Джеймс Редфилд - Тайна Шамбалы

Работая над книгами «Селестинские пророчества» и «Десятое пророчество», я ощущал полную убежденность в том, что культура человечества развивается путем по следовательно сменяющих друг друга пророчеств и откровений в жизни и в духовной сфере, пророчеств, которые можно описать и документально зафиксировать. И последующий ход событий только углубил во мне это убеждение. Мы все больше и больше осознаем, что за внешними явлениями жизни совершается некий духовный процесс. Благодаря этому мы преодолеваем чисто материалистическую картину мира, которая сводит жизнь к борьбе за выживание, поддерживает религию, ограничивающуюся воскресной службой, и использует всевозможные игрушки и развлечения для преодоления страха перед жизнью.

Ми же хотим, чтобы жизнь была исполнена мистических совпадений и внезапных интуитивных прозрений, указывающих нам верный путь по эту сторону бытия, подталкивая к конкретным фактам информации и опыта, словно некто ведет нас по пути, предначертанному судьбой. Такая жизнь во многом напоминает своего рода детективную историю, ключи к разгадке которой нам приносят пророчества, следующие одно за другим.

Мы сознаем, что нас ожидает реальный опыт переживания Божественного внутри нас самих, и если мы обретаем связь с ним, наша жизнь исполняется ясности и интуиции. Мы начинаем воспринимать откровения о нашем предназначении, о той миссии, которую мы можем и должны исполнить, если сумеем отказаться от негативных привычек и установок, будем относиться к людям исходя из определенных этических норм и будем следовать велениям сердца.

Поистине благодаря Десятому пророчеству эта перспектива расширяется еще больше, включая в себя всю полноту явлений истории и культуры. Достигнув определенного уровня, мы все начинаем сознавать, что сошли с неких небесных высей в это земное измерение для того, чтобы исполнить свое особое предназначение: постепенно, поколение за поколением, создать на этой планете чисто духовную культуру.

Но как только мы проникнемся пониманием этого пророчества, вселяющего в нас новые силы, нам открывается новое, Одиннадцатое, пророчество. Наши мысли и надежды, воплощенные в снах и мечтах, становятся реальностью. В самом деле я убежден в том, что мы наконец-то находимся как бы на грани осознания того, что наши интеллектуальные устремления и замыслы, молитвы и даже сокровенные мечтания и порывы оказывают непосредственное влияние не только на наш собственный успех в жизни, но и на успехи окружающих.

Эта книга, основанная как на моем собственном опыте, так и на событиях в жизни окружающих, представляет собой своего рода иллюстрацию к следующему этапу развития сознания. Я убежден, что это пророчество уже начинает воплощаться в жизнь, становясь предметом тысяч и тысяч бесед на духовные темы, тянущихся далеко за полночь, и скрываясь за вспышками ненависти и страха, которые все еще присущи нашей эпохе. И нашей единственной задачей в жизни, как и прежде, остается жить согласно своим представлениям, стремясь обрести… и распространить слово истины.

Джеймс Редфилд — лето 1999

Телефон резко зазвонил. Я растерянно взглянул на него. Не хватало еще, чтобы мне помешали, и когда же — именно теперь! Я пытался прогнать эту мысль из сознания, любуясь из окна раскидистыми деревьями и полевыми цветами в надежде забыться, затеряться в потоке красок и крон вокруг моего тихого домика.

Телефон зазвонил опять, и я мысленно попытался представить себе, как выглядит человек, которому позарез нужно переговорить со мной. Я быстро поднял трубку и произнес:

— Алло.

— Это Билл, — услышал я весьма фамильярный голос. Билл был завзятым агрономом, он помогал мне ухаживать за моим садом. Он жил на склоне холма в нескольких сотнях ярдов от меня.

— Послушай, Билл, можно, я перезвоню тебе чуть позже? — проговорил я. — Я сейчас занят, и времени у меня в обрез.

— А разве ты не встретил мою дочь Натали? Неужели не встретил?

— Что-что? Молчание.

— Алло, Билл?!

— Послушай, — наконец ответил он, — моя дочь хотела поговорить с тобой. Мне кажется, это может оказаться немаловажным. Не знаю уж каким образом и откуда, но она, видимо, неплохо осведомлена о твоей работе. Она говорит, что располагает небезынтересной информацией о том самом месте, которым ты сейчас интересуешься. Это ведь где-то на севере Тибета, не так ли? Она утверждает, что тамошние жители обладают весьма важными сведениями.

— Прости, а сколько ей лет? — спросил я.

Билл на другом конце провода смущенно кашлянул.

— Ей всего четырнадцать, но в последнее время она часто высказывает на редкость интересные мысли. Она хотела бы побеседовать с тобой сегодня после обеда, перед тем как отправиться на футбол. Ну как, договорились?

Я начал было отказываться, но тут в моем сознании возник и принял ясные очертания один давний образ, Мне представилось, что я разговариваю с молодой дедушкой-подростком возле родника, бьющего неподалеку от ее дома.

— Что ж, ладно, — отвечал я. — Часа в два, хорошо?

— Отлично. Договорились, — отозвался Билл. Как-то на прогулке я заметил у северного края долины контуры нового домика. Да их тут, пожалуй, не меньше сорока, — подумал я. — Все они выросли здесь за последние два года». Я понимаю, что словами не передать всего очарования и красоты этой дивной, напоминающей зеленую чашу долины, но меня почему-то не слишком опечалила перспектива, что долину могут перерезать дороги и живописные пейзажи здешних мест будут безвозвратно утрачены. Мы жили на окраине национального лесопарка, примерно в десяти милях от ближайшего городка: слишком далеко для большинства горожан. Семья, владевшая окрестными землями, распродавала участки под дома на окраинах долины, и это, казалось, почти не нарушало девственной прелести этих мест. Дома имели невысокие крыши и уютно прятались за соснами и пиниями, макушки которых четко рисовались на фоне неба.

Что меня действительно беспокоило — так это явная тяга к замкнутости, которую проявляли мои соседи. Большинство из них, насколько я могу судить были по характеру отшельниками, отказавшимися от намерения сделать карьеру в различных профессиях и нашедшими здесь для себя превосходную природную кишу, что позволяло им работать по индивидуальному графику или выступать в роли консультантов, то есть пользоваться достаточной свободой для того, чтобы иметь возможность жить в этой глуши.

Однако было у всех нас и нечто общее, а именно — неисправимый идеализм и потребность подкреплять свои профессиональные дела «инъекциями» духовных прозрений — в лучших традициях Десятого пророчества. И тем не менее практически все обитатели этой долины жили замкнуто, сосредоточив все внимание на различных сторонах деятельности, не придавая особого значения общению или потребности выработать некое общее видение реальности. Это в особенности касалось людей с различными религиозными убеждениями. По разным причинам долина привлекала людей, придерживающихся широкого спектра вероучений: буддизма, иудаизма, католической и протестантской ветвей христианства и, наконец, ислама. И хотя между представителями различных религиозных групп не возникало никакой вражды, не чувствовалось между ними и особой близости.

Недостаток общения вызывал у меня беспокойство еще и потому, что у наших немногочисленных детей наблюдались многие из проблем, характерных для обитателей пригородов: привычка проводить время в одиночестве, сидеть перед видео- и телеэкранами и придавать чрезмерное значение своим успехам и неудачам в школе. Я начал даже подозревать, что семья и общение с окружающими занимали в их жизни явно недостаточно места для того, чтобы отодвинуть эти мелкие проблемы на задний план и посмотреть на них трезвыми глазами.

Ближе к вершине дорожка заметно сужалась, и мне приходилось пробираться между двумя громадными валунами, нависавшими над крутым обрывом глубиной добрых двести футов. Немного позже до моего слуха донеслось отдаленное журчание родников Филипп-Спрингс, название которым дали звероловы, разбившие здесь небольшой лагерь еще в конце семнадцатого века. Струи воды по обомшелым каменным уступам стекали в небольшой — не более десяти футов в поперечнике— прудик, выкопанный кем-то в старину. Следующие поколения также оставили здесь свои следы, посадив у самого пруда яблони и обложив его каменными глыбами. Подойдя к самой воде, я набрал немного сверкающей влаги в пригоршни и, чуть наклонившись вперед, отбросил ногой прутик с тропинки. Прутик мелькнул над краем, соскользнул по скалам и исчез далеко внизу.