невидима и неподвластна догадкам слепой эгоистичной разумности, ибо по сути своей глубоко духовна, а мы знаем, что «Дух есть Бог».
Холод смел последние листья с кленов и буков и оставил краснеть до заморозков лишь яркие гроздья калины и рябины. По вершинам гор забелел снег, потом его снежная граница стала опускаться все ниже. Наконец она подступила к самой келье, и в воздухе замелькали первые снежинки. В этот период меня удивляли взрывы мин в горах, которые расставили минеры на главных тропах во время войны. Подрывались ли на них звери или незадачливые диверсанты? Или же их придавливал снег? Оставалось только догадываться. Постепенно снег завалил все подходы к поляне, и даже сама поляна превратилась в один большой пушистый сугроб, по которому метались длинные языки декабрьской метели.
Научившись поддерживать ровный жар в печи гнилушками, я понемногу стал приходить в себя и начал забывать о летней суете. При виде обильных снегопадов душа успокоилась, избавившись от опасения нежданных гостей. Молитва все больше преобладала в дневном и ночном распорядке, но искушения не заставили себя ждать. Перетаскивая тяжелые мокрые сучья поближе к келье, чтобы потом распилить их и расколоть клиньями, я, по-видимому, чрезмерно понадеялся на свои силы. Внизу живота, справа, появилась боль, отдававшая во всю ногу. Особенно ощутимой становилась боль когда я молился, стоя перед иконами. Желая успокоить болезненный приступ, я начал больше сидеть на топчане, опершись спиной о стену. Даже помазание священным маслом от лампады преподобного Сергия не приносило заметного улучшения.
«Неужели у меня аппендицит?» Этот страшный помысел пронзил меня с головы до ног. Дыхание смерти, казалось, проникло в мое сердце. Всевозможные жуткие картины страшной кончины в лесной келье заполнили мой трепещущий ум. Я принялся отбиваться от них молитвой, но по ночам, когда я засыпал от усталости, страх умереть в лесу не покидал меня.
Отчаявшись справиться с нарастающим страхом смерти, я решил предать себя на волю Божию и умереть достойно – с молитвой и упованием на милость Христову, как подобает монаху. Несмотря на непрекращающиеся боли, я продолжал с верой втирать в больное место масло от преподобного Сергия, сказав самому себе, что до последнего мгновения не отступлю от веры в милосердие Божие. Так прошло еще недели две, тогда мне вспомнилось, что я совершенно забыл о своем страхе помереть от аппендицита и о болях в животе. Незаметное действие благодати изумило меня своей простотой и тихостью целебного прикосновения – поистине «милующая тихость» Бога: просто и незаметно эти боли исчезли, как будто все мои переживания являлись каким-то мимолетным сновидением.
Между тем зима разворачивалась во всем своем великолепии. Сверкающий мириадами солнечных бликов зимний лес сиял в окошках кельи фантастическими декорациями. Лунные морозные ночи мерцанием снежных искр прогоняли всякий сон. Время от времени я служил водосвятные молебны и кропил келью. Хотя борьба за ночное бдение не ослабевала, она приняла совершенно иной характер. Поставив высокий пень, я усаживался на него с четками в руках, высовывал голову в маленькое окошко на морозный воздух, как советовал отец Тихон, и без устали предавался Иисусовой молитве. Завораживающая своим великолепием ночь торжественно плыла над кельей, сменяя созвездие за созвездием. Потрясенный красотой ночной молитвы, я жалел время, впустую потраченное на сон и нелепые сновидения.
Именно тогда ночная молитва открылась мне как безмолвная беседа со всем Божественным мирозданием, с безконечно любимым и родным Христом. В душе прочно утвердилось понимание того, что этот молитвенный опыт навечно стал моим достоянием. И если еще будут безчисленные падения и поражения, моя душа всегда будет помнить ни с чем несравнимую красоту молитвенного бдения и неуклонно станет стремиться упрочить и закрепить свое молитвенное открытие.
С тех пор ночь стала для меня особым молитвенным таинством, неизмеримо превосходящим все земные восторги и утешения.
Ночные бдения далеко отогнали дремоту и вялость и превратили каждую ночь в духовный день сладкой молитвы и слезного покаяния. Слезы безостановочно текли из глаз при одном воспоминании имени Иисуса, молитва лилась легко, словно сокровенная мелодия души. Я молился неустанно, не разделяя сутки на день и ночь, уже не связывая ее ни с какой погодой, с ее снегопадами, с метельным завыванием или кротким сиянием месяца и Млечного пути над головой. Тогда мое молитвенное правило составляло восемнадцать часов в сутки, шесть часов я оставил на отдых и сон, с перерывом на обед, заготовку дров и выпечку лепешек.
Прошло и отпелось радостное Рождество. Молитва поглотила все мое внимание и время. И в этот период в коренном зубе появилась сильная боль, мгновенно возвратившая меня в мир скорби и болезни. День ото дня пульсирующая боль становилась все сильнее. Изнемогая, я попробовал выдернуть больной зуб пассатижами. Но как ни пытался я захватить этот зуб железными концами пассатижей, они срывались с зуба, повреждая десну. Несмотря на все свои отчаянные усилия, я только отломил себе кусочек больного зуба. В один из таких моментов борьбы с больным зубом мне вспомнился совет из церковного календаря, что при зубной боли нужно обращаться к священномученику Антипе. Обессилевший от болезненных приступов, я опустился среди ночи на колени и обратился ко святому с просьбой о помощи. Затем положил голову на пол и, утомленный болью, неожиданно заснул.
Проснулся я от ночной тишины, наполненной удивительным покоем. Дрова прогорели, и печь начала остывать. Звезды висели в окне, глядя в келью сквозь плексиглас. Что-то новое в этой ночи заставило меня прислушаться: за окном было тихо. Тогда я обратил внимание внутрь себя и с радостью обнаружил, что больше не чувствую никакой боли – она исчезла полностью. Боже, как сладко было молиться Тебе в те далекие Святки, как слезно благодарило сердце мое Тебя, Боже, за
