольшой группой исследователей. Проще было бы договориться об общих базовых ценностях. Но мы принципиально стремились, чтобы работа эта была соборной, общественной. Чтобы она соответствовала не взглядам конкретных персонажей, но отвечала чаяньям всего общества. Задача была вовлечь в работу как можно большее количество авторов с разными мировоззренческими установками. Поэтому среди авторов есть люди с радикально левыми воззрениями: есть русские коммунисты, есть монархисты, есть православные философы. Мы создали интеллектуальное движение, в котором объединились усилия самых разных людей.
Вспомним: все многочисленные попытки объединить патриотическую общественность, к сожалению, заканчивались провалом и раздором. Причиной тому была концентрация на деталях, фиксация на разъединяющих моментах. То, что получилось у нас, это несомненно чудо, и плюс к тому доказательство того, что такое объединение в принципе возможно. Опыт нашей работы показал также, что общество может нащупать консенсусное поле. По большому счету в этом есть глубинный философский смысл нашей работы: примирение нас со своей историей. Бесконечное, изнурительное вычеркивание того или иного периода истории — это, несомненно, болезнь. Воссоединение истории — это не что иное, как преодоление болезни.
"ЗАВТРА". Какие же, собственно, идеи оказались базовыми, стержневыми для авторов "Русской доктрины"? К чему вы пришли?
А.К. Мы пришли, например, к тому, что дальнейшее развитие России не может строиться с белого листа. Мы для того заняты "воссоединением истории", чтобы найти опору в прошлом ради будущего. Ведь самыми эффективными являются новации, наложенные на традицию. Причем наложенные не искусственно, но органично произрастающие из традиции.
Давайте посмотрим на самые эффективные опыты модернизации в ХХ веке. Это, например, Япония. Ведь если взглянуть на корпоративную структуру Японии, политическую ее структуру, то мы увидим, по сути, вполне укорененные и знакомые по истории принципы строительства жизни и управления. Выясняется, что ментальные характеристики японского народа таковы, что для них естественным является правило о пожизненном найме, нигде, кстати, в законе незакрепленное, о корпоративной солидарности, о патриотизме, который каждый испытывает по отношению к той корпорации, в которую приходит. Переход из одной компании в другую там воспринимается как акт предательства. Более того, такой переход так воспринимается не только в той корпорации, из которой сотрудник уходит, но в той, в которую он приходит… Это то, что нельзя по кальке воспроизвести в других обществах, в другом народе. В данном случае речь идет о доминантных характеристиках японской цивилизации, которые обеспечили экономическое преимущество Японии перед другими странами. В конце 80-х вообще казалось, что Япония опережает весь мир и в сфере экономики, и во всех остальных сферах. По большому счету все модернизационные модели опираются на традицию. Программа де Голля, немецкая программа Людвига Эрхарда. У немцев, кстати, тоже особое отношении к корпорации. Поэтому-то примирение труда и капитала было заложено в основу реформ Эрхарда. Этим принципом немцы не готовы поступиться и сейчас, когда там происходит либерализация и на них давит структура Евросоюза.
Говоря о нашей стране в ХХ веке, можно констатировать: коммунистический период не был единым. Первоначально большевизм строился на отрицании ценностей исторической России, но стратегия Иосифа Сталина явилась реакцией на эту политику. Сталин пытался соединить коммунистическую модернизацию с тысячелетними традициями. И вовсе не из утилитарных задач снимались такие фильмы, как "Александр Невский", "Нахимов", "Варяг". Это была целостная культурно-политическая программа, в результате которой Россия обрела вторую по мощи индустрию в мире и вернулась в свои естественные границы.
"ЗАВТРА". На ваш взгляд, что самое важное для России сегодня?
А.К. Мы живем в очень сложном мире, где каждое государство, каждая нация отстаивают свое право на существование, борется за место под солнцем. Россия всегда играла особую роль в мировой истории, и это не страна типа Дании, которая оказывает минимальное влияние на ход сегодняшней планетарной политики. Россия — это страна ключевая во всех смыслах. Поэтому вернуть себе статус лидера в мировой глобальной системе — это одна из идеологических, политических, культурных и экономических задач. И это не просто задача — это судьба России. Мы не может отказаться. Если мы отказываемся от этой миссии, то мы не просто становимся микроорганизмами — мы превращаемся в пыль. Просто перестаем быть.
И второе. Наше чувство справедливости — это одновременно и возмездие, и вознаграждение. В этом и есть русская правда — народная мечта. Эту мечту топтали двадцать лет, издевались над ней как могли. Но не убили! Поэтому стремление к справедливости является императивным требованием для восстановления нации. В противном случае нация распадется и сожрет сама себя. Справедливость — среда обитания народной души.
"ЗАВТРА". То есть "Империя плюс Справедливость!" Или "Империя Справедливости?"
А.К. Когда мы говорим, что Россия всегда стремится к определенной роли, являет собой великий пример и выполняет определенную миссию в течение всей своей истории, — это не значит, что она стремится к мировому господству. Даже в сталинский период никому в голову не приходила мысль, что Россия должна господствовать над всеми странами и народами. Речь всегда шла о лидерстве только в духовном плане.
На протяжении всей своей истории Россия действует в мировой политике, как некий последний барьер на пути господства мирового зла. В "Русской доктрине" эта мысль обозначена весьма четко. Речь идет о том, что Россия выполняет миссию Удерживающего.
