Правда, следует оговориться, что исследователями подчас руководил не столько чисто оккультный интерес, сколько желание найти подтверждение прочно овладевших умами современников слухов о том, что именно Бэкон был автором пьес, которые он выпускал под псевдонимом Уильям Шекспир.
Столь безудержное смешение оккультизма, элементов криптографии и литературоведческих исследований привело к тому, что реальная личность Бэкона едва ли не полностью растворилась в «бэконовском мифе», где желаемое выдается за действительное.
Но что же в действительности послужило тем первоначальным ядром, вокруг которого впоследствии сложился этот миф?
Хорошо известно, что Бэкон в течение всей жизни живо интересовался так называемой естественной, или экспериментальной, магией, к которой он относил такие «царственные» науки, как алхимия и астрология, причем решительно выступал против всяческого шарлатанства в этой сфере. По мнению Бэкона, истинные наука и мистический опыт не имеют ничего общего с подменой или обманом. Напротив, он ратовал, по выражению А. Ф. Лосева, за «точное эмпирическое исследование реальных вещей нашего реального опыта», то есть за магию научно-техническую, добивающуюся так называемых «чудес» научно-техническим путем. Эти принципы и их формы он изложил в своих трудах: «О великом восстановлении наук» и «Нравственные и политические опыты», где объявляет науку, в особенности науку прикладную, эмпирическую, законной наследницей и преемницей архаической магии, которая, дескать, к тому времени уже выработала свой внутренний ресурс и теперь должна передать эстафету новым формам познания скрытых свойств Природы.
Познав тайные законы материи, считает Бэкон, и, прежде всего, великую загадку взаимопревращения и взаимопроникновения веществ, человек способен достичь высшего, поистине божественного могущества и начать творить новые законы, которые коренным образом изменят его среду обитания, приведя ее в соответствие с высокими запросами «царя природы». Поэтому вместо типичных для мистической литературы восхвалений могущества и благ Всевышнего мы находим у Бэкона многочисленные и весьма подробно описанные «чудеса» технического прогресса, предвосхищающие многие изобретения далекого (если отталкиваться от времени жизни философа) будущего: самолеты, рентген, метеорологию и многое другое. Именно поэтому А. Ф. Лосев находит уместным говорить в данной связи о «технике XXI века», имея под этим в виду некий особый вид материализма, то есть материализм магический и мистический, нацеленный в первую очередь на обнаружение, говоря словами самого Бэкона, «знаков Создателя на Его созданиях, запечатленных и закрепленных в материи посредством истинных и тончайших средств». По мысли Ф. Бэкона, если и можно добиться такого обнаружения, то не путем отвлеченного схоластического богословия, а путем прикладного, экспериментального исследования, свободного от любых предрассудков и предвзятостей.
Поскольку в одиночку справиться со столь грандиозным замыслом вряд ли кому под силу, то Бэкон указывает в связи с этим на необходимость создания неких организованных обществ, члены которых активно поддерживали бы друг друга в своих начинаниях. «Воистину, — пишет он, — подобно тому, как сама Природа творит братство в семьях, так же и в процессе познания не может не сложиться братство на основе знаний и нравственности, восходящее к тому особому отцовству, что приписывают Богу, называя Его Отцом Просветления, или Света».
Эти слова не оставляют сомнении в том, на какое именно «братство» намекает автор: содружество адептов «естественной магии», в рамках которого научно-культурное «просветительство» органически дополнялось бы просветленностью божественным духом, то есть эзотерическим Гнозисом. По мысли Бэкона, такое сообщество «научных магов» явилось бы главной опорой и движущей силой духовно-научного прогресса, имеющего конечной целью расширение творческих возможностей человека до степени богоподобия.
С другой стороны, в дальнейшем Бэкон нигде не развивает и не конкретизирует эту тему «братства просвещенных». Более того, он даже высказывает (причем неоднократно) критические замечания в адрес некоторых видных представителей ренессансного оккультизма, включая самого Парацельса. Видимо, это объясняется только одним: необходимостью маскировки своих взглядов, ибо, занимая высокое официальное положение и постоянно находясь в центре завистливого внимания со стороны многочисленных соперников, он в противном случае рисковал прослыть «еретиком», а главное — утратить расположение Якова I, панически боявшегося всего сверхъестественного и даже сочинившего обширное руководство по изобличению ведьм. В силу принципа noblesse oblige (лат. «происхождение обязывает») лорд-канцлер пытался придать своим рассуждениям о «восстановлении наук» возможно более традиционный и невинный вид, и это удалось ему настолько, что с толку был сбит не только король Яков, но и современные исследователи.
Как бы там ни было, своей цели философ достиг: он сумел, не вызывая подозрений и нареканий, обеспечить себе «прикрытие» для реализации своих излюбленных идей и далеко идущих планов. Несомненно, что представление о Фрэнсисе Бэконе как великом конспираторе и криптографе имело своим истоком именно подобную двойственность и исходило от круга лиц, хорошо осведомленных о закулисных сторонах жизни политика. И, возможно, мы так никогда ни о чем и не узнали бы, если бы наследники философа, разбирая после смерти его архив, не наткнулись на манускрипт с текстом «Новой Атлантиды», своего рода современной версии знаменитого платоновского мифа. Собственно, следуя своей излюбленной идее о природе как чудесной книге, написанной Творцом «живыми» письменами, Бэкон постоянно питал глубокий интерес к символическому языку и толкованию древних мифов и преданий, в которых, как он не без основания полагал, заключена в иносказательной форме тайная мудрость тысячелетий.
Так, в небольшом, но весьма любопытном с этой точки зрения трактате «О мудрости древних» он дал оригинальную интерпретацию 28 ключевых образов античной мифологии, отождествляя каждый на них с каким-либо метафизическим принципом, или архетипом. Например, Орфей — архетип «универсальной философии». Протей — архетип материи. Пан — архетип мира природы. Прометен олицетворяет синтез науки и магии и тому подобное.
Что касается «Новой Атлантиды», то здесь платоновскую аллегорию Бэкон ко всему прочему «скрестил» с каббалой и более чем прозрачной розенкрейцеровской символикой. В центре повествования — обосновавшееся на уединенном и недоступном острове посреди океана (символ тайной мудрости, укрытой от взоров простых смертных) сообщество магов и мудрецов, перенявших свою мудрость от библейского царя Соломона, в память о котором главный центр этого сообщества именуется Бенсалем, то есть «дом Соломона». Это сообщество одновременно соединяет в себе и прошлое, поскольку его адепты искушены во всех формах древней магии, и будущее, поскольку оно основано на сугубо технократических принципах. Да и образ жизни, который ведут адепты ордена Бенсалема, знающие обо всем, что происходит во внешнем мире, но не ведомые никому за пределами острова, словно списан с устава какой-нибудь древней мистической секты вроде пифагорейской.
Так, им предписывается блюсти высочайшее целомудрие, а плотское общение допускается только в целях продолжения рода. (Здесь, несомненно, сказалась рациональная ненависть Бэкона к плотскому размножению, под влиянием которой он, кстати сказать, стал убежденным гомосексуалистом.)
Подробные описания внешнего вида и предметов убранства ритуальных помещений в доме Соломона тоже основаны на скрытых ассоциациях с розенкрейцеровской легендой и хитроумных символических ходах, причем основные атрибуты убранства — астральные знаки и инструменты типа угольника, циркуля и т. п. — стали в дальнейшем основными символами масонских лож. Очевидно, что описанное общество — не что иное, как реализовавшаяся розенкрейцеровская утопия: его члены осуществили «великое восстановление наук» и в результате вернулись к состоянию Адама до грехопадения — ведь именно так Фрэнсис Бэкон и авторы «розенкрейцеровских манифестов» представляли себе конечную цель духовной эволюции человечества.
Завершая этот краткий очерк о выдающемся «розенкрейцере» своего времени, нельзя не сказать о том, что «Новая Атлантида» стала основой не только всех технократических утопий нового времени, но и теории о пресловутом «жидомасонском заговоре», этой своеобразной формы воинствующего материализма. Как говорит один из персонажей «Атлантиды» (проводник по Бенсалему), мудрый еврей по имени Яабин (это имя составлено из названий двух священных колонн при библейском храме Соломона — Иакин и Боаз), обитатели острова ведут свой род от «колена Авраамова», а «нынешние законы Бенсалема происходят от тайных законов, начертанных Моисеем в каббале». Эти слова служат ярким доказательством того, что Фрэнсис Бэкон действительно был одним из самых проницательных и эрудированных людей своего времени!
