Тоталитарная же секта происходит от слова тотальный, то есть всеобъемлющий, я бы даже сказал, всепоглощающий. Именно такую власть над своими членами, точнее сказать — «адептами», стремятся приобрести лидеры тех религиозных организаций, которые мы называем «тоталитарными сектами». Причем не просто власть над религиозной стороной жизни человека, но и над всем его существом: сознанием, поведением, имуществом, телом и душою.
А уж для получения такой власти над людьми лидеры «тоталитарных» сект сознательно идут на ложь, подтасовку, психологическое и физическое насилие над своими адептами, используя при этом самые различные способы воздействия, включая оккультизм и современные научно-психологические разработки вроде нейролингвистического программирования или промывания мозгов, порой даже просто гипноз.
Прошедший такую массированную — тотальную — обработку адепт становится безвольным, бессознательным рабом своего руководителя, источником обогащения, удовлетворения его властных амбиций или сексуальных вожделений. Причем адепт все время должен быть уверен в «святости» своего лидера и его праве совершать с самим адептом все вышеупомянутое.
— Да ну! Просто ужас какой-то вы, батюшка, рассказали, — поежился Анатолий, — неужели такое может твориться в православном монастыре?
— К сожалению, не только может, но и реально творится, — вздохнул Флавиан, — эту общину уже и православным монастырем называть-то просто кощунственно. Ведь что такое, по определению, православный монастырь? Это семья, соединенная евангельской любовью ко Христу и друг к другу, во главе которой стоит пастырь и наставник, сам эту Божественную любовь стяжавший и своих чад духовных этой любви обучающий!
А во главе Б-ского монастыря стоит одержимый самомнением и властолюбием старый священник. Бредовые раскольничьи измышления он противопоставил учению Церкви, обманом и запугиванием удерживает в подчинении своих одураченных и безвольных послушниц, вынуждает их распространять его «старческие откровения» об Антихристе и последних временах в среде многочисленных паломников этой древней исторической обители.
А если кто-то пытается от его духовной тирании освободиться, на того сразу падают проклятия, анафемы и наказания, вплоть до заключения в холодный подвал с крысами на хлеб и воду для «покаяния». Кто пытается остатки здравого смысла сохранить, сбегают. К нам на приход уже несколько таких беглянок каяться прибегали, много рассказали интересного...
На твой вопрос, почему сейчас такое оскудение настоящего благодатного старчества, что тебе сказать? Мне повезло, я еще нескольких настоящих старцев застал при их жизни, даже пообщаться счастье имел. С батюшкой Николаем на острове, со старцами Гавриилом и Селафиилом в Троицкой лавре, с несколькими в Печорах... У одного из них и спрашивал то же самое: отчего благодатных старцев сейчас так мало?
— И что он вам ответил? — не выдержал Анатолий.
— Старцев, сказал он, сейчас нет, есть только старики! А старцев нет, потому что нет послушников истинных, готовых своей воли отречься и волю Божью из уст старца принимать. Перевелись послушники, не дает Господь и старчества, больно себялюбивыми стали люди, даже церковные...
— Грустно как-то! — вздохнул Анатолий. — А я-то думал, что, может быть, хоть на Афоне настоящего старца увижу!
— Да, может, и увидишь, — утешил его Флавиан, — если на то воля Божья есть! Ты помолись так: «Господи! Если есть на то Твоя святая воля, сподоби меня встретиться с благодатным старцем!» Сказано в Евангелии: «просите, и дано будет». Если человек чего-то духовно правильного и для себя душеспасительного искренне хочет и у Бога просит — обязательно дает ему Господь! Проси, если считаешь, что для спасения души тебе встреча со старцем нужна, проси без сомнения...
— А и попрошу, батюшка, — решился Анатолий, — вот возьму и помолюсь, как вы сказали!
— Пришли! — прервал беседу грубый я. — Ксиропотам!
Перед нами поднялись стены монастыря.
ГЛАВА 5. Янис
Путь от Ксиропотама к Дафни, в отличие от пути к Ксиропотаму от Пантелеимона, шел все время под гору, спускаясь к побережью, причем по широкой, бетонированной не по-советски, автомобильной дороге, соединяющей Дафни и Кариес. Под гору идти было легче, но...
Весь путь по открытой дороге был основательно прожжен полдневным средиземноморским солнцем, а это, знаете ли, в июле ближе к пятидесяти по Цельсию! Даже я со своей поджарой комплекцией был близок к расплавлению, а уж что доводилось претерпевать «широкоформатному» Флавиану, страшно было и представить! Даже надоедливый Анатолий перестал мучить батюшку своими расспросами.
Слава Богу, хоть не так далеко было идти, не более полутора-двух километров! Но все равно, когда мы вошли на территорию порта, я всерьез боялся, не хватанул бы батюшку опять инфаркт или инсульт, выглядел он плоховато.
Орлиным взором углядев среди немногочисленных зданий на набережной небольшую таверну, я твердой рукой направил к ней наш отряд и, затащив Флавиана в глубь помещения, быстро усадил его на свободное место в углу. Затем кинулся к сидящему за столиком неподалеку седовато-курчавому греку, комплекцией почти не уступающему Флавиану, одетому в светло-голубую широкую футболку с лакостовским крокодильчиком на кармане и поношенные спортивные брюки с вытянутыми коленками. С солидностью, явно выдающей в нем хозяина заведения, он что-то вычислял на калькуляторе, делая пометки в лежащем перед ним блокноте.
— Please! Water! Как это по-гречески... Металлико неро! — вспомнил я изучавшийся мною в самолете словарь-разговорник.
— Вы можете говорить по-русски! — подняв голову, сверкнул веселыми глазами солидный грек. — Димитрий! — Он повернулся к стоящему за стойкой невысокому сухощавому парню. — Дай батюшке большую бутылку воды из холодильника!
— Без газа! — уточнил я.
— Пожалуйста, — также по-русски ответил Димитрий, доставая из холодильника большую запотевшую бутылку минеральной воды, — вот, стаканы возьмите! С вас один евро.
«Везде наши!» — отметил я про себя, доставая из кармана портмоне.
— Вы русские? — поинтересовался я у хозяина, напоив Флавиана и убедившись, что он, вероятно, все-таки выживет после нашего марш-броска под палящим солнцем.
— Почему русские? Мы греки, понтийские греки! Просто жили раньше в Советском Союзе, потому и говорим по-русски! — ответил мне он.
— А! Вы, наверное, тоже из Грузии! — вспомнив о Марии, предположил я.
— Почему из Грузии? — возмутился из-за стойки Димитрий. — Почему все считают, что все понтийские греки приехали из Грузии?
— Ну, — смутился я. — Мария на набережной, водитель Григорий, они из Грузии...
— Янис из Казахстана. — Димитрий показал рукой на хозяина заведения. — А я из Краснодарского края России! Но мы все — понтийские греки!
— Простите-извините, — поднял я руки, — я думал, что слово «понтийские» означает какой-то район в Грузии, где живут греки!
— Понтийские — значит морские, точнее, приморские, живущие около моря, — раздался голос Флавиана. — Изначально так называли греков, живущих в городах-колониях на побережье Черного моря, по-гречески — Понта Эвксинского. А уж с побережья Черного моря они и расселились по всей территории бывшей Российской империи, впоследствии ставшей СССР.
— Это правильно, батюшка все правильно говорит! — закивал Янис.
— А то все заладили — Грузия, Грузия, — да я там и не был никогда! — удовлетворенно проворчал Димитрий.
— Вы не жалеете, что переехали сюда, в Грецию, — снова поинтересовался я, — все-таки жизнь пришлось начинать сначала, в новых условиях?
— Конечно не жалею! — удивился вопросу Янис. — Здесь хорошая жизнь, у меня бизнес хороший!
— Вы имеете в виду эту таверну? — уточнил я.
— Почему только таверну? — рассмеялся он. — У меня здесь маленькая гостиница есть, два катера скоростных как такси ходят! Надо будет по морю быстро куда-нибудь доплыть, обращайтесь! Звоните, и Янис вас из любого места на Афоне куда надо доставит!
