У досчатого причала
Я колечко потеряла.
Потеряла, бедная,
Где с милым распрощалася.
Мечта моя заветная
С осокой повенчалася…
Обрадованный первым успехом и подстрекаемый жаждой тщеславия, я засел за сочинительство, считая его творческим процессом и не понимая, что это разные вещи. Сочинял долго и упорно, исписав большую стопку листов. Свои творения с большим волнением я отнес, по совету друзей, в редакцию журнала «Дон» известному городскому критику. Он наугад просмотрел стихи и сказал, после некоторого молчания: «Неплохо, похоже на Смелякова…» Что в этих стихах было похожего, не знаю, но до профессионала Смелякова мне было, конечно же, далеко. Услышав просьбу зайти в редакцию через две недели, я почувствовал, что первая попытка издать свои стихотворения официально, кажется, потерпела фиаско.
Поэзия сильно сблизила меня с двумя филологами, которые приняли новоиспеченного поэта в свою компанию, как равноправного друга. Мы часто встречались по вечерам у них на квартире. Я слушал стихи, которые они читали, и чувствовал, что эти люди стали более близки мне, чем все, кого я знал до сих пор. С критиком-филологом мы сдружились, он до слез трогал меня чтением на память стихов Есенина, которого очень любил. Через вечность посылаю ему свою дружескую улыбку и сочувственную молитву! Жаль, что на этом жизненном распутье мы не заметили кроткого Христа, о Котором писал Есенин, и буквально кричал в наши глухие уши и сердца Достоевский. Не заметив протянутую руку Бога, мы потеряли тогда возможность опомниться от своих многочисленных заблуждений…
Как ни искал я утешения в поэзии и как ни пытался найти в ней смысл своей жизни, эти попытки не принесли никакого успеха, потому что душа, для которой лишенное смысла существование становилось омерзительным, не смогла найти для себя опоры в поэтическом творчестве, и об этом я горько рыдал на квартире у поэта, пытаясь пересказать ему всю боль, измучившую мою душу. В это время я сильно увлекся творчеством Бунина, возможно созвучным с той болью искореженных жизней, которые мучились и страдали в его произведениях.
Те, кто отворачивается от Бога, мечтая идти без Него прямыми путями, куда могут прийти? В самые бездны богооставленности, куда ведут кривые пути, истоптанные безчисленным множеством таких же отчаявшихся, как и я сам. Часто зло привлекает ослепленную им душу не своей мерзостью, а личиной тщеславия перед другими, и успех в мерзости зла – жалкая награда за потерю чистоты души.
Кто не замечает ограждающей и спасающей Твоей, Боже, благодати, зачастую, по невежеству своему, исполняется презрения даже к голосу своей совести. По глупой гордости он надменно попирает совесть, но, выйдя на «просторы» беззакония, быстро погибает, не имея в себе Защитника и Покровителя. Тот, кто удаляется от Тебя, Господи, падает безконечно, подобно камню, падающему в пустоту. Он гаснет, не имея в себе Твоего огня, подобно тлеющему и чадящему углю, и перестает отражать Твой свет, подобно развеваемому ветром пеплу. Но приближающийся к Твоему сиянию сам становится светом, подобно солнечному лучу, возвращающемуся к своему источнику. Боже, услышь меня в пустыне жизни моей и отпусти грехи мои! Ныне отказываюсь навеки от всяких догадок и домыслов о Тебе, дабы научиться видеть и созерцать Тебя только лишь в свете Твоей истины.
АРМИЯ И ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ
И вновь Ты, Боже, Спаситель мой, отвел меня от врат смерти, именуемых юностью. В премудрости Своей Ты решил исцелить расслабленность моей греховной воли строгостью новой жизни и армейской дисциплины, в которые Ты вверг меня и которые мне предстояло отведать сполна. Если бы не армейские годы, вряд ли мне пришлось бы еще любоваться прекрасным миром Твоим, Господи, созданным для любящих Тебя душ, а не для таких заблудших как я, все время уклоняющегося от прямых путей Твоих. В армии Ты премудро открыл мне настоящие отношения между людьми, указав верные критерии мужской дружбы и взаимопомощи, приведя к скромным, но богатым душою преданным служителям Твоим, которые и есть истинная соль земли.
Только теперь мне стали намного яснее нерушимые вовеки святые заповеди Твои, Боже, подвергший меня суровой закалке, чтобы смог я усвоить их в той мере, в какой Ты открыл их моему сердцу. На своем собственном опыте пришлось познавать, что критерий любви к ближнему – это отречение от себя и искреннее служение, основанное на полном самопожертвовании, а критерий любви к Богу – отречение от мира и самоотверженное служение святой воле Его, до полного забвения себя в Божественной любви. Предел любви к ближнему – готовность отдать свою жизнь ради спасения его во Христе, предел любви к Богу – готовность всецело соединиться с Ним во Святом Духе.
Не мог я, одурманенный юностью своей, уразуметь добровольно пути Твои, Господи, поэтому милосердие Твое, имеющее в запасе суровые школы для исправления таких своевольников как я, пригнуло мою упрямую выю под тяжелую, но благую десницу Твою армейской
