…И вот я живо представляю себе картину «Перед сражением».
Утро.
Свежий колючий ветер гонит волны седого ковыля. Сомкнули ряды конники, тесно стали отряды скифской пехоты.
Пектораль из Царского кургана. Деталь.
Ждут сигнала…
Вот-вот начнется страшная битва с жестоким и сильным врагом.
И вдруг… сквозь ряды скифов проскочил заяц. Воины тут же бросились за ним.
Немая тишина утренней степи взорвалась от веселых криков погони. Дарий спросил, что это за шум у неприятеля.
Узнав правду, царь сказал: эти люди глубоко презирают нас, и мне теперь ясно — мы правильно рассуждали о скифских дарах (лягушка, мышь и пр.).
Я сам вижу, в каком положении наши дела…
И персы отступили с поля боя, оставив раненых и скот.
Вечером полки ушли, а оставленные разожгли костры, скот ревел, и этим они обманули скифов…
Однако вскоре ложь была раскрыта, и отряды скифов помчались коротким путем к переправе через Истр — Дунай, чтобы отрезать путь к отступлению Дария.
Они застали у реки ионян и… неразрушенную переправу.
Скифов предали.
Тогда они стали стыдить лжецов.
Ведь те поклялись сломать переправу.
И снова, получив клятвы и заверения в верности, скифы удалились на поиски войск Дария, а ионяне еще раз солгали.
Они разрушили лишь часть моста у скифского берега.
На длину полета стрелы…
И стали ждать…
Ночь.
Тишина. В непроглядном мраке катит свои воды Истр. Войска Дария, изможденные бегством, застыли на берегу.
Ужас объял их. Моста не было.
Переправа была разрушена.
Позади земля скифов. Голод и ужас неизвестности. Впереди желанная цель.
Но моста нет…
Зажгли факелы, и кровавые языки заплясали на воде.
Великий Дарий приказал найти египтянина, обладавшего зычным голосом.
«Зови ионянина Гистиея», — повелел царь.
Несметные полчища застыли…
Египтянин подошел к самой воде. Черная влага мерцала у его ног. Жуткая тишина ползла по берегу. Ни шороха, ни звука.
Пантера. Бляха.
«Гистией, Гистией, Гистией!» — трижды проревел египтянин и без сил упал на песок.
«Гистией, Гистией!» — прокатилось по Истру и замерло вдали.
«Гистией!» — ответило коварное эхо… И вновь молчание…
И вдруг, как в сказке, из ночной мглы показались корабли.
Плыл Гистией, чтобы помочь перевозу войска и наведению моста.
Дарий и его войска были спасены от верной гибели.
Правда, история не всегда прощает предательство. Вскоре расторопный ионянин Гистией был убит персами…
Может быть, не стоило тревожить страницы летописи Геродота, если бы они не давали нам такой полной картины того времени, в котором причудливо сплетались жестокие реалии и романтика легенд и сказок.
Чего стоит эта история с дарами-загадками скифов или простодушный по своей достоверности факт с охотой на зайца, сыгравшего такую роль!
Я на миг представляю себе эти многотысячные полки скифов, сверкающие золотыми украшениями, колчанами-горитами, бляхами, насечками…
Так оживают экспонаты стендов выставки.
Так становится понятной чудесная пектораль.
Собака гонит зайца.
Лев и пантера, разрывающие кабана.
И многое другое…
Есть еще одна неоценимая черта строк истории Геродота. Они рождают поток ассоциаций во времени значительно более близком.
Эти фальшивые клятвы и нарушенные договора.
Трусость и подлость. Храбрость и честь.
Все это будто описано не века и века назад, а совсем недавно…
Но вернемся еще раз к нашим скифским экспонатам, дающим такую пищу для раздумий и преподносящим истинную радость познания.
Пектораль… Я вслушиваюсь, вглядываюсь в это чудо пластики… Летит высоко в небе птица. Что-то напевает веселый скиф. Сосет вымя матери теленок. Ржет молодая кобылица, кормит жеребенка. Доит корову скиф. Спит коза… И снова летит птица.
Поток жизни… Будни, пахнущие полынным горьким ветром, кострами, молоком, потом.
Пектораль — незамкнутый круг.
На миг остановился бег бытия… И снова вьются цветы, щебечут птицы, стрекочут кузнечики…
Двое скифов. О чем они так увлеченно беседуют?
Рядом битва коней с грифонами. Они раздирают своими страшными когтями нежную плоть. Горячую, живую. Не символизирует ли это битву скифов с врагами?..
Рядом пантера и лев убивают дикого кабана.
Художник дает полный простор зрителю.
Думай. Обобщай…
Искусство Древней Греции внесло свою красоту в первозданный мир скифов, и от этого соединения античной мудрости с буйной и простодушной фантазией детей степи родилось нечто небывалое, оригинальное, художественное…
Казалось, в этой золотой пекторали использован привычный декор античности, но какой новый аромат, какую новую окраску лиричности обретают эти заученные завитки и орнаменты под талантливой рукой мастера!
Как странны и в то же время чудесны неожиданные сочетания совершенно полярных сюжетов в рамках одной композиции. Этот контраст мирного жанра со страшной картиной кровавых схваток возможен лишь в творчестве новом, своеобычном. И, безусловно, сложность сплетения фигур, их ракурсы говорят о высочайшем уровне мастерства.
Греческая античность…
Ее влияние на детей степей было довольно сильно.
Но скифы строго охраняли свой образ жизни.
Они покупали греческие изделия и заказывали художникам, мастерам многие предметы домашнего обихода.
Украшали оружие и боевые доспехи.
Но скифы жестоко наказывали своих людей, изменивших обычаям и законам. Так они сохраняли самобытность и цельность своего народа.
Греки и скифы…
Скифы, греки и славяне?
Являются ли скифы нашими предками? На этот вопрос ответить крайне сложно.
Такой большой поэт, как Блок, мог утвердительно сказать:
«Да, скифы — мы!»
Но это не аксиома. Это всего лишь поэтический домысел.
Но что достоверно — скифы жили на нашей земле, они оставили нам любовь к песням, к быстрой езде, к тому размаху, который поражает в русском характере.
Умение выжидать, упорство в достижении цели, веселость нрава, храбрость…
Где-то мы стоим на пороге истины.
Но фундаментальная наука должна иметь достойные доказательства.
Многое уже сделано, но многое еще надо совершить.
Такова правда.
Существуют фантастические догадки о том, что герой греческих мифов Ахиллес — славянин. Но оставим споры об этом специалистам-историкам, как ни заманчиво сказать «да!».
Витрины… витрины…
Бронзовый переносный потемневший котел. Бронзовые тяжелые наконечники стрел, похожие на ультрасовременные формы супер реактивных самолетов или ракет…
Войлочные ковры, чепраки, крытые тканью, — все эти предметы показывают нам походный быт кочевников, связанный с постоянным движением.
Мир и война жили бок о бок в судьбе скифов.
Они не искали битв, но само время требовало защиты от набегов воинственных соседних племен, не давало ни минуты покоя…
В витрине — маленькие золотые украшения-бляшки.
Петру Первому преподнесли в подарок золотую бляшку — первую из найденных в земле Тобольской губернии.
Царь немедля повелел создать «сибирскую коллекцию» и собрать ее в Кунсткамере.
Так, по существу, было положено начало нашей отечественной археологии.
На черном бархате лежит золотая пантера.
Древняя ночь блестит в ее черном зрачке.
Зверь поджал могучие лапы.
Напрягся, как. пружина, тяжелый хвост бьет по крутым бокам хищника.
Амфора. Деталь.
Страшен оскал клыков.
Еще миг — и с диким рычанием пантера прыгнет и разорвет жертву…
Но что это? На гладкой поверхности золотой лопатки зверя темная ямка. Глубокая вмятина, как кратер лунного метеорита… В одно мгновение словно упала пелена веков, и я услышал пение стрелы, летящей из огненной гущи битвы.
До меня долетел острый визжащий звук удара металла о металл.
Но стрела упала, не пронзив щита, на котором когда-то возлежала могучая пантера, и воин-скиф был спасен… Такова строка ненаписанной истории…
Пантера перед прыжком — образ, любимый скифами. Они видели в этом изображении что-то близкое своей судьбе — судьбе кочевника, вечно напряженного, ждущего в любой миг опасности, а может, и гибели, и готового к отпору, к битве. Скифам было не занимать храбрости.
… Может быть, олень, этот гордый круторогий зверь, собрав в клубок свои могучие мышцы, прижав к спине рога, летит в прыжке, спасаясь от пантеры… Я не знаю. Хотя возможно, что оленя сейчас догонит стрела охотника и он падет, взрывая землю… Все это было давно.
Но одно ясно сегодня. Ни одно фото, ни одна кинокамера не может дать такой символики стремительности, полета, ужаса смерти, заложенного в широко раскрытых глазах, состояния страшной опасности, битвы за жизнь.
