Столбы же предназначены не только для того, чтобы питать энергией купол, но также и затем, чтобы замкнуть силовой контур, создав единое энергетическое поле. Называются они биологически активными точками Земли. На одной из этих точек и расположен ваш скальный храм.
Именно поэтому сам храм и живущие в нём монахи обладают особой чудодейственной силой. Большинство же людей живет вне этих зон, и потому такой силой не обладает, а, встречаясь иногда с проявлениями этой силы, считает их чудом, так как многие люди живут по своим законам, которые далеки от совершенства.
Конечно, жизни таких людей являются индивидуальными путями развития. Но иногда это большинство в своих ошибках заходит так далеко, что начинает угрожать самому существованию жизни на планете.
Вот поэтому и нужны такие просветленные, как ты, которые смогли бы влиять на поведение людей, не позволяя им превратить в безрадостное существование эту прекрасную жизнь.
Теперь, надеюсь, ты понял, для чего я тебя позвало. Сейчас ты вернешься обратно, в свою келью, в которой, найдя центральную точку одного из столбов и расположившись точно в ее фокусе, почувствуешь, что имеешь возможность перемещаться вверх, к куполу.
Именно там ты поймешь, что он не только щит и фильтр Земли, но и хранилище всего того, что произошло с планетой. Это её меч, память времени… — голос прогремел уходящими раскатами и затух вдали.
Свет стал меркнуть, и я вновь оказался в своей пещере. Теперь, понимая, что должен делать, я сфокусировал свое сознание на поисках этого "места силы".
Мое внимание привлек самый большой грот, в котором находилось озерцо, образованное текущей подземной рекой. Поток выходил из-под одной скалы и исчезал под другой. В этом же месте, пряча под своей гладью текущую реку, лежало иссиня-черное неподвижное зеркало воды.
Невзирая на окружающую темноту, вода, казалось, освещалась изнутри восходящим световым потоком. Но самым поразительным было то, что на противоположной стене, на выступе, нависающим как раз над тем местом, где находилось выходное отверстие реки, светился небольшой огонек.
— Вот он, тот центральный луч, — понял я, и в тот же миг оказался перед этим свечением.
Казалось, меня подхватил легкий ветерок, восходящие потоки которого закрутили и стали плавно поднимать моё сознание вверх. Скорость движения, постепенно нарастая, внезапно усилилась, да так резко, что я потерял ориентацию. И тут же всё распалось. Передо мной опять был все тот же белый свет, но мое осознание происходящего уже шло автоматически, как бы само собой.
— Это экран, — подумал я, — на силовом поле которого можно проявлять голограмму любого времени.
И действительно, в какое только время ни забрасывала бы меня фантазия, экран всегда послушно раскрывал предо мной картины прошлых веков.
Эти путешествия были столь же интересны и захватывающи, как и мои переживания в космосе. Скорее, они были даже более интересны, так как я видел свой, родной мне мир. Здесь было что-то личное.
Постепенно насытившись хаотичным просмотром прошлого, я стал избирательно проявлять те фрагменты жизни, в которых происходили великие катастрофы и трагедии.
Что только мне не пришлось увидеть и пережить! Сколько раз я был свидетелем того, как все живое стояло на краю гибели! Но усилиями Посредников, в число которых теперь входил и я, жизнь вновь возвращалась в свое нормальное русло, так как удавалось донести до людей свет истины…
Закончив рассказывать, старик внимательно посмотрел на Стефана, как будто почувствовав возникший у того вопрос. И он не замедлил прозвучать.
— Но это же все в прошлом. Каким образом мое настоящее перехлестнулось с этими силами?
Старик еще раз внимательно глянул на Стефана и спросил:
— Неужели ты до сих пор не догадался? Ведь все, что я сейчас тебе рассказывал о прошлом, тогда было настоящим. И сейчас, в вашем двадцатом веке, возникают критические ситуации, способные разрастись в катастрофы мирового значения.
Одна из них — война, идущая здесь, на территории Вьетнама. Как ты уже понял, я занимаюсь тем, что стараюсь погасить пламя, питающее эту бойню.
— Да, да, — в тон ему сказал Стефан, — мы тоже сюда приехали из далекой России, чтобы помочь вьетнамскому народу победить агрессора.
— Нет, — усмехнулся старик, — это совсем не то, — и его глаза заволоклись дымкой грусти. — Вот вы все считаете именно так, думая, что бросая дрова в огонь, можно одновременно потушить его пламя. Ничего подобного — от этого костер горит лишь сильнее. И если так продолжать, то гореть он будет еще очень долго, поглощая своим пламенем все живое.
— Но тогда как же быть? Что делать? — задумался Стефан над необычной постановкой вопроса.
— Да, это непросто, — протянул старик.
И продолжил после некоторой паузы:
— Я думаю, что можно было бы перестать кормить огонь дровами, и тогда он сам бы стал угасать.
— Но как это сделать? Это же невозможно! — воскликнул Стефан. — Война — это не костер, а люди — не дрова.
— Нет, дрова, — вздохнул Старец. — К сожалению, самые настоящие дрова, которые очень быстро сгорают в этом чудовищном пламени, требующем для себя все новых и новых жертв. Ведь у вас есть такое выражение "пушечное мясо". Слыхал, наверное?
Стефан понуро опустил голову.
— Да, — согласился он, — наверное, это так. Но что же делать, как добиться того, чтобы зло не торжествовало?
— А что такое зло? — пристально взглянул на молодого человека старик. — Ты хочешь сказать, что из двух сторон, ведущих войну, одна хорошая, а другая — плохая? Одна творит зло, а другая — добро? Ничего подобного — они обе несут зло, потому что поддерживают войну.
Заметив растерянность своего собеседника, старик продолжал:
— Вот мы и занимаемся тем, что, не деля людей на плохих и хороших, стараемся снизить у обеих сторон общий фон агрессивности. Кое-что наметилось уже и в этой войне. Скоро враждующие стороны сядут за стол переговоров, и вопрос будет решен.
— А я? — воскликнул Стефан. — Почему я попал в поле вашего внимания?
— Дело в том, — отвечал Старец, — что, наблюдая и изучая проблему, мы обращаем внимание также и на мотивы, которыми руководствуются воины.
Многие солдаты были так называемыми наемниками, которые шли убивать за деньги. Были и такие, которых можно назвать авантюристами, любителями острых ощущений. Случалось наблюдать и стремящихся сделать карьеру на чужой крови. Были еще и политические фанатики. Их кажущаяся справедливость несла другим народам только несчастье и горе. Было и еще несколько разновидностей, но все они нас мало интересовали.
Наше самое пристальное внимание привлекали те люди, которые действовали бескорыстно, просто следуя нормальному человеческому порыву — прейти на помощь. Хотя (как я тебе объяснял ранее) это тоже ошибка, но все же сознания таких людей наиболее чисты, и мы стремились по мере возможности сохранить им жизнь.
Вот так и ты, — он еще раз взглянул на Стефана, — обратил на себя мое внимание, когда твое сознание дико закричало от страха перед смертью, осознав, что парашют не раскроется.
Я мгновенно отреагировал на твой крик о помощи — что, быть может, в какой-то степени, — Старец с хитрецой взглянул на Стефана, — согласуется с твоим откликом на зов трагедии, случившейся с вьетнамским народом.
— Так вот оно что! — и Стефан благодарно посмотрел на старика. — Значит то, что я сижу здесь, это Ваша заслуга?
— Ну, можно сказать и так, — ответил старик, — однако я не думаю, что это только заслуга. Это мой аванс доверия, который тебе придется отработать.
— Отработать? — удивленно воскликнул Стефан. — Но ведь у меня нет тела! Как же я буду работать?
— Не спеши, — Старец успокаивающе взмахнул рукой, — всему свое время. Я и позвал тебя сюда лишь затем, чтобы объяснить некоторые принципиальные вещи.
А после этого ты сам, используя личную силу (но, конечно, при моей поддержке), перейдешь в другое временное измерение, где и сможешь пройти, при помощи мудрых наставников, необходимое обучение и получить нужные знания.
За это время будет подлечено твое тело, и ты, вновь соединившись с ним, вернешься в свой мир. Вот там-то ты как раз и будешь развивать и открывать полученное тобой знание. По сути, для ищущих путь ты станешь проводником духовных, но таких необходимых в повседневности, принципов жизни.
Закончив говорить, Старец замолчал. Наступившая тишина как будто остановила время. Время Стефана. Время его прежней жизни…. И готовилась начать отсчет новой. В сознании летчика метался рой мыслей, но оно никак не могло до конца принять реальность происходящего.
— Не может быть, — твердила рассудочная часть, — так не бывает.
— Что же тогда это? — резонно спрашивала другая составляющая.
