и грудь от избытка непередаваемого счастья. В память об этой ночи я написал стихотворение.* * *
Ярчайший Сириус взошел
Наискосок
Окна.
И вместе с ним он пересек
Мою судьбу.
До дна
Ее он высветил, и был я
Как в бреду,
И изнемог
Без сна,
Когда ярчайший Сириус
Взошел
Мне на беду
Наискосок окна.
Но с каждым часом
Ночи той
Я прозревал
И ввысь и вдаль.
Судьба отмечена звездой,
Ее мне дал февраль.
И ею сердце зажжено
И жжет уста.
Об этом знает лишь оно
И та звезда.
Червь, питающийся землею, знает, что он – земля и живет в земле, как рыбы знают, что их обитель – вода и рождены они водою. И лишь человек, родившийся в мир из Божественных недр, не ведает, что живет, движется и существует в Боге и что Бог – его вечная обитель. Забыв Создателя своего, человек, увы, стяжал лишь горестную обитель – два метра земли, да и та не его, а Божия. Слишком близок Ты, Боже, к созданиям Своим, оттого и не видят они Тебя, ибо слепота их духа страшнее слепоты телесной. Ты смиряешься пред ними, служа им, и вот – возгордились они, презрев Твое небесное смирение. Господи, Ты славен во хвале, в почитании ангельском и человеческом, но несравненно превыше всего безпредельная красота любви Твоей, когда хулят Тебя и поносят отвергшие Тебя и Ты кротко терпишь их, милосердно питая, одевая и заботясь о них, как о неразумных и заблудших Своих детях.
ДЕЙСТВИЯ НЕПРЕСТАННОЙ МОЛИТВЫ
Боже мой, как тщетны были мои поиски, когда я искал Тебя вовне, тщетно переворачивая всю землю и потрясая Вселенную, ибо все эти творения оказались туманом, плывущим над океаном вечности. Господи, как прекрасна немота души от невозможности выразить непостижимость Твою и как ужасен лживый шум из уст земных теоретиков и выдумщиков. Раздробил человек ум свой и не может собрать его, безумствуя в безсмыленных домыслах. И лишь тот, кто может воедино собрать ум свой, очистив его от грязи помыслов и сделав его лучом света, видит вначале неизреченно истинное лицо свое в глубинах души своей и затем, по дару благодати, созерцает неописуемый любящий отеческий Лик Твой, Всеведущий Боже, днем и ночью зрящий на дела и поступки неразумных чад Своих. Когда в сердце нет скверны, оно очищает собой все, что находится рядом с ним. Когда в сердце нет тьмы, оно освещает своим светом и себя, и все окружающее.
В таком безпрерывном молитвенном горении прошел почти месяц. За окном зашумели и засвистели февральские вьюги, предвещая приход марта, а с ним долгожданного тепла и неистощимой нам радости весны. Постепенно, день за днем и ночь за ночью, привыкая к новому состоянию души, я осторожно попробовал прикоснуться внутри к этому непрестанно пульсирующему молитвенному роднику, чтобы немного определить, как мне обращаться с присутствием самодвижной молитвы в моем сердце. Если я осторожно останавливался на одном слове «Иисусе», молитвенный родничок в сердце начинал биться в такт со словом «Иисусе, Иисусе, Иисусе…» А когда я останавливался вниманием на словах «Господи» или «Помилуй мя», эта удивительная молитвенная энергия нежно и мягко возвращалась к полной молитве «Господи Иисусе Христе, помилуй мя». Когда сердце желало помолиться о здравии близких людей, поминаемых мною, молитва сама включала в себя память обо всех этих людях. Если я начинал поминать усопших, самодвижное действие молитвы включало в себя памятование всех, кого я помнил и знал.
Теперь литургия, вместе с непрестанной молитвой, изменилась полностью: таинство богослужения стало живым и словно наполнялось новой жизнью. Стоя на коленях и обнимая маленькую чашу с Кровью Христовой, я подолгу умолкал у престола, слушая, как молитва возносит свои тихие небесные
